Покинутая царская семья. Царское Село – Тобольск – Екатеринбург. 1917—1918 - Сергей Владимирович Марков

Благодаря отсутствию многих зубов он ежеминутно оплевывал стенографисток, сидевших под трибуной. Те, видимо, в демократическом умилении принимали это за весенний дождь. После нескольких резких и нахальных фраз по адресу правительства он был лишен слова и под невероятный шум и стук по пюпитрам справа и жидкие аплодисменты слева покинул трибуну.

Ныне мне вспоминается один случай из жизни этого господина. Как-то раз, во время его речи, когда он в патетическом исступлении изрыгал фонтан своей бешеной слюны, кто-то из зала ему крикнул:

– Керенский! Я жертвую пять рублей на покупку зонтика стенографисткам, а то вы их заплюете!

Эта реплика произвела на него впечатление разорвавшейся бомбы.

Характерный факт приводит Н. Карабчевский, товарищ Керенского по адвокатуре.

Однажды во время Масленицы Керенский явился на квартиру одного из членов Думы, где собрались гости, в облачении древнего римлянина времен республики с мечом в руках. Все нашли, что в шлеме, из-под которого торчали его растопыренные уши, и с мечом в руках, на своих тонких [голых] ногах он весьма удачно выразил «стойкую храбрость русского революционера».

Эти слова прекрасно характеризуют этого болтуна и все то стихийное и бессмысленное движение, которое он возглавлял.

После речи Керенского место на трибуне занял Пуришкевич.

Что говорил Пуришкевич?

Теперь мне трудно вспомнить и передать его речь. Одно могу сказать, что ею, на мой взгляд, он еще больше принес вреда своей Родине, чем Милюков 1 ноября. Из уст этого глашатая русского монархизма срывались слова об участии в управлении страной «темных сил», об измене правительства русскому делу, перемешанные с намеками на вредную роль государыни в деле управления страной! Я был совершенно потрясен и уничтожен…

Давно ли этот депутат появлялся в Думе с красной гвоздикой, продетой в пуговичную петлю панталон, давно ли из уст его неслась весьма непарламентская брань по адресу Милюкова и его присных?..

В моей голове никак не укладывалась эта перемена мыслей, взглядов и действий.

Так верноподданный Пуришкевич и кадет Милюков духовно протянули друг другу руку и оказались в оппозиции к его величеству!..

Бедная, несчастная Россия!!!

Часть вторая. Император Николай II

Глава I

Через несколько дней после знаменитого думского заседания я навестил в Царском Селе свою сводную сестру, Нину Кологривову. Недалеко от казарм 4-го стрелкового Императорской Фамилии полка, где она жила, я встретил ее мужа, прикомандированного к Собственному Его Величества сводному полку, несшему охрану Александровского дворца.

Костя, муж Нины, возвращался с дежурства во дворце. Он был весь под впечатлением встречи с государем во время обхода постов в парке.

– Я совершенно неожиданно столкнулся с государем, когда он с великой княжной Татьяной Николаевной выходил из одной боковой аллеи, – сказал он мне, и глаза его сияли счастьем. – Государь и великая княжна улыбнулись, видя мою растерянность, и государь спросил меня: «Вы проверяли посты? Если да, то я пойду домой, вы тоже?» Мы вместе дошли до дворца, причем всю дорогу государь расспрашивал меня про полк, рассказал мне последние полковые новости с фронта… Ты не можешь себе представить, Сережа, насколько прост государь в обращении с нами!

Дома после обеда около камина, в котором весело потрескивали дрова, я рассказал Нине и Косте свои переживания последних дней. Кологривов сидел в кресле, подперев голову руками.

– Только чудо может спасти нас от революции! – прервал он мой рассказ о думском заседании, чествующем Пуришкевича. – Чья-то невидимая рука гонит нас на край пропасти! Ты только послушай, что делается у нас в гарнизоне! Вопреки всем приказам, наши запасные части укомплектованы не крестьянами, а фабричным людом и подонками больших городов… Офицерский состав – прикомандированные к полку господа из народных учителей, почтовых чиновников и других «сознательных» интеллигентов, которые командуют ротами, а то и батальонами. Посмотри на солдат – разве это гвардия? Гвардии больше нет! Она легла костьми на полях Восточной Пруссии, Польши и Галиции… Теперешний гвардейский солдат – это ряженый, с манерами фабричного рабочего с Выборгской стороны! Не так давно Арцыбушев, обходя караулы, зашел в караульное помещение тракторных батарей и нашел караул спящим. Сам понимаешь, что произошло… Он растолкал спящих, а когда выходил из помещения, то в него швырнули камнем.

Я ушам своим не верил, до того все это было кошмарно, дико и ново для меня.

– Ты удивлен, потрясен, дорогой мой! Да, все это ужасно, но это пустяки. Месяцев шесть тому назад прихожу я в нашу полковую канцелярию. Не успел я войти в комнату, как в нее влетел сверхсрочный унтер-офицер, которого я давно знал. Трясущийся, бледный как полотно, он спросил, где командир полка. Полковника Колотинского не было. Я попытался узнать о причине его волнения, но он отказался мне что-либо сказать и только причитал: «Уж прямо-таки и сказать не могу, ваше высокоблагородие… Десять годов служу, а такого со мной еще не бывало… Ужасти! Одно слово!!»

Вскоре пришел Колотинский. Через несколько минут он вызвал меня и передал суть доклада унтер-офицера. Оказалось, что последний, проходя мимо столовой в офицерском собрании, был позван туда несколькими прикомандированными к полку прапорщиками, спросившими его: «Бьют ли офицеры в полку солдат?»

Получив от изумленного таким вопросом унтер-офицера категорический ответ: «Никак нет, ваше благородие, у нас в полку этого не бывает!» – один из прапорщиков заметил: «Ну а если кто и попробует, то гони ему, братец, штык в пузо!»

От такого совета старый служака обомлел окончательно и стремглав бросился доложить об этом командиру. Понятно, что прапорщик этот был немедленно вызван в канцелярию. Он был нещадно изруган Колотинским и с места отправлен в Петербург, на главную гауптвахту.

Естественно, что ему грозил военный суд со всеми последствиями ввиду военного времени!

Костя, тяжело вздохнув, прибавил:

– Вот тебе два примера из жизни запасных частей гвардии, расположенных здесь, в Царском… Мы же держимся бодро, дисциплина у нас отличная… Солдаты – молодец к молодцу, но теперь к нам чувствуется какое-то недоверие… Больно говорить об этом!

У меня невольно сорвалось:

– Как недоверие? Этого быть не может! Неужели их величества вам не доверяют?..

– К сожалению, это так… После смерти Распутина императрица сделалась очень замкнутой и молчаливой, и как будто какой-то холодок прошел между ней и нами, офицерами сводного полка. Теперь все идут разговоры о приходе в Царское Село нам на помощь батальона Гвардейского экипажа… До сего дня мы ни в чьей помощи не нуждались. Все шло и идет отлично. Службу мы несем образцово. Известие о приходе Гвардейского экипажа, если хочешь, оскорбило нас, а