Король русалочьего моря - Т. К. Лоурелл

что они не представились – весело отбивались от вопросов следующих за ними новичков, обещая скатерть-самобранку с прочими чудесами и перемигиваясь друг с другом. Девушка разве что потерла руки. Может, и волновалась, но ничего сверхъестественного в том Исабель не нашла: наверняка сопровождение новичков – дело ответственное и важное.

– По-моему, все нормально.

Одиллия дернула худым плечом.

– Посмотрим.

Но венецианка ошиблась, и к небольшой столовой на первом этаже, где уютно горели свечи, а круглый стол полнился действительно на диво разнообразными яствами, они добрались безо всяких приключений. Исабель было шагнула в ту сторону, где Мигель уже отодвигал для нее стул, и потянула за собой Одиллию, но тут задержавшаяся у двери старшекурсница их остановила.

– Домна де Нордгау, вас хочет видеть ректор.

Бесцветные брови Одиллии взвились, но она кивнула, аккуратно высвободила руку из хватки Исабель, улыбнулась ей и пошла прочь со своей сопровождающей. Исабель заметила, что старшекурсница чуть подволакивала правую ногу, а вот Одиллия шла будто по воздуху плыла.

– Сеньора?

Нахмурившись, она вскинула глаза на Ксандера, который оказался прямо рядом с ее плечом.

– Что такое?

– Сеньора уже добрые пару минут пялится на дверь, – пояснил фламандец с ледяной любезностью. – Я бы не возражал, но сеньору Геваро-Торресу вряд ли необходимо столько времени стоять согнувшись.

– Я задумалась, – отозвалась Исабель и тут же одернула себя: еще не хватало оправдываться! – Мигель, благодарю вас.

Ибериец усадил ее, заверив в своей безграничной преданности, и ловко занял соседний стул. Ксандер почти неслышно фыркнул рядом, а Исабель отметила, что, когда Мигель кланяется или кивает, становится особенно заметно, какая у него длинная шея, пожалуй, слишком тонкая для мужчины.

– Повезло! – вдруг сказал венецианец Джандоменико через стол от нее, принимая от Хуана огромное блюдо с жаренными в оливковом масле осьминогами. – Надо же, чтоб в первый… Нет-нет, синьорина, не пытайтесь поднять, оно тяжелое! Я подержу, а вы возьмете…

– Еще чего! – отрезала вилланка Леонор, сверкнув глазами. – Вы что, думаете, я совсем слабачка? Да уж почище всяких неженок буду!

На этом она попробовала отнять блюдо. Справедливости ради, оно действительно вряд ли было таким уж неподъемным, да к тому же она перед этим украдкой погладила свою странную пентаграмму, а ведь амулеты могут обладать большой силой. Но Джандоменико не собирался позволять усомниться в своей мужественности и продолжил жонглировать блюдом, стараясь держать его подальше от худеньких ручек своей визави.

– Женщинам тяжелое все равно лучше не поднимать, – высказался он.

На этом Леонор, которая уже вскочила, стараясь сохранить свою хватку на блюде – ее соперник вознамерился попросту его поднять так, чтобы при ее небольшом росте она не смогла дотянуться – сощурилась и подбоченилась.

– Тяжелое, вот как?! А ведра ты, товарищ дорогой, носил? А корову доил?

Наследник дома Фальер не нашелся что ответить, и в зале воцарилась тишина: видимо, и остальным не меньше Исабель хотелось услышать, что еще доводилось делать вилланке.

– А дрова рубить и хворост носить тебе доводилось? А, – она перевела дыхание, и на еще детском личике отразилось торжество, – ружья заряжать и стрелять?

Из уст присутствовавших вырвался общий вздох, и начался пандемониум.

– Ружья?! – аж взвизгнула Алехандра. – Прямо настоящие? Ты их щупала?

– И стреляла? – это от Катлины: глаза фламандки стали круглыми, как блюдца.

– Я стрелял из аркебузы, – важно сообщил всем и никому конкретно Франц. – Но из лука удобнее.

– А я стрелял из пушки! – отпарировал обидевшийся Джандоменико. – Что там эти ружья!

Леонор, до того наслаждавшаяся успехом своего заявления, такое пропустить никак не могла.

– Знаю я ваши пушки, – небрежно заявила она. – И что, по человеку будете из пушки палить?

– По человеку, – вдруг раздался очень серьезный и тихий голос, – теперь стреляют из самолетов, с воздуха.

Они все умолкли и как по команде посмотрели на вдруг заговорившего старшекурсника. А он сидел неподвижно, лицо его было бледнее бумаги, и даже показалось, что его темные кудри подернуты пеплом.

– Тут же неподалеку… тот город, – все так же тихо продолжил он почти шепотом, и Исабель наклонилась вперед, чтобы точно расслышать. – Точнее, был. Теперь там развалины. И погибли тысячи. Я и не знал, что такое бывает… Здесь земля тряслась, как в лихорадке, и такое зарево…

Молчание нарушила Мишель. Тонкая рука галлийки скользнула по столу к руке старшего, осторожно погладила, будто раненую птицу.

– Кажется, я видела об этом картину, – в тон ему тихонько проговорила она. – Дома. Все о ней говорили, и я упросила отца посмотреть…

Он благодарно ей улыбнулся.

– Да, говорят, такую написали.

– Точно, – раздался резкий голос Леонор. – Товарищ Ибаррури об этом в газете напечатала.

– Да что там, все знают, – пробасил Франц. – Матушка чуть не поседела, говорила еще нехорошие слова, а мне сказала, что вообще их говорить нельзя, но бывают такие люди, про которых можно.

– А моя мама молилась, – тоже тихо, что было уж вовсе необычно, сказала Алехандра. – И попросила нашего капеллана прочитать заупокойную. Папе мы, конечно, не сказали, он в кортесах… – Она подняла голову и потупилась, столкнувшись с сочувственным взглядом Клауса.

Исабель закатила глаза. Действительно, зачем бы сеньору де Мендоса этакие нежности знать! Да и где это произошло? Картину видели в Лютеции, значит, наверно, в Галлии и дело было– вечно по ту сторону Пиренеев невесть что происходит. Сеньора де Мендоса, правда, богомольница знатная: ей лишь бы падать на колени перед алтарем, она и галлийцев, и альбатроса в Южном море пожалеет.

– Я бы не хотел, чтобы такое случилось у меня на родине, – услышала она голос Клауса.

А вот Леонор вежливости не понимала и фыркнула не хуже дельфина.

– Поэтому вы вообще решили не драться за себя!

К удивлению Исабель, худенький мальчик из Остмарка не стушевался, наоборот, глянул исподлобья, и что-то нехорошее сверкнуло в его глазах.

– Можно подумать, – отрезал он, – тем, кто решил драться, это сильно помогло.

Ручки вилланки сжались в кулачки, и какое-то время казалось, что она кинется на Клауса, как растрепанный бойцовый петушок, но она вдруг сникла и осела на стул. Клаус сглотнул, встал, робко коснулся ее плеча– она дернулась от прикосновения, но глянула на него и примирительно кивнула.

Старшекурсник откашлялся– видно, тоже чувствовал себя неловко.

– В общем, ребята, давайте не будем про стрельбу, войну и всякое такое. Это вообще нехорошо как-то, – добавил он немного беспомощно. – Кто его знает, как оно теперь обернется… И давайте-ка есть. Леонор, ты не против, если я тебе помогу и подержу блюдо?

– Черт знает что такое, – пробормотала Исабель себе под нос.

Ужин уже