Король русалочьего моря - Т. К. Лоурелл

делам. И постарайтесь и дальше оставаться достойными звания учеников Трамонтаны. Потерять это достоинство из-за небрежности или глупости – вот это будет настоящий позор.

Теперь уже никто не улыбался, не выпячивал грудь и не краснел от радости. Исабель и сама вдруг ощутила что-то вроде тяжести, будто каждое слово ректора д’Эстаона было камнем, и все они падали ей на плечи, но сутулиться нельзя…

Ректор же, сделав паузу, окинул их еще одним взглядом серых, как свинец, глаз и вдруг нахмурился. В режущей слух тишине раздалось громкое жужжание и снова смолкло, на этом лоб д’Эстаона разгладился, и он снова улыбнулся.

– Но теперь вам надо освоиться, ведь Академия отныне ваш второй дом, а в доме надо устроиться как следует, не так ли? Поступим мы так, – он прижал указательный палец к губам, задумчиво постучал им, словно еще решая, куда их всех девать. – Вы сейчас вернетесь к той двери, через которую вошли… Не переживайте, в Лабиринт вы оттуда уже не попадете. Там вас встретят ученики старшего курса и проводят в Башню Воды, где в этом году вам предстоит жить.

– О да, – выдохнула рядом Алехандра, – сейчас бы ванну!

– Другое дело, что там вас ждет еще одно небольшое испытание, – сообщил ректор, прищурившись. – Сущие мелочи по сравнению с тем, что вам уже удалось пройти, поэтому я верю, что уж с этим препятствием на пути к еде и сну вы справитесь легко. Благо теперь вы вместе.

На лицах окружающих – волей-неволей многие при этих словах переглянулись, и Исабель решила, что беды не будет, если она сделает то же – отразился тот же сплав сомнения, готовности и беспокойства, который наполнял и ее.

– Что еще… Завтрашний день принадлежит вам, кроме, конечно, ужина, который все-таки в вашу честь, – улыбка ректора стала немного ироничной. – Так что постарайтесь его не пропустить. А теперь я желаю вам успеха и доброй ночи, господа… студенты.

И, развернувшись на каблуке, он снова, как тогда в атриуме, исчез.

Озадаченные этим действием, они все как один еще мгновение просто пялились туда, где только что стоял глава Академии. Наконец кто-то шевельнулся, кто-то потянул за рукав соседа, кто-то произнес первое слово, и двадцать два новоиспеченных студента пошли к той двери, откуда они так недавно победно появились.

– Нас двадцать один, – сказал Ксандер за ее спиной, будто прочитав мысли.

Она не обернулась, только кивнула: ей-то какое дело?

Но невольно стала пересчитывать, только быстро сбилась со счета и бросила это занятие.

Перешагнув порог, она, уже готовая, несмотря на уверения, увидеть былую комнатку, обнаружила белопесочную дорожку и аккуратно подстриженный газон. Ее спутники заоглядывались, кто-то даже наклонился потрогать траву. Исабель оглянулась тоже: позади была самая что ни на есть обычная дверь и изящное, все в причудливой готической резьбе, здание. Над головами шумели вполне обычные деревья, через которые вдали виднелись могучие стены гор. А впереди, с торжественной важностью ожидая их, стояли двое – молодой человек и девушка, и на груди у каждого сиял звездой тот самый камень, что и у всех новичков.

– Добро пожаловать, братья наши меньшие, – сказал наконец парень, завладев всеобщим вниманием.

– И сестры, – поправила его девушка, глаза у нее искрились таким же несколько снисходительным весельем; они переглянулись и перемигнулись.

– Следуйте за нами, – продолжил парень.

– Только не отставайте! А то тут недолго и заплутать.

И, больше ничего не говоря и только лукаво улыбаясь на просьбы об объяснениях, они пошли вперед, так что их подопечным ничего не оставалось, кроме как идти следом.

Так они пересекли центральную шестиугольную площадь и прошли сквозь платановую рощицу. При первом же виде полагавшегося новичкам жилища провожатые опять улыбнулись, оставив их и пожелав удачи. Впрочем, новички, уже увлеченно разглядывавшие доставшуюся им резиденцию, задерживать их не стали.

От одного взгляда на их новый дом Исабель поежилась.

Дело было даже не в том, что один его вид легко доказывал, что его создатели не только ничего не знали о земном тяготении, но и знать не хотели. Будто созданные из струй весенних ручьев и летних ливней, взмывали ввысь своды в сверкающей дымке брызг. Сам камень башенных стен был, казалось, полупрозрачным, как зеленоватый алебастр или неграненый аквамарин. Всюду в прихотливом узоре мелькали искусно выточенные рыбы, взлетали на гребнях каменных волн веселые ундины, поддерживая на тонких руках ажурные балконы, и причудливо, как водоросли, изгибались немыслимые лестницы. Над озером, окружавшим башню, как широкий ров, и полускрытым лотосами и склоненными ивами, парил на стройных арках легкий мост, на котором едва прошли бы плечом к плечу двое. И отовсюду, словно полотном вывешенных на праздник знамен, бесшумно и блистательно лилась вода.

Даже авзоны, дети лагун Средиземноморья, уставились на это видение с откровенным изумлением, а уж Исабель, рожденной в выжженных солнцем горах Иберии, и вовсе стало немного дурно. Огонь, всегда согревавший ее руки, притих настолько, что она даже озябла, вдруг осознав, что на землю опустились сентябрьские сумерки и воздух совсем не теплый. И это еще до того, как она увидела двери – точнее, то, что здесь ими служило. Там, где во всех нормальных домах можно было бы ожидать ворота, в этом сумасшедшем строении низвергался в зеленую воду рва водопад. И при одном виде его становилось ясно как день: любого, кто дерзнет подойти к нему по ажурному, но очень уж узкому и лишенному перил мосту, полускрытому дымкой брызг, он попросту смоет.

Еще одно испытание?

– Прелесть какая, – проговорил рядом негромкий голос.

Исабель покосилась: это была та самая белобрысая.

– Ничего себе, – едва не в унисон ей отозвалась давешняя вилланка Леонор Как-то Там, в который раз нервно погладив свою пентаграмму. – У вас тут что, на каждом шагу пытаются людей убить?

– Но мы же туда не пойдем, правда? – озабоченно спросила беспокойная авзонийка, подергав за рукав Джандоменико Фальера, изучавшего замок все с тем же своим прищуром, будто он обдумывал штурм.

– Не в лесу же спать, – резонно возразил он, стряхивая ее руку. – Что скажете, парни?

Парни всех мастей и национальностей на этот призыв только переглянулись – главным образом, как показалось Исабель, чтобы удостовериться в своем единодушии. Единодушие было полное, никому явно не хотелось идти первым, но и выглядеть трусом не согласился бы никто. Немного покидав друг другу эти взгляды, вызывающие и испытующие, они почти незаметно сбились каждый в свою кучку, убедившись не без удовольствия, что быть героем и первопроходцем не жаждал ни один.

Исабель почувствовала