Принц в неглиже - Елена Логунова

Я лично уснуть не могла, даже не пыталась, хотя все условия для спокойного отдыха имелись. В салоне было пустовато. Турбюро «В добрый путь!» запустило свой самолет назло врагам-конкурентам, но пассажиров не набралось и дюжины. Это вместе с нами: я, Ирка и Женя летели на Кипр и обратно бесплатно, как съемочная группа. В наши задачи входило по возвращении сделать рекламный фильм все тому же турбюро. Работа не пыльная, даже приятная: лететь в октябре в Ларнаку совсем не то же самое, что в феврале в Воркуту. Опять же, компания подобралась хорошая: я — тележурналист, Женя— оператор, Ирка, правда, нужна была нам как рыбе зонтик, но она добилась своего включения в группу лестью, подкупом и угрозами.

— Красота-то какая! — Я засмотрелась в иллюминатор на кремово-белую пену облаков.

— Похоже на сбежавшее молоко, — угрюмо пробормотала разбуженная Ирка.

— Где, где молоко? — Жизнерадостный Женя отклеил объектив камеры от иллюминатора, а глаз от видоискателя.

По-моему, неизменно превосходный аппетит — профессиональное качество телеоператора!

— Слышь, Лен, а кушать нам дадут? — спросил он, снимая камеру с плеча.

— Кто не работает, тот не ест! Снимай-снимай, — распорядилась я.

— Слушай, сколько можно снимать из иллюминатора? — удивился Женя. — Зачем тебе столько аэросъемок? Будешь составлять шпионские карты заграничной местности?

— Какой шпионаж, Женечка? — испуганно вздрогнув, невыносимо фальшиво улыбнулась Ирка.

— Ладно, ты прав, хватит мне средиземноморских видов. — Я поспешила вмешаться. — Давай, Жень, сними побольше деталей в салоне, крупнячков хороших: вон фуражечка лежит с кокардочкой, вон дядечка летчик спит — ручку за головку закинул, часики со стрелочками видны, вон тетечка стюардесса в спасжилетик пакуется…

На стюардессу Женя отреагировал моментально, двинулся по проходу поближе к объекту съемок.

— Ну? Какой у нас план? — дождавшись, пока он отойдет подальше, вполголоса требовательно спросила Ирка.

— Ты меня спрашиваешь? — Я искренне удивилась. — Ты же говорила — все схвачено?

— Монтик не схвачен, — вздохнула Ирка. — А в остальном все готово: фотография его у нас есть, будем показывать, расспрашивать, как-нибудь найдем.

— Ира, — в сотый раз напомнила я, — у нас на все про все будет три часа. И потом — о какой фотографии ты говоришь?

— Ну как же, ты что, забыла? О той самой, больничной.

— Посмотрев на этот снимок, люди будут думать, что он из психушки сбежал!

— А что, разве не сбежал? — резонно заметила Ирка. — Главное — не завираться. У нас все честно: Монтик из клиники сбежал? Сбежал! Близкие его ищут? Ищут! А вот и справочка из психушки о беглом идиоте — для тех, кому документ нужен.

— А ты молодец, — признала я. — Вот только какие такие близкие его ищут?

— Мы с тобой, дура! Я — его невеста, а ты свидетель со стороны невесты.

— Кто свидетель? Что случилось? — Оживленный Женя рухнул в кресло через проход от меня.

— Девушка, — обратилась я к проходящей мимо бортпроводнице, — а нельзя ли прямо сейчас выдать этому молодому человеку обед? Желательно двойную порцию.

— Да хоть тройную, — легко согласилась девушка. — Все равно есть некому!

Ирка вдруг тяжело перекосилась к проходу, одновременно вытягивая шею. Мучительно скрипнул подлокотник.

— Ирка! Что с тобой? Тебе плохо? — Я испугалась: вдруг она рухнет с сердечным приступом от волнений и переживаний!

— Мне хорошо, — радостно сказала Ирка. — Смотри!

Она ткнула меня локтем под ребро, я вытянулась рядом, и мы посмотрели на бортпроводницу.

— У нее фигура совсем как у меня, — восхитилась Ирка. — А знаешь, я ведь в детстве мечтала стать стюардессой… Подумать только: если бы Сашка Компанийцев в третьем классе не сказал, что на борт самолета меня могут взять только в качестве бомбового груза, я могла бы сейчас быть на месте этой красотки! И как это я раньше не заметила сходства наших фигур!

— Раньше ты и не могла его заметить, — сказала я. — Раньше особого сходства и не было. Надувной жилет она надела только что.

Ирка подслеповато прищурилась:

— Ты про это оранжевое? Разве это не водолазка?

— В каком-то смысле водолазка, — пожала плечами я. — Если самолет рухнет в море, в воду мы полезем именно в таких.

— Мы что, падаем? — в проходе возник Женя. — Натощак?!

Я устало закрыла глаза, стискивая зубы, чтобы не зарычать. Боже, избавь меня от этих идиотов!

Рядом завозилась Ирка, пытаясь пристроить на животе маленький откидной столик, — он сопротивлялся, не желая устанавливаться под углом.

— Ленка, помоги! Какая-то дурацкая конструкция, никак не откидывается, — позвала подруга.

— Это потому, что кто-то слишком много ест, — бестактно заявил Женя, принимая у стюардессы сразу два судочка с обедом.

Я тяжко вздохнула. Надежды на избавление не было. Если вдуматься, дальше должно быть только хуже: в компании двух психов я летела на поиски третьего. Испытывая при этом сильнейшие сомнения в собственной нормальности.

Борт из Ростова благополучно сел в прокаленной солнцем Ларнаке двумя часами раньше.

— Дас из фантастиш! — радостно произнес капитан Сидоров, высовывая голову подальше в окошко. Идущий впереди автобус загораживал ему обзор.

Водитель-киприот ответил что-то по-английски. Сидоров, не оборачиваясь, отмахнулся.

На лавочках вдоль набережной сидели скудно одетые мужчины и щедро раздетые женщины, все загорелые и белозубые. Торчащему из окошка, как морковка с грядки, Сидорову они приветственно махали руками. Он отвечал им радостными возгласами.

Полковник Лапокосов хмуро молчал, как никогда раньше жалея о незнании им иностранных языков. Уже в аэропорту к нему то и дело по-братски обращались граждане латинских кровей, введенные в заблуждение знойной лапокосовской наружностью. Полковник вынужден был прибегать к сурдопереводу: качал и кивал головой, разводил руками, показывал пальцем, с трудом удерживаясь, чтобы в сердцах не оттопырить средний на правой руке. Сидоров же умудрялся прекрасно объясняться с иностранцами при помощи дичайшей смеси английских, французских и немецких слов и выражений, главным образом заимствованных из кинофильмов. Наиболее употребительным и совершенно универсальным оказалось ругательное «фак ю», которое полиглот поминал по любому поводу с различной интонацией.

— Фак ю! — в очередной раз восторженно возопил капитан, снова высовываясь, чтобы рассмотреть стоящий на тротуаре сияющий металлом «Харлей».

— Сядь, — коротко велел Лапокосов.

Сидоров попрыгал на сиденье, устраиваясь поудобнее, посмотрел на высокие стройные пальмы, развесистые кроны которых подметали ослепительно белое небо, и с чувством произнес:

— О соле мио!

С этими словами капитан бесцеремонно потянулся за лежащими на приборном щитке темными очками и надел их. Обозрев открывшуюся справа морскую даль, он сделал перед грудью несколько энергичных гребков и оживленно сказал:

— Моменто море!

Водитель сбросил скорость.

— Не тормозите, — попросил Лапокосов. — Мы спешим.

— Ват? — непонимающе обернулся киприот.

Надо же им было прислать машину с водителем-туземцем! Лапокосов рассердился: они прибыли как туристы от фирмы «Транс-Глобус». И, хотя сама фирма была прикрытием для Конторы, на помощь законспирированных сотрудников Лапокосов рассчитывать не мог.

— Ват? — переспросил шофер.

— Кроват! — весело срифмовал довольный неожиданной загранпоездкой капитан.

— Быстрее! — рявкнул Лапокосов.

Сидоров подтянулся.

— Цигель, цигель, ай-лю-лю, — перевел он водителю. — Бистро-бистро!

— О, бистро! — кивнул киприот, сворачивая к тротуару.

— Куда это мы? — Полковник выглянул в окошко.

На тротуаре под яркими зонтами толпились белые столики уличного кафе. Справа призывно сияла надпись: «Bistro».

Водитель приветливо улыбнулся, жестами указывая Лапокосову в направлении кафе.

— Уно кретино! — взорвался полковник, неожиданно обнаружив, что может достаточно свободно изъясняться по-сидоровски. — Нон бистро! Форвард! «Палм-Бич», айн-цвай-драй! Темпо!

Сверкнув зубами в улыбке, водитель разразился длиннейшей тирадой на родном языке.

— Мама миа, — устало сказал Лапокосов. Филологические упражнения вызывали у него неприятное щекочущее ощущение под черепной коробкой: как будто там зашевелилось потревоженное насекомое. Еще немного — и оно выберется наружу… — Престо, престо! — машинально произнес полковник по-итальянски, едва водитель чуть сбросил скорость.

— Где это вы, товарищ полковник, так по-французски шпрехать научились? — с уважением спросил капитан.

— Ин Москоу, — ответил Лапокосов. — В академии как раз французский изучал.