Весь свет 1981 - Анатолий Владимирович Софронов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Белое и черное.
Все существующие на свете цвета — и один-единственный цвет.
Цвета, немыслимые друг без друга, как ладони, как глаза, как два человека.
— Хорошо, что ты есть у меня. — Ничего другого он не придумал сказать. Он гладил ее и слышал ее дыхание. Снег не остужал, но и не таял. Он просто упал на землю легко и тихо.
— Лучше я покажу тебе наш садик, — сказала Мария погодя.
Они засмеялись.
— Зря стараешься. Я нашел бы садик и на тебе, и пригорки, и ложбинки, и истоки реки… Все… Весь мир.
Мария погрозила ему.
Садик оказался не больше двух маленьких вазонов. Городское чудо. Одна яблоня, два кустика клубники, две-три вытаращившиеся из земли редиски. Все равно это чудо: наклониться к земле и найти что-нибудь, чем можно жить.
— Это единственное нормальное место в нашем доме. — Мария села на траву. Для двоих там места не было. — Если мы когда-нибудь построим дом… Чего ты смеешься?
Винца пожал плечами:
— Я подумал — откуда эта уверенность, что наш дом будет непохож на дом, в котором мы родились?
— Наверное, она в нас самих… Одинаковы только нежилые дома.
Большой город в ложбине боялся показаться солнцу. Закутанный сероватой мглой, он походил на усталое лицо.
— Я поеду домой.
— Тебе здесь не нравится…
— Нет, не из-за этого.
— Я бы хотела поехать с тобой.
— Поехали.
— Нет, я приеду сама. А то будет хуже… Палатка и спальный мешок, как я и говорила.
— Лучше возьми вот это белое платье.
— Белое? В горы?
— Ты не поедешь в горы.
* * *
Старший Адамек морщил лоб, придирчиво осматривая бежевый капот, и ногтем большого пальца соскребывал налипших мошек.
— Что-то быстро ты воротился. Принимали тебя как полагается?
— Они приняли меня самым лучшим образом, на какой были способны.
В моторе сухо пощелкивало, пахло перегретым маслом. Из хлева в саду высовывал бородатую морду козел. Все как было.
Все как должно быть?
Иногда Винца задумывался — узнал бы он это место с завязанными глазами по звукам и запахам? Или его тяга возвращаться сюда просто стремление идти вообще куда-нибудь!
— Ничего себе путешествие, а?
— Пять часов. Аж спину ломит.
— Охота была так изматывать себя. У нас, что ли, красивых девчат не хватает?
— Хм… Я изматывал себя вовсе не ради красивой девчонки.
— Это что ж, некрасивая она, да?
— Нет, красивая. По-моему, красивая.
Адамек вздохнул с присвистом:
— Вот еще не хватало… Убогая, что ли, какая?
— Ты меня удивляешь.
— Ладно, ладно… В обед придет Людва Дворжачек. Мы уже кой о чем договорились. — Адамек сплюнул, сдвинул шапку на затылок.
Винца потер глаза.
— Лучше бы ты в это не вмешивался.
Адамек почесал заросшую грудь:
— Как не так! Это и мое дело, заруби себе!
— Не хочу я тут всем быть на посмешище.
— Я говорил тебе, что надо делать. А я помогу.
Адамкова поставила на стол курицу, тушенную в сметане, и тут же прикатился Людва Дворжачек, мокрый от пота и, как всегда, голодный. Под мышкой сверток в газете. Мать достала еще тарелку. Курицу в сметане можно есть и без вилки с ножом, но зрелище это не всегда приятно для других. Людва Дворжачек не видел себя со стороны и потому ел с огромным аппетитом.
— Вчера на генеральной у меня штаны лопнули. — Людва ткнул обсосанной косточкой в сверток, а затем и развернул его мизинцем. Красные облегающие штаны не просто лопнули сзади, они раздвоились сверху донизу. — Что делать?
— Посади заплатку.
— Заплатку! Моя тоже говорит: вставь клин. А где взять материи под цвет?!
— Можно поддеть красные трусы, — вмешался Винца. — Издали никто не заметит.
— А что! Красные трусы у меня найдутся, тренировочные, с лампасами. Сбоку штаны целые, лампасов не будет видно.
— Ты, главное, сильно не надувайся, — сказал Адамек.
— Само собой… — И Людва подлил себе еще половник соуса и положил кнедлик чуть поменьше средней дыньки.
После обеда Людва в общих чертах обрисовал, насколько ответственна работа зоотехника. Адамек напряженно слушал. Мать мыла посуду, а Винца думал о Марии.
— Ничего, за две недели много напортачить не успеешь, — великодушно заключил Людва.
Адамеку кровь ударила в голову.
— Будь спокоен, Винца постарается.
— В случае чего пошлю телеграмму, — сказал Винца.
Людва громко икнул.
* * *
Винца шел по проходу коровника. Адамек в пяти шагах позади. Винца остановился у загородки с телятами, отец внимательно смотрел под ноги коровам.
Чмокали пульсаторы дойных аппаратов, позвякивали цепи.
Адамек подбежал к сыну.
— Скажи им, — таинственно шепнул он, — скажи им, пусть как следует выдаивают, чтоб до конца. Особенно Дворжачкова. Она думает — ей все нипочем и никто ничего не посмеет сказать.
— Занимайся своим делом. Желоба вычистил?
— Полегче, полегче. Если на то пошло, мне тут вообще делать нечего. А ты старайся.
Из половинки Людвы Дворжачека вышло бы две его жены. Это, однако, не означало, что она позволяла игнорировать себя.
— Чего пялитесь? — набросилась она на Адамека. — Делать вам нечего?
— Ну, ну… Я вот только смотрю, что вы доите кой-как. Вымя-то хорошо теплой водой вымыли?
Ничего подобного пани Дворжачкова отродясь не выслушивала. Людва заговаривал с ней в самых крайних случаях, наперед зная: что бы он ни сказал, все будет невпопад.
— Вам-то что до этого? Что вы себе позволяете?
— Мне до этого такое дело, что мой сын тут зоотехник.
— Вот и пускай заботится о корме для коров и чтоб тут работали и языками попусту не трепали.
— Мы сами знаем, пани Дворжачкова, что нам делать. А если ты не знаешь, так мы тебе скажем!
— Гляньте-ка, это кто ж там голос подает?.. Адамек! И откуда что взялось — сразу ума полная сума!
— Небось не сразу! Я на тебя всю жизнь смотрю, пани Дворжачкова. Привыкла, что Людва рот раскрыть боится, когда тебя дело касается! Но нигде не записано, что Людве тут век вековать! Найдутся и получше его!
Винца был на другом конце коровника. За спиной мычали коровы, а перед ним были широко распахнутые двери. Он с усилием заставил себя повернуть назад. Маргита, Марика и Марта ничего не видели и не слышали, справедливо полагая, что иначе себе дороже обойдется: им уже не раз доставалось.
Пани Дворжачкова надрывалась что было сил:
— Ничего себе, подарочек нам подбросили!! Привязался к несчастной женщине!
— Подарочек — это Винца, что ли?
— Что один, что другой! Выжить меня хотите и Людву заодно!
— Займитесь своим делом! — Винца едва переводил дух.
Адамек вошел в раж:
— Не больно-то замахивайся на родного
