Малахит - Наталья Лебедева

Как только рассвело, Алмазник осторожно двинулся вдоль дороги. Он искал людское поселение и скоро нашел его. Люди здесь одевались неярко, убого. Самым нарядным цветом был белый. Сидя в кустах, Алмазник, как мог, привел свой наряд в соответствие со здешней модой. Грязь с красных, тончайшей кожи, сапог, смывать не стал, халат вывернул наружу серо-черной полосатой подкладкой, сшитой из простой, теплой ткани, кольца и перстни с пальцев снял и, завернув в тряпицу, упрятал за пазуху.

По перерезанному дорогой селу Алмазник ходил около часа. Почти все было ему знакомо: деревянные срубы и жестяные бидоны, оконные стекла и убогие деревенские наряды. Знакомыми оказались даже буквы, вот только слово из них складывалось чудное, без значения: СЕЛЬПО. Состояние у Алмазника было странное, будто он опьянел от одного только воздуха. Он смотрел и видел, но границы у предметов были мягкими и размытыми. Люди двигались так же, как обычно, но в то же время медленнее, плавнее, будто их окружал не воздух, а вода. Слышал Алмазник тоже будто сквозь воду, глуховато; и от того еще чуднее казался диковинный акцент, омывавший знакомые слова и лишавший их привычной Алмазнику формы.

— Эй, узбек! — вывел его из полузабытья резкий старушечий голос.

Алмазник резко обернулся. На кривой, почерневшей от времени скамейке сидела древняя старуха в валенках, сером платке и бесформенном буром пальто.

— Тебе похмелиться? Так ты не сомневайся, есть. Пойдем, пойдем…

Она тяжело поднялась и, так и не разогнувшись до конца, пошла в избу, маня Алмазника за собой скрюченной артритной рукой, будто ловила на крючковатый палец невидимую рыбу.

— А я смотрю, — ворковала она, пробираясь сквозь сени, — ходишь, ходишь, мил человек, по селу. Видно, научили добрые люди, что есть, а где, не подсказали. А я тебе так скажу: в кажной избе есть, а у меня самый лучший. — Она повернулась к Алмазнику и испытующе уставилась ему в лицо своими маленькими, слепыми и тупыми глазками.

— Ой, а молод-то как, — сокрушенно пробормотала старуха. — Спиваетесь вы, узбеки, совсем.

Зашли в дом. Старуха исчезла где-то в недрах, оставив гостя переминаться с ноги на ногу на драном, из тоненьких лоскутков сшитом половике. Алмазник осматривал комнату. Все вещи были убогими, грязными, серо-желтыми; пахло плохо — немытым старческим телом, кошачьей мочой, перепрелой пищей. И вдруг на стоявшем у окна столе Алмазник увидел настоящее чудо: там лежала бумажная книга. В мире Алмазника бумага была редкостью. Умели делать ее два-три мудреца, родом из древесников, и даже до просвещенных монархов Златограда и Камнелота один листок доходил раз в несколько лет. Бумага была не так уж нужна: все документы высекались на каменных дощечках, писателей тоже было не много. Камни предпочитали литературе ювелирное искусство. Поэтому бумажная книга была чем-то невиданным. Алмазник украл бы книгу, если бы чувствовал себя в этом мире поувереннее.

Старуха вернулась в комнату, неся в руках бутыль с отвратительной на вид мутной жидкостью.

— А вот это продается? — Алмазник сделал робкий жест в сторону стола.

— Чево?

— Вот это. Книга.

— Купить, что ли, хочешь?

— Купить.

— Колька! — визгливо крикнула старуха, и из-за печки, как таракан, выполз худой и длинный прыщавый отрок.

— Колька, нужна те книжка-то?

— Эта? Нужна, — пробасил отрок.

— А есь какая бросовая?

— Бросовая? Есь.

Колька встал на колени и открыл рассохшуюся неприметную дверцу, за которой Алмазник с замиранием сердца увидел десять — двенадцать пыльных рваных корешков. Порывшись там, отрок выудил старый томик с изображением остроносого курчавого человека на обложке.

— Видите ли, денег у меня нет, — сказал Алмазник хрипло, — но, может быть, подойдет вот это.

Двумя длинными ловкими пальцами он выудил из потайного, прилаженного к поясу кошелька самый свой маленький камень — изумруд в десять карат. С замирающим от волнения сердцем он протянул камень хозяйке, уповая только на то, что по природной своей глупости она не знает истинной цены книги. Ее реакция превзошла самые смелые ожидания Алмазника. Мгновенно прозрев, бабка схватила камешек цепкими руками.

— Настоящий ли? — спросила она, подозрительно прищурив глаз.

Алмазник вопроса не понял.

— Ладно, верю, — по-своему оценила она его растерянность. — Звать-то тя как, добрый человек?

— Алмазник, — вяло пробубнил тот настоящее имя, не в силах прийти в себя.

— Алзам… Придумают же имен узбеки, черти некрещеные, — пробурчала бабка, выпихивая покупателя из избы.

Судорожно прижимая к груди нежданно обретенное сокровище, Алмазник сбежал по ступеням шаткого крыльца. Укрывшись в кустах, он нежно тронул желтые страницы, с которыми никто никогда бережно не обращался. «На холмах Грузии лежит ночная мгла…» Он не только не видел никогда столько бумаги сразу. Он никогда в жизни не читал чего-то столь совершенного.

К своему каравану Алмазник вернулся через два дня. Полное уныние охватило купцов, от счастливчика рвалась уйти недавно обретенная жена. Появление Алмазника подействовало на них так же, как опрыскивание живой водой действует на труп. А уж когда этот худой темноволосый мальчик показал им полтора десятка книг, все торговцы каравана поняли, что унижению выродков пришел конец.

С того самого дня торговцы, расположившиеся во дворе Камнелотского замка, стали делом привычным. Моду на книги камнелотские Роксаны ввели быстро. Алмазник начал строить усадьбу на окраине Торговцов — села, где исконно селились торгующие выродки, — завел себе гарем и заметно погрузнел. Пару раз он даже позволил себе появиться при дворе. Не зная, как себя вести с ним, все, не исключая и его царствующего брата, делали вид, что встречают его впервые. Алмазник понимал брата: никогда еще со времен Малахита Великого не было в их семье внутренней распри. Объявить миру о том, что королевский сын — вор, было бы катастрофой, началом конца.

Смарагд молчал.

И только королевская кухарка Бирюза готова была бороться с его наглостью и с его усиливающимся влиянием. Алмазник понимал и ее: они были слишком разными, чтобы ужиться в одном дворце, и слишком властными, чтобы находится на вторых ролях.

Через месяц Алмазник случайно подслушал разговор Бирюзы с молоденькой и глупенькой Рубеллит.

— Зачем, зачем вы все покупаете у него? — взволнованно говорила Бирюза. — Его гнать надо из Камней, поганой метлой гнать, а не смотреть, как он морду отъедает — на ваши, между прочем, деньги.

— Но как же теперь без книг? Ты же знаешь, Бирюза, милая, раньше их вообще было не достать, — звенел наполненный досадой прозрачный голосок Рубеллит. — А то, что писали наши поэты ни в какое сравнение…