Парадокс одиночества. Глобальное исследование нарастающей разобщенности человечества и ее последствий - Норина Герц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я опасаюсь, что в мире после COVID-19 эти инстинкты будут еще больше усиливаться, и что здоровье и биологическая безопасность отдельных наций будут не только рассматриваться популистами как благодатная почва для эксплуатации, но и более центристские политики будут искать политический капитал, призывая к возведению стен, обвиняя и демонизируя «других».
Это не отменяет индивидуальной ответственности людей. Часто бывает трудно с уверенностью сказать, что на первом месте: расистские настроения, ксенофобские заявления популистских лидеров и распространение их популярности в социальных сетях или экономические, культурные и социальные сдвиги, которые привели к тому, что так много людей почувствовали себя маргинализированными, неподдерживаемыми, неуслышанными и напуганными. Но что ясно, так это то, что для тех, кто чувствует, что им больше нет места в мире, кто чувствует отсутствие принадлежности и поддержки, для тех, кто боится за свое будущее и чувствует себя покинутым и одиноким, ненависть к другим может стать, как и Ханна Арендт видела в нацистской Германии, «средством самоопределения», смягчающим их чувство одиночества и «восстанавливающим часть самоуважения… которое прежде было связано с их ролью в обществе». Особенно, я бы сказала, во времена экономического кризиса.
То, что описывает здесь Арендт, объединяет чувства одиноких и обездоленных разных поколений – от тех, кто жил в Германии 1930-х годов, до тех, кто живет сейчас в двадцать первом веке. Их типичным примером является один молодой человек, Вильгельм, чьи слова предполагают, что он мог бы жить сегодня в Германии Третьего рейха или в любом другом экономически разоренном государстве. Этот «красивый молодой человек чуть менее шести футов ростом, стройного телосложения, с темными волосами и глазами и чрезвычайно умным лицом» был безработным в течение нескольких лет после экономического спада и объяснил, как он себя чувствовал:
«Ни для кого из нас не было места. Мое поколение, которое так много и с такими ужасными страданиями работало, было никому не нужно. В конце моего пребывания в университете я был безработным в течение года… в течение пяти лет я оставался безработным и был сломлен телом и духом. Я не нужен был здесь (Германия) и уж точно, если не нужен был здесь, то и не нужен нигде в мире… Жизнь для меня стала совершенно безнадежной».
В случае с Вильгельмом он фактически описывал свои чувства в 1930-е годы. Он продолжил:
«Именно тогда меня представили Гитлеру… Жизнь для меня приобрела огромное новое значение.
С тех пор я посвятил себя телом, душой и духом этому движению за возрождение Германии».
Причины и последствия одиночества лежат в основе важнейших политических и социальных вопросов, стоящих перед нашим обществом. В последнее время лучше всего это понимали политики-популисты, особенно правые. Но мы не можем допустить, чтобы их воспринимали как единственных политиков, предлагающих решения тем, кто испытывает одиночество. Слишком многое поставлено на карту.
Это означает, что политикам всех мастей нужно будет найти ответы на некоторые очень сложные вопросы. Как сделать так, чтобы и без того уязвимые группы в обществе не подвергались дальнейшей маргинализации? Как сделать, чтобы люди чувствовали поддержку и заботу в эпоху, когда ресурсов становится все меньше? И, что важно, как заставить людей заботиться не только о тех, кто похож на них, с той же историей, культурой и происхождением, но и о тех, кто не похож на них? Как объединить людей в мире, который разрывается на части?
Столь же важно то, что наши лидеры должны найти способы сделать так, чтобы все их граждане чувствовали, что их слышат и видят. И они должны убедиться, что у людей есть достаточно возможностей практиковать инклюзивность, вежливость и терпимость в своей повседневной жизни. Сейчас как никогда нам нужно, чтобы политики ставили в основу своих проектов твердую приверженность восстановлению общества на местном, национальном и международном уровнях. И обнадеживает то, что администрация Байдена так явно привержена этому.
Но чтобы понять, как мы можем эффективно переломить ситуацию в борьбе с одиночеством, оживить чувство общности граждан и начать устранять расколы между нами, нам нужно копнуть глубже. Нам нужно более детально понять, почему это одинокий век не только для тех, кто прислушивается к призыву популистов, но и для всех нас. И эта работа начинается с наших городов, ибо они все больше становятся эпицентрами изоляции.
Глава четвертая
Затворнический город
Нью-Йорк, 2019 год. Каждый раз, когда Фрэнк уезжает из города, он убирает фотографию своего покойного отца и запирает ее в шкафу вместе с другими своими ценностями, чтобы «защитить» их от гостя Airbnb, который будет спать в его постели через несколько часов.
Это было не то, о чем мечтал 32-летний Фрэнк, когда несколько лет назад переехал на Манхэттен в надежде на блестящую карьеру в области графического дизайна. Однако рост цифрового контента и последующее сокращение печатных СМИ и рекламных бюджетов привели к резким увольнениям в его области. Поэтому в 2018 году, несколько неохотно, он присоединился к гиг-экономике, получив работу на Upwork или Fiverr, а иногда и через личные рекомендации. Размещение незнакомцев в своем доме с помощью Airbnb было единственным способом, которым он мог позволить себе отпуск. Он постоянно беспокоился о ненадежности своей работы и о том, сможет ли он продолжать платить за квартиру.
Такая экономическая нестабильность была бы проблемой для любого, но жизнь Фрэнка усложняла жизнь в самом городе. Поначалу он очень гордился тем, что заплатил первый взнос за свою первую собственность – крошечную квартиру-студию в высотном здании в центре города. Но вскоре, возвращаясь по вечерам на свое пустое место или, что еще хуже, застряв в нем на весь день из-за своей работы, он признавался, что слишком часто оно казалось скорее гробом, чем уютным местом. Тем более, что в его доме не было ни одного человека, которого он знал бы достаточно хорошо, чтобы зайти выпить кофе, не говоря уже о ком-нибудь, с кем он мог бы расслабиться за кружкой пива, когда дневная работа была сделана. Несмотря на то что он прожил в этом доме пару лет,