Тайные пси-войны России и Америки от Второй мировой до наших дней - Виктор Рубель

Однажды, когда мы были ещё маленькими и спали в одной комнате, посреди ночи к нам пришла наша любимая тетя. Это была младшая сестра нашего отца, тетя Анна. Мы любили её, потому что она всегда была очень добра к нам во время наших приездов в гости. Мы никогда не слышали, чтобы тётя повышала на кого-то голос, своей добротой и мягкостью она походила на земного ангела. Так вот, однажды ночью, когда мы уже спали, она появилась перед нами. Её приход разбудил нас с сестрой, и мы увидели тётю во всём белом, с ног до головы окутанную мерцающим светом. Я никогда не видел, чтобы взгляд её был столь сияющим и прекрасным. Войдя, тётя села на край моей кровати и улыбнулась. Она выглядела очень счастливой, мы с сестрой сели перед ней, а тётя, гладя нас по волосам, спокойно сказала, что в скором времени мы услышим грустные новости о ней, но мы не должны волноваться: с ней всё будет хорошо. Люди будут говорить, что она умерла и ушла на небеса, все будут грустить и плакать, но мы не должны переживать, потому что она просто собирается присоединиться к ангелам, и будет следить за нами оттуда, сверху. Мы обрадовались её словам, и видно было, что она сама радовалась им. Именно этого ей и хотелось больше всего — быть среди ангелов.

На следующее утро мы решили рассказать об этом отцу, что я и сделал. Я просто сказал ему, что тетя Анна ушла, чтобы быть с ангелами.

Анна была любимой сестрой отца. Он всё время беспокоился о ней, и мы не могли понять почему. Когда я пересказал ему тётины слова, он очень рассердился и сильно ударил меня по лицу, так что я даже упал. Отец сказал, чтобы я никогда не смел больше так говорить о его сестре Анне. Я спрятался под кровать и прорыдал там целый час, но слова тёти твёрдо запечатлелись в моей памяти. Моя сестра пришла в комнату и тоже из солидарности со мной провела этот час под кроватью.

В тот же день моему отцу позвонили. Минувшей ночью его самая младшая сестра Анна умерла от рака легкого. Она только что отметила свой двадцать первый день рождения и никогда не курила. Отец так никогда и не извинился передо мной.

Много раз получалось так, что мы с сестрой знали, что произойдёт прежде, чем это случалось. Мы обсудили эту свою особенность и приняли решение никогда не говорить об этих вещах взрослым — это небезопасно. Довольно длительное время мы так и поступали, но в итоге моя сестра Маргарет, забыв наше соглашение, начала обсуждать эти вещи с матерью. Думаю, что это произошло, когда нам было лет по 14–15.

Наша мать была весьма обеспокоена происходящим, особенно когда сестра рассказывала о том, что мы всё время мысленно обмениваемся друг с другом информацией в школе или знаем заранее, что должно произойти. Но особенно встревожилась она после того, как Маргарет красочно описала, как она разговаривает с теми, кого уже больше с нами нет.

В результате мать начала водить мою сестру к психиатру. Маргарет попросила, чтобы я поддержал ее в некоторых вопросах, которые она обсуждала с матерью, но я побоялся и отказался сделать это. В течение долгого времени доктора настаивали на том, чтобы моя сестра принимала лекарства, помогающие взять под контроль её видения. Я помню, что в течение некоторого времени она боролась и отказывалась пить лекарства, но в итоге вынуждена была сдаться. С годами общаться с сестрой становилось всё труднее и труднее. Ее мысли были столь сумбурны, что я не мог её понять. В конечном счете, мы стали общаться, только когда она испытывала сильную боль, страх или отчаянно нуждалась во мне. Конечно, я должен был быть рядом с ней, но, будучи маленьким ребенком, просто боялся. Я скрывал свои способности и использовал их как средство самообороны.

Пройдёт немало лет, прежде чем я смогу спокойно разговаривать о своих необычных способностях с любым. Потом рядом со мной окажется другая любимая тётя. Я продолжал использовать свои навыки, чтобы не попадаться на пути моих родителей, когда они пили, избежать неприятностей в школе и получать хорошие экзаменационные отметки по всем предметам. Никто так и не смог понять, почему я никогда не брал учебники домой, чтобы делать домашние задания.

Вьетнам, 1967

На автомагистрали формировалась группа сопровождения, Маршрут 19, к востоку от Ахи Кхе, для прохода через горы к местечку Кьюи Нхон, Вьетнам. В горных районах, к северу от Маршрута 19, была значительная переброска вьетнамских войск между деревнями Тай-Сон и Нам-Тьюонг. Наша миссия состояла в том, чтобы переместиться в этот район с оборудованием, оснащённым чувствительными датчиками, и с максимальной точностью определить, где находится основная часть армии Северного Вьетнама (NVA). Все наше оборудование, как предполагалось, было портативным, но так как аккумуляторы были тяжёлыми, а большая часть оборудования очень чувствительной по своей природе, мы предпочли подвезти всё это хозяйство на джипе как можно ближе к району операции.

Из той ситуации мы извлекли горький, но полезный урок: чем меньше подвергать оборудование тяжким испытаниям передвижения по джунглям Юго-Восточной Азии, тем эффективнее будет оно работать и прослужит дольше. Под тройным лиственным шатром, без малейшего движения воздуха, постоянной жаре в 42–43 градуса и 100 %-ной влажности мы продвигались по джунглям. И что бы ни говорили наши прославленные конструкторы, высокая температура и влажность, тяжело переносимые людьми, были совершенно непереносимыми и разрушительными для электроники.

Мы почти час просидели под палящими лучами солнца, ожидая, когда будут готовы двинуться в путь остальные грузовики колонны, и меня всё это время просто выворачивало наизнанку. Было необходимо ехать в конвое, потому что движущаяся в одиночку машина, особенно джип, в котором могут ехать сержанты или офицеры, — идеальная мишень для засады. Конвои с бронированными транспортными средствами и тяжелым оружием гарантировали защиту таким транспортным средствам-одиночкам, как наш. Был также большой риск, что одинокая машина, едущая по дороге, могла напороться на мину, и это сделало бы её пассажиров уязвимыми для нападения превосходящих сил противника, а той привести к смерти от отсутствия необходимой медицинской помощи. И всё же тем утром в моей голове настойчиво звучал какой-то внутренний голос, который кричал мне: «Езжай один, не жди больше ни минуты!» Я поделился своими мыслями с двумя другими офицерами из моей команды, знающими меня достаточно хорошо, чтобы не спорить. Я завёл джип, выехал из колонны и, сорвавшись с места, подлетел к шлагбауму, где нас остановила Военная полиция. Я предъявил им удостоверения офицеров разведки и приказал поднять шлагбаум. Так мы возглавляли Маршрут 19 и целых двадцать минут ехали перед конвоем в клубах дорожной пыли.

Я хотел было сказать, что в тот день ничего не произошло, только тогда надо уточнить: с нами ничего не произошло, чего нельзя сказать о колонне, в составе которой мы должны были следовать. К востоку от Кхе, приблизительно в 13–14 километрах от него, там, где дорога петляет, напоминая американские горки, все транспортные средства, особенно большие грузовики, должны были замедлять ход до 10 километров в час и даже меньше, чтобы вписаться в повороты. К тому же дорога на продолжительных участках круто падала вниз как раз перед поворотами, а затем длительный промежуток пути резко взбиралась вверх, за чем немедленно следовал ряд поворотов. Северовьетнамские солдаты поставили в горах четыре тяжёлых миномета, жёстко контролируя дорогу в местах поворотов. Вся дорога возле горы была пристрелена: и верхние, и нижние её точки. Когда мы проезжали мимо на нашем одиноком джипе, вьетнамцы мудро не обнаруживали свою засаду, решив, что автомобиль-одиночка с тремя пассажирами — незавидная цель. Вместо того чтобы обстреливать нас, они поджидали конвой, который должен был проехать минут через двадцать после нас. Вьетнамцы позволили конвою продвинуться по серпантину, сделать поворот и начать крутой подъем. Но как только колонна достигла высшей точки подъема, которая была хорошо пристрелена, миномётный огонь поражает головную машину с реактивно управляемыми гранатами RPG, одновременно поражая едущие за ним транспортные средства, заманивая конвой в срединную ловушку, которую они и обстреляли тяжёлым миномётным огнём. Само собой разумеется, нам не понадобилась хитроумная электроника, чтобы понять, где сосредоточена основная часть армии Северного Вьетнама. Оставалось только оглянуться и увидеть клубы черного дыма. Это была смертельно опасная засада, и мы, конечно, попали бы в неё, если бы не голос, который я услышал.

Это только один пример из многочисленных случаев интуитивного знания. Их было так много, что более-менее близкие ко мне люди начали подражать мне в моих действиях. Если в базовом лагере мне хотелось в течение парочки ночей отсидеться в бункере, он тут же оказывался подозрительно переполненным людьми, идущими за мной следом.