Принц в неглиже - Елена Логунова

А лицо? Он ощупал его — и не нашел мешков под глазами. Выдернул волосок с темени, негромко выругался от боли, и рыжеволосая дамочка в соседнем кресле обернулась, вопросительно приподняв бровь. Волос седым не был.

— Прошу прошения, — извинился Монте. Он поднялся и прошел в туалет.

Зеркало подтвердило его выводы: мафусаиловых лет Монте Уокер еще не достиг. У него отсутствовала седина, но были свои зубы, и он выглядел максимум на тридцать пять!

Монте вернулся в салон, плюхнулся в кресло и задумался. Скажем, так: он попал в передрягу с ребятами Ла Гадо. В него стреляли, это он вспомнил. Должно быть, попали, и, должно быть, в голову. Итак, он приобрел мозговую травму и потерял память, лет тридцать провалялся в коме, его медицинские счета никто не оплачивал, и потому его тело переправили в самую распоследнюю захолустную клинику; но от приборов, поддерживавших сердцебиение, дыхание и разное-прочее типа мочеиспускания, не отключили — эксперимента ради. И когда никто того не ожидал, он вдруг очнулся…

«Стоп, — сказал себе Монте Уокер. — Это не объясняет, почему я выгляжу не на семьдесят лет, а на тридцать!»

Возможно, ему сделали пластическую операцию? Это легко проверить.

Извинившись перед соседями, Монте поднялся и снова прошел в туалет. Спустив штаны, изогнулся, чтобы рассмотреть себя сзади. Если там будут рубцы и швы, значит, пластика лица действительно была сделана — кто не знает, откуда берут лоскуты кожи для этого!

В узком пространстве туалета акробатический трюк выполнить было нелегко. Пришлось задействовать и зеркало. Спустя пять минут после начала непростой гимнастики Монте мог бы поклясться, что его филейная часть донором не была.

Он привел костюм в порядок и вернулся в салон.

С неумолимой категоричностью из всех этих фактов складывалась следующая картина: Монте получил очередное воплощение, но почему-то совершенно забыл его, хотя помнил предыдущие.

Монте Уокер, переставший быть таковым, летел в Нью-Йорк спустя тридцать три года после своей смерти. А зачем летел? Тот русский с лошадиным лицом, должно быть, инструктировал его на этот счет, но Монте не понимал русского языка. Дискету, полученную от лошадинолицего в аэропорту Ларнаки, он положил в карман пиджака и тут же о ней забыл. Какая, к черту, дискета?

У Монте Уокера, известного в узких кругах как Уокер Крутое Яйцо, в Штатах могла быть только одна цель: сквитаться со своим убийцей Марио Ла Гадо.

Ближайшей целью полковника Лапокосова была встреча в аэропорту Нью-Йорка Монте Уокера, он же Сергей Максимов, он же агент Шило.

Томясь в ожидании, полковник грыз ногти. Это была дурная привычка, от которой он решительно избавился после первого в своей жизни свидания с девушкой: погладив барышне коленку, юный Лапокосов зацепил заусенцем капрон чулка, и на этом все приятное закончилось.

Теперь он снова нервно обкусывал ногти, даже не пытаясь как-то скрыть этот процесс от чужих глаз. Народу в зале ожидания было множество, но Лапокосову казалось, что он стоит одиноко, как пальма посреди пустыни: иностранной речи он не понимал, регистрационные стойки, ряды кресел, мониторы, фиксирующие время прибытия и отлета, казались ему декорацией. Мужчины в деловых костюмах, женщины в дорожных нарядах, подростки в джинсах и футболках, гомонящие дети, люди в креслах, спокойно читающие журналы, — все они были статистами. Действующими лицами были только сам полковник и агент Шило, которого предстояло найти, чтобы разобраться, на кого он работает. Стоя у газетного киоска вблизи широкого коридора с таблицей-указателем «Галерея 8: международные рейсы», Лапокосов посматривал то на эскалатор, то в широкое, выходящее на летное поле тонированное окно. Табличку с русской надписью «Сергей Максимов» он держал в правой руке, то поднимая ее над головой, то опуская вниз.

Эти манипуляции вызваны были неуверенностью полковника в том, что Шило обрадуется встрече. Конечно, если он получил от подозреваемого искомый материал и вылетел в Нью-Йорк лишь потому, что не имел возможности сразу вернуться в Россию, агента Шило появление Лапокосова только порадует. Он передаст полковнику компромат и выполнит свое задание. Приободрившись, полковник поднял табличку повыше.

А если агент перевербован и работает на другую сторону или же на самого себя? Лапокосов табличку опустил. В таком случае, увидев, что его встречают, Шило попытается скрыться. Удастся ли обойтись без шума? Полковник оглянулся на коридор, ведущий к штаб-квартире службы безопасности аэропорта, и вздохнул. Сложность состояла в том, что задержать агента полковник должен был сам, один, без помощников. Посвящать кого-либо в тайну Лапокосов не имел права.

Конспирация, помноженная на недостаточное финансирование, — плохие условия для серьезной работы. Лапокосов вздохнул и тихо выругался, вспомнив инцидент в ресторане аэропорта Ларнаки. Официант подошел к их столику после обеда и, обращаясь к Сидорову, вопросительно произнес: «Де бил? Де бил?»

— Сам дебил! — закономерно оскорбился капитан и избил официанта прежде, чем выяснилось, что «де бил» по-английски означает «счет».

Оставалось надеяться, что с помощью сотрудников «Транс-Глобуса» капитан Сидоров выяснит отношения с местной полицией быстро и без особых хлопот. Впрочем, полковника это заботило мало. Сейчас он думал только об агенте Шило.

Лапокосов почти догнал его в Париже, где тот пересел на рейс до Нью-Йорка. Благодаря господу богу и «Конкорду» полковник смог опередить агента. Времени хватило на торопливый обед в кафе, посещение изумительно чистого туалета и сотворение из подручных средств таблички с надписью «Сергей Максимов».

Магазины беспошлинной торговли и бар Лапокосов игнорировал, в кресла с установленными на подлокотники телевизорами даже не садился. Переминаясь с ноги на ногу, он час за часом ждал прибытия борта из Парижа. И слишком поздно понял, что совершил непростительную ошибку, предположив, что пассажиры всех парижских рейсов прибывают в аэровокзал с одного выхода. Агент Шило прошел мимо, даже не подозревая о присутствии в толпе встречающих рейс Мехико — Нью-Йорк полковника Лапокосова.

«Везенье, везенье… Помилуй бог, да надо же и уменье!» — говаривал Суворов. Солидаризируясь с великим полководцем, трезвомыслящая Зина не стала полагаться на свою фантастическую везучесть и не бросилась сломя голову наобум прочесывать мегаполис в поисках Сергея Максимова. Она рассчитала время и в нужный момент позвонила Абраше.

Исключительно проворный и предприимчивый юноша по имени Абрам приходился каким-то родственником бывшему Зинкиному супругу. Порвав с мужем, контакта с Абрашей Зина не порвала, потому что молодой человек был очень полезен. Юноша работал официантом в ресторане аэропорта, был знаком и едва ли не дружен с большей частью работников аэровокзала и за небольшое вознаграждение с готовностью принимал и передавал с попутным авиатранспортом посылочки из Америки в Россию и наоборот. Зина регулярно пользовалась его услугами, чтобы отправлять подарки родителям: это было и дешевле, и надежнее, чем почта.

На сей раз от Абраши требовалась сущая малость: смастерить табличку с надписью «Сергей Максимов», встретить нужный рейс и вручить человеку с соответствующими именем и фамилией бумажку с Зинкиным телефонным номером и просьбой позвонить.

— Нет проблем! — бодро сказал Абраша.

Выведя каллиграфическим почерком на полуметровом обрывке чистой кассовой ленты незабываемые русские буквы, он стал со своим транспарантом на виду у пассажиров, прибывших с Кипра, — так, что его нельзя было не заметить.

Тем не менее он все же остался незамеченным! Прибывшие в город на Гудзоне скользили по Абраше и его плакату равнодушными взглядами, ни один не проявил мало-мальского интереса. Деловитые торопыги без багажа, увешанные фотоаппаратами туристы с баулами, волочащие отпрысков мамаши, старушка в кресле-каталке, наконец экипаж — все прошли мимо. К Абраше, добросовестно простоявшему на посту без малого час, никто так и не подошел.

Решив в конце концов, что искомого Сергея Максимова среди прилетевших с Кипра не было, Абраша скомкал транспарант, бросил бумажный комок в урну и зашагал прочь; но, отойдя от места несостоявшейся встречи шагов на двадцать, он вдруг наткнулся взглядом на корявую табличку с надписью… «Сергей Максимов»!

— Интересное кино! — по-русски пробормотал он. — Я таки не понял, откуда этот Максимов прилетел?

Табличка реяла перед лицами граждан, только что прибывших из Мексики. Держал плакатик мрачный черноусый мужчина с тоскливо-озлобленным выражением лица. Абраша почему-то подумал, что на месте неуловимого Максимова постарался бы с ним не встречаться.

Впрочем, Максимов, очевидно, и постарался, и не встретился. Безнадежным взмахом проводив арьергард мексиканской колонны, черноусый сделал то же самое, что и сам Абраша пять минут назад: препроводил наглядную агитацию в мусорку и пошел прочь.