Весь свет 1981 - Анатолий Владимирович Софронов

* * *

В фойе ресторана дамы отлучились, чтобы снова привести себя в порядок. Пан Конечный и Винца смущенно рассматривали друг друга.

— Может, нам лучше войти?

— Вы не хотите их подождать?

— Понимаете, — пан Конечный в растерянности озирался. Он держался как агент, обнаруженный на маскараде в доме своего смертельного врага. — Видите ли, у нас существует такой… такой, ну, вроде… уговор. Нет, скорей игра… Однако я как-то не чувствую себя вполне компетентным посвящать вас в наши домашние дела.

— Что ж, я смиряюсь.

Пан Конечный энергично встряхивал головой.

Они сели за столик, засунутый в самый дальний угол, и пан Конечный заказал две порции сухого вина.

— Лучше чего-нибудь горячего.

— Принесите бутылку… Или лучше две.

— Сначала одну, потом другую, да? — Официант говорил, словно держал во рту кусочки льда.

Винца не отважился ему перечить.

— У меня… всего… двадцать крон. — Пан Конечный покраснел.

Как ни странно, Винца тоже.

— Не стоит об этом говорить. Раз уж я свалился вам на голову, вы мои гости.

— О-о-о, — пан Конечный даже захлебнулся. — Это надо сказать жене.

Пани Конечная бурно дебатировала с Марией. Судя по тому, как она размахивала руками, говорили они о чем-то важном. Мария упрямо мотала головой. Они шли через пустую еще площадку для танцев, и обе выглядели очень эффектно. В красноватом полумраке, в одинаковых платьях, они шли как две сестры. Пани Конечная села с краю, у самой площадки. Мария, не обращая на нее внимания, прошла дальше, за столик, скрытый позади мраморной колонны.

Винца потянулся за стаканом.

Мария незаметно кивнула.

— Это… Это… Это явно вам. Ступайте, ступайте, Маруш вам все объяснит.

Маруш!!

Сперва Винца выпил вино. В городе он не всегда чувствовал себя в своей тарелке, сегодня же ему особенно было не по себе.

— Сядь скорее, чтоб я могла за тебя схватиться и не выпускать. — Такими словами встретила его Мария. — Не то опять удерешь.

— Чего мне удирать? Мне ведь хорошо.

— Понимаешь, это все мамины штучки. Раз в месяц они с папой ходят в ресторан и делают вид, будто незнакомы… Папа должен ухаживать за ней, как когда-то. Если это происходит дома, я изображаю мамину младшую сестру… Ты понимаешь в этом что-нибудь?

Винца понимал. Не знал только — смешно это или как?..

Пани Конечную вскоре обнаружил неотразимый седоватый франт; не раздумывая, он подсел к ней и еще задолго до полуночи дал волю своим рукам, предоставив им возможность выбирать, куда себя деть.

Пану Конечному на этот раз, по крайней мере, было что пить. Он сидел, уставясь на гудящий вентилятор. Весело играла музыка, и отважно декольтированная певица с удовольствием кланялась публике.

Вступительный билет стоил двадцать пять крон.

* * *

Винца лежал на диване в гостиной, закутавшись в покрывало так, что еле дышал. Мария легла с матерью рядом в спальне; мило надравшийся пан Конечный ушел куда-то через ванную и больше не появлялся. Непохоже было, что кто-нибудь еще, кроме Винцы, беспокоился о нем.

Непривычные ночные звуки в чужом доме.

Скрипнула кровать. Тишина. И голос пани Конечной:

— Я еще не сплю.

Винцу прошиб пот. Но вовсе не дышать он все-таки не мог.

Тишина. Скрип кровати. Тишина. Голос пани Конечной:

— Ты меня с ума сведешь!

Мария заплакала:

— Ну зачем ты так?!

— И это называется порядочный дом!

— Разве я хочу делать что-то дурное?

— Ради бога, не говори мне, что ты хочешь! Моя дочь!

— Мне уже двадцать!

— Именно поэтому надо иметь голову на плечах… Есть у него по крайней мере какие-то деньги? Среди этой неотесанной деревенщины встречаются богатые. И трудолюбивые. Во всяком случае, те, кого я знаю.

— Я ненавижу тебя!.. И убегу из дома!

Тихий плач. Громкий всхлип.

— Не трогай меня!!

Тишина.

Скрип кровати. Тишина.

Сверкнула белым открываемая дверь. Осторожные шаги.

Мария дрожала, плакала и вся была страшно горячая. Дверь осталась приоткрытой. Против светлого оконного пятна Винца увидел черный силуэт и низкую табуретку, перенесенную от зеркала ближе к двери. Черная тень с хрустом в коленях осторожно села.

— Не сердись, пожалуйста, на меня… Я тебе не все рассказывала… Я боялась… Я не виновата.

— Я тоже сказал тебе еще не все.

Они гладили друг друга и целовались и под конец совсем запутались — где чья рука и чья слеза.

Когда Винца снова взглянул на дверь, она была закрыта.

* * *

— Это ваш автомобиль? — спросила утром пани Конечная и, едва дождавшись ответа, убежала на работу.

Завтракали чем бог послал — чай и кусок хлеба, намазанный плавленым сыром.

Хлеб успел зачерстветь, видимо, еще неделю назад. Прошедшая ночь подкрасила лицо Марии. Посмуглевшие щеки, бархатные карие глаза, сухие усталые губы. Короткие черные волосы — им бы развеваться на ветру либо разметаться по белой подушке.

— Не хочешь выкупаться?

— Неплохо бы.

— Я первая. У меня глаза слипаются.

Дверь в ванную она не закрыла. По радио передавали сводку погоды.

Шумел душ, дышали жаром желтые плитки. Плеск воды, гладившей шелковистую кожу. Игра теней на белой стенке; в зеркале — головоломка разрезанной на кусочки фотографии. Выложенная ослепительно черным ониксом ванная на глазах изменяла свой облик…

Из белой пелены вышел вороной конь, вороной конь, пасущийся ранним утром на лугу, вороной — для поглаживания вытянутой ладонью, черный конь в катафалке.

— Что с тобой? — Мария стояла перед Винцей; мягкий белый халатик с короткими рукавами, не доходивший до коленей.

Винца встряхнулся и попробовал улыбнуться. Но едва уголки его губ очнулись от неподвижности, только что виденное им одним, скрытое от посторонних глаз, чуть не стало явным и для них: эти образы выпорхнули, заколдованные и обжигающие, соскользнули легонько, будто капли по молодым листочкам. И Винца продолжал улыбаться, страшась слов, которые сразу же выдали бы его. И он убежал в ванную, подставил лицо под маслянисто-желтую голову душа на хромированном стволе. Вода текла теплая и ласковая.

— Тебе неприятно из-за вчерашнего? — спросила Мария.

— У меня нет времени на вчерашнее.

— Тогда скажи, в чем дело… Не изводи…

— На меня порой находит что-то, и тогда я не знаю, как жить… Такие дела… Жизнь то чересчур щедра, то жадна и ненасытна.

— А какая она сейчас?

— Я сгибаюсь под тяжестью ее даров. — Винца закрыл горячую воду, а холодной прибавил. Ледники таяли прямо в трубах.

Из ванны он вышел с тем же выражением лица, но другой.

— Хочешь, я покажу тебе наш альбом с фотографиями? Какая я была маленькой и когда у меня менялись зубы… Есть там фото, где я голышом… Показать? — Мария настороженно