Король русалочьего моря - Т. К. Лоурелл

стала вглядываться в другие группки в тенях колонн и во входящих. Вот прошагал мимо кудрявый гельвет… Так, если посчитать – она прищурилась – их было уже одиннадцать человек, не считая ее самой.

Двенадцать. А ректор сказал, всего будет двадцать два?

Она замерла, будто ноги обратились в свинец, и оглянулась еще раз, проверяя подсчет с растущим беспокойством: трое… одна… там еще пятеро… тут двое, нет – четверо, она ошиблась, и еще она, да этот вот идет, значит, пятнадцать!

Проклятье, что с ней такое?!

Она рванула воротник, чувствуя, как подкатывает удушье к горлу, и одновременно как льдом разливается по жилам озноб. Шаги кудряша теперь казались гулкими как колокол. В последний раз с ней было такое два года назад, когда Ксандер…

Ксандер. В зале не было Ксандера.

Задыхаясь, она напряженно, до рези в глазах, вглядывалась в тени под статуями, в каждого нового входящего, даже в ректора, будто он мог знать и каким-то жестом или взглядом намекнуть ей. Лицо д’Эстаона оставалось усталым и бесстрастным, и если он и видел, что с ней творится, то не торопился помочь. А в ушах у нее издевательски звенели слова отданного Приказа, за который она уже была готова себя проклясть. Потерять вассала вот так, по глупости, дав задачу, которую даже со всем желанием не пройдет и один из тысячи! При мысли о том, что скажет ей дед, она чуть не застонала. Опять, опять она сделала прежде, чем подумала, – и теперь что, у нее снова нет вассала?!

– Только после вас!

При первом же звуке этого голоса у нее отлегло от сердца так стремительно, что она пошатнулась, жадно впиваясь взглядом в новопришедших. В дверях чуть не столкнулись – да, Ксандер, живой и невредимый, и тот парень, которого так бурно обнимал министр де Шалэ. Посмеявшись, они обменялись быстрым рукопожатием и пошли вперед, галлиец – уже явно представляясь. Но не успели они дойти до середины зала, как разговор оборвался, а когда, отдав должное ректору, они поравнялись с Исабель, лицо Ксандера было как обычно замкнутым.

– Сеньора. Поздравляю вас.

Сейчас, глядя в это лицо и холодные, изучавшие ее, словно особенно отвратительную тварь, глаза, она напрочь забыла, почему еще минуту назад была хоть сколько-то рада его видеть.

– Тебя тоже есть с чем поздравить, принц, – сказала она, стараясь не сорваться на шипение, и до боли сцепила руки, уже наливающиеся предательским жаром. – Сумел выполнить Приказ. Для тебя это даже неплохо.

– Ваша уверенность, что мне легко удастся то, что по плечу только лучшим из лучших, придавала мне сил, сеньора.

Исабель, не успев огрызнуться, вдруг задумалась, издевается он или льстит. Пока она молчала, подошел тот галлиец Франсуа, точно, Франсуа де Шалэ: Исабель порадовалась своей памятливости. Он глянул на Ксандера с той жалостью, которая вечно Исабель раздражала, безмолвно кивнул ей и отодвинулся, чтобы сухо пожать руку Клаусу и остановиться поближе к Джандоменико, которого, похоже, откуда-то уже знал.

«У Альба всегда все самое лучшее», – пришло ей на ум, прекрасная фраза ведь, ничего не возразишь! Но она молчала уже слишком долго, теперь отвечать на дерзость было поздно, и опять выходило, что последнее слово осталось за Ксандером. Чувствуя, как запылали уши от обиды, она раздраженно потянулась поправить волосы и нащупала в ближайшей пряди колтун.

Она сложила потеплевшие руки ладонь к ладони, спрятав их в складках юбки. Вдох. Выдох. Еще раз. Как учил дед, она поискала, на чем бы сосредоточиться: да хоть бы на светильнике на ближайшей колонне. Да, в нем горел огонь, но белый и холодный. Постепенно похолодели и ее пальцы, и она бросила исподлобья взгляд на Ксандера, заметил ли он. Если фламандец что и заметил, то промолчал и сейчас просто стоял, глядя перед собой, спокойный, если не считать тонкой складки между бровями.

– Исабель, querida!

Что бы ни случилось с кудрявой Алехандрой в Лабиринте, на ее веселую энергичность это не повлияло. С быстротой особенно неуемной белки она подскочила к Исабель, таща за собой Катлину – надо же, и эта прошла! – и узкоплечего парня с лисьим лицом.

– Мой кузен Хуан де ла Серда!

Лисообразный Хуан никак это не оспорил, только улыбнулся и поклонился, ловко прикрыв при поклоне рваную дырку на щегольски вышитом рукаве.

– Целую ваши ноги, сеньориты!

Это подошел Мигель Геваро-Торрес, и представлять его компании довелось уже Исабель: его дядя был в кортесах человеком не последним и в доме Альба бывал не раз, как и его племянник. Впрямую ног целовать Мигель, конечно, не стал, ограничившись тем, что склонился к рукам, которые подали ему Исабель и Алехандра, а с Хуаном они обменялись изящными полупоклонами, после чего Мигель занял почетное место близ Исабель, демонстративно повернувшись спиной к Ксандеру. Ксандер, впрочем, никак на это не отреагировал и вообще стал тихонько переговариваться с Катлиной, так что упражнения юных кабальеро в надменных усмешках и брезгливых взглядах пропали втуне. Исабель никак не могла решить, приятно ей это или нет. Конечно, наглость вассала поощрять не стоит, но…

– Добро пожаловать.

Шелест разговоров тут же стих. Все как по команде вытянулись и даже выстроились. Кто-то попробовал ответить – судя по акценту, кто-то из неугомонных авзонов, – но на него шикнули, и воцарилась окончательная тишина.

Ректор еще с минуту обозревал их, опершись подбородком на сложенные ладони, а потом встал и вышел вперед, опираясь на свою трость.

– Вы молодцы, – сказал он наконец в это гробовое молчание, и на его лице вдруг появилась усталая, но теплая улыбка. – Вы замечательные молодцы, знайте это. И запомните этот день и этот час, потому что, что бы ни случилось с вами потом, вы навсегда останетесь теми, кто выдержал испытание Академии.

По залу прошел легкий вздох, и Исабель поняла, что в нем был и ее выдох облегчения. Все расслабились, заоглядывались, словно и в самом деле пытались запомнить окружающее во всех деталях, заулыбались друг другу; кто-то из парней одобрительно хлопнул соседа по спине, другие приосанились. Алехандра, оказавшаяся рядом с Исабель, порозовела от удовольствия и обняла свою фламандку за плечи. Исабель решила, что она тоже довольна. Одно дело – знать, что ты лучшая по праву крови, и совсем иное, когда получаешь награду по своим заслугам, и другие это признают.

– И не думайте, – продолжил ректор, снова заставив всех умолкнуть, – что здесь будут иметь значение ваша кровь или слава ваших родственников. Вы попали сюда только своими силами, и здесь вас будут судить только по вашим словам и