Лучшее прощение — месть - Джакомо Ванненес

— Во всяком случае, Ришоттани, не забывайте, если у меня и не найдется для вас какого-нибудь островка, то уж кровать и бутылочка доброго вина всегда к вашим услугам.

— Благодарю вас.

— Embrassez pour moi les belles italiermes. A bientot.[10]

Ришоттани опустил трубку и подумал, что, в сущности, картина может находиться и где-нибудь в Америке, замаскированная под мазню, или в Европе. Этот метод неоднократно использовался контрабандистами. Шедевр зарисовывался любым сюжетом, и картина проходила таможню без лишних осложнений, как произведение талантливого современного (но неизвестного) автора. Потом с помощью химии верхний слой снимали, и шедевр во всем своем блеске оказывался в доме заказчика. Да, заказчика, потому что никто не мог бы убедить комиссара, что похищение Рембрандта не было кражей по заказу, одним из труднейших для расследования преступлений. И если уж убивают из-за жалкой дозы наркотика, то что уж говорить о пятидесяти миллиардах.

Глава 6

Картина

О Рембрандте тогда многие писали: газетчики, искусствоведы, просто знатоки. О нем говорили Миксер и Самарканда по итальянскому телевидению, а французская «Антенн-2» передала даже специальное исследование.

Великий художник Рембрандт ван Рейн, родившийся 14 июля 1606 года в Лейдене, небольшом городке в нескольких десятках километров от Амстердама, где он скончался в 1669 году, никогда и ни за что не мог бы подумать, что одна из его картин, несомненно, самая неизвестная и нигде не упоминавшаяся, вплоть до начала XIX века, в XX окажется в центре загадочной истории интриг, преступлений и смерти.

Родители Рембрандта, беспокойного молодого человека, старались дать ему классическое образование и направить в свое время в Лейденский университет, но оказалось, что карандаш и кисть художника он предпочитает латинскому или еще какому-то учебному тексту или предмету, к которым он не чувствовал ни малейшей склонности. Родители, родом из простых деревенских мельников, должны были отказаться от честолюбивых планов и уступить действительности.

Их сыну суждено было стать не писателем, а художником, великим художником, одним из величайших художников в истории живописи. Но в далеком XVII веке они не могли еще знать о месте, уготованном Рембрандту в истории искусства и, скрипя сердцем, согласились на его учебу сначала у маэстро Якоба ван Свандербюрха в 1621–1623 годы, а потом в Амстердаме, в ателье Питера Питерсона Ластмана в 1624 году, у которого он пробыл в учениках всего несколько месяцев. Врожденные способности и несомненный талант позволили ему, в восемнадцатилетнем возрасте, открыть в родительском доме в Лейдене собственную студию. А через четыре года, в 1628 году, о нем пишет некто Арент ван Бюхель из Утрехта. Возможно, раздраженный тем, что двадцатидвухлетний художник уже многих заставил лестно говорить о себе, он высказался таким образом: «Много значения придается сыну мельника. Но это преждевременно». Однако слава Рембрандта продолжала шириться и расти, вопреки подобным предсказаниям. Несмотря на то, что его учителями были скромные художники, природный гений Рембрандта проявляется естественно и неудержимо, привлекая к нему внимание Европы.

В конце 1631 года он переезжает в Амстердам и организует новую мастерскую в доме своего компаньона Хендрикса ван Эйленбюрха. В 1634 году женится на его богатой племяннице Саскии.

Растет количество заказов; они поступают отовсюду, и множество учеников собирается вокруг учителя, который вынужден снять большое помещение, чтобы иметь возможность всех разместить и быть к ним поближе.

Обычно у каждого ученика была своя комната, где он жил и работал. Все остальные помещения здесь были отделены друг от друга матерчатыми или картонными перегородками, чтобы, не мешая друг другу, ученики могли писать с натуры.

Именно в этой мастерской, благодаря шалости одного из учеников, и возник у Рембрандта замысел одного из самых спорных шедевров, не свойственных творчеству художника. Почти три столетия этот шедевр пребывал в безвестности. В 1965 году профессор Федерико Дзери, собрав солидную документацию и представив неопровержимые доказательства подлинности картины, прекратил, наконец, все споры по поводу авторства великого голландца. Но продолжим по порядку.

Весной далекого 1635 года один из учеников Рембрандта, как говорится об этом во многих биографиях художника, должен был написать портрет девушки. Неожиданно он решил привести ее в свою комнату. Остальных его товарищей стало мучить болезненное любопытство, и они, молча столпившись, стали наблюдать за ним через щель в стене. Между тем, художник и его модель из-за сильной жары, между шутками и делом, стали потихоньку раздеваться и разделись догола.

В это время Рембрандт, обычно следивший за работой своих учеников, не найдя их в мастерских, очень удивился и стал переходить от комнаты к комнате. Наконец, он нашел их, подглядывавших за своим товарищем. Узнав в чем дело, он также стал следить, прильнул к щели и услышал, как молодой художник сказал, обращаясь к девушке:

— Теперь мы прямо как Адам и Ева в раю, потому что тоже голые.

Разгневанный Рембрандт перебил его:

— Именно потому, что вы это заметили, вы должны покинуть рай!

Непонятная и ужасная ярость охватила его. Он заставил ученика открыть комнату и палкой выгнал оттуда обоих. В какой-то момент он, вероятно, почувствовал себя высшим судией, изгоняющим из рая земного первого мужчину и первую женщину, дерзнувших выказать неповиновение и преступить правила его школы. Он был так взбешен, что оба едва успели накинуть на себя что подвернулось под руку и в страхе убежали. Когда гнев прошел, он рассказал обо всем своей нежной Саскии, и они от души посмеялись. Но уснуть он не мог. Одна и та же сцена, во всех мельчайших и незначительных деталях, постоянно рисовалась в его воображении.

Стиль художника всегда основывался на деталях: усы аркебузира, например, или кончик собачьего хвоста, или шляпка богатой торговки, или беззубая улыбка подмастерья и алчный взгляд ростовщика, С помощью бликов света он выделял, словно обнажая тех, кто ему позировал и для более рельефного изображения главного в сюжете, погружал в тень все незначительное, не заслуживающее увековечения на его холсте. Пока, не в состоянии заснуть, он беспокойно крутился в постели, два юных обнаженных тела, готовые соединиться, все отчетливее вырисовывались перед его глазами. Невинная, непосредственная девушка чуть иронично наблюдает за обнаженным юношей и как будто говорит: «Вот видишь, я могу быть причиной твоего волнения, и я счастлива». В то же время сияние ее глаз говорило о чувственной нежности, которая приходит к женщине лишь за миг до соединения, когда томительное желание влечет ее отдаться страсти. Обнаженный юноша, живое воплощение мужественности и силы, приближается к девушке, заранее наслаждаясь радостью обладания, счастливый оттого, что она согласилась, с гордо поднятым членом… А на лицах толпящихся соглядатаев можно прочесть не то желание, не то какую-то зависть, не то все это одновременно, и чувствуется, что возвышеннейший миг обладания они готовы превратить в пошлейший фарс. Но настойчивее всего преследовало художника лицо девушки, выражавшее восторженное желание отдаться, раскрыть свое лоно.

Как будто движимый таинственной силой, он, согласно легенде, вскочил с постели и в разгаре ночи, при слабом свете свечей, яростно набросал эскиз своего будущего шедевра. На другой день, тайно от всех, он начал прорисовывать основных участников своего ночного кошмара. Месяцами он работал дома и, как обычно, помногу раз возвращался к картине, чтобы подправить какую-нибудь деталь или придать еще больше выразительности лицу. Эта его манера постоянно, то тут то там, подправлять собственные картины, доходила до того, что когда заказчики слишком близко подходили к портретам, которые он не считал законченными, он предупреждал: «Будьте осторожны, от запаха красок вам может стать дурно».

Примерно через год первый шедевр эротической живописи XVII века был закончен и, обернутый в полотно, лежал в одной из комнат в доме художника, Саскии было велено никому не говорить о картине. Вопреки своим привычкам, Рембрандт на этот раз картины не подписал.

В 1642 году жена Рембрандта, тяжело больная туберкулезом и ослабевшая от почти перманентного состояния беременности, умерла, завещав все свое состояние единственному оставшемуся в живых сыну, Титусу, а право пользования — мужу.

В 1645 году к Рембрандту приехал дон Антонио Руффо, сицилийский дворянин, большой почитатель таланта художника и важный заказчик. То ли из-за неумеренных возлияний, то ли из-за желания показать заказчику что-то необычное, то ли просто не сдержавшись, Рембрандт показал ему «Совокупление», как он называл это полотно. Благородный сицилиец, в жилах которого текла горячая кровь и который, как истинный сицилиец, понимал толк в женщинах и в любви, просто чуть с ума не сошел при виде этого шедевра. Он не мог от него оторваться, потрясенный реалистичностью и многообразием чувств на полотне. Здесь, в этой картине было все: желание, непосредственность, томление, вожделение, зависть и ревность тайком наблюдавших за двумя обнаженными фигурами, блики света, неожиданно подчеркивающие позы и высвечивающие чувства… Луч света, упавший на картину из круглого окошечка под крышей комнаты, упал на член юноши и отразился в лице девушки, любующейся его мужской силой с какой-то иронической истомой.