Малахит - Наталья Лебедева

— Будем оформлять изъятие, — едва справившись со слюноотделением, просипел Берковский.

Усилием воли Алмазник привел в порядок мысли, которые под напором незваного гостя расползались, будто гнилая ткань.

— Разве так это делается?

— Что — это? — вскинул брови Берковский.

— Обыск… Изъятие… Разве не нужны понятые, следственная группа?

— Нет, не нужны, — Берковский пожал плечами и вновь уткнулся в свои грязно-мятые записки.

Алмазник начал терять самообладание. Он уже подумывал о том, чтобы отправиться в Камни — исчезнуть прямо на глазах у этого странного человека, — но остался стоять на месте. Любопытство — вот что держало его здесь. Каждой своей клеточкой, своей проверенной годами чертовой интуицией он чувствовал, что не для того пришел сюда этот человек, чтобы отправить его в СИЗО, заодно приобщив к делу рубины.

Он заставил себя не бояться, выпрямился, сложил на груди руки и отставил в сторону ногу, обутую в изящный сапог. Берковский продолжил писать, едва — движением брови — отметив перемену в своем сопернике.

Искарябав с двух сторон свой дешевый папирус, он откинулся в кресле и протянул его Алмазнику:

— Распишитесь.

— Я не буду этого подписывать, я даже не знаю, о чем вы могли написать, — изгнанный принц гордо вскинул голову.

Берковский двинулся вперед быстрым змеиным движением — почти лег на хлипкий журнальный столик:

— На помощь и покровительство не надейся, Дарья Дмитриевна обойдется и без твоих услуг…

Ровно час продолжалась эта странная, ни на что не похожая беседа. Алмазник то обретал уверенность в своих силах, то терял ее, но любопытство свое удовлетворить не мог до самых последних минут. И только когда Берковский удалился, понял наконец, что стал агентом не КГБ в целом, а вот этого неприятного человека.

Алмазник зря надеялся, что охочая до блестящих камней сорока Дарья Дмитриевна хоть что-то значит в этой его истории с удачной торговлей — почти ничего она не значила, тем более что речь шла не о бабских шмотках или импортных кунштюках. Засуетились, ох засуетились те, кому в сорок шестом попали первые алмазниковы камешки. Было продано Алмазником в тот год немного, по пальцам пересчитать, но так прекрасны были камни, что сердца знатоков учащенно забились. Ни в одной ювелирной коллекции, ни на одном аукционе не было таких крупных, по-настоящему драгоценных камней. Но кто возит их, откуда возит, было непонятно. Несколько лет ушло только на то, чтобы понять — сбывает необычные камни один человек. Руководствуясь противоречивыми показаниями свидетелей, дали ему прозвище Узбек.

С каждым изъятием на группу, занимающуюся этим делом, давили больше и больше. Скандалы и перестановки, рубка леса и сжигание щепок — Алмазник даже и не подозревал, какие круги по воде расходятся от его камней.

Берковский вошел в группу по разработке Алмазника в шестидесятом. Первое, что показали новичку — три кольца белого золота с бриллиантами, рубинами и топазами. Изъяли их у жены бывшего зам. министра. Ювелир, приглашенный в качестве консультанта, сказал сначала что-то странное: «Господи, почему мне это в голову не приходило!», а потом начал сбивчиво объяснять, что да, камни уникальные, но что цена каждого кольца как произведения искусства стократ превосходит стоимость всех этих камней вместе взятых, что сочетаются камни в кольцах самым простым и вместе с тем самым неправдоподобным способом, и что для создания такого эффекта никому из ювелиров даже и в голову не пришло бы так их сочетать. Допущенный к уникальным вещдокам Берковский долго вертел кольца в руках, но так и не понял, в чем именно заключается особая их красота и изысканность. Это задело его самолюбие. Он тоже хотел видеть то недоступное, о чем с таким волнением рассказывал ювелир.

Тем же вечером он пошел в Ленинскую библиотеку. С выписками из книг он начал посещать все исторические музеи, в которых только можно было увидеть предметы, украшенные драгоценностями. Завел собственную картотеку, перезнакомился со всеми московскими ювелирами и перекупщиками. Даже из загранпоездки привез книги, альбомы и справочники по ювелирному искусству. Через год он уже делал весьма компетентные замечания кагэбэшным экспертам. А главное, научился видеть камни как они есть, оценивать их не только по крупности, но и по чистоте, цвету, качеству огранки, научился отличать кич от произведений искусства. Он получал истинное наслаждение, разбираясь в нюансах и тончайших отличиях: такое наслаждение сравнимо, пожалуй, только с наслаждением наркомана. Его спрашивали иногда: «Зачем тебе это надо?» Он отвечал: «В мире так мало законных удовольствий, я приобрел себе дополнительное.»

Он быстро понял, что камни Узбека — нечто из области необъяснимого. Если бы он возил один, ну два вида камней, Берковский мог бы предположить, что цепочка тянется с неизвестных пока копей в Африке или Южной Америке. Но даже небольшие партии, сбываемые Алмазником, включали в себя минералы, которые никак не могли происходить из одной местности. Десять-двадцать копей, камни с которых никогда не попадали в руки российским знатокам? Бред. Тогда откуда? Эти мысли толпились у Берковского в голове, как назойливые мухи, мешали есть, спать, любить женщин, смотреть телевизор. Черт, он влюбился в эти ни на что не похожие камни.

Первый раз Узбека удалось увидеть в шестьдесят втором, когда он все-таки завел свою первою постоянную клиентку. Дарья Дмитриевна умоляла привезти в следующий раз «еще что-нибудь». Он соблазнился ее статусом генеральши, уповая на защиту и на обещание подогнать еще пять-шесть богатых покупательниц. Но получилось наоборот. Как раз через Дарьи Дмитриевниного мужа органы и вышли, наконец, на Узбека. Муж был не дурак и Дарьину страсть к погремушкам был готов поощрять только до тех пор, пока она не шла в разрез с интересами начальства. Алмазника сгубила гидра, на счету которой было немало коммерсантов всех мастей. Голов у гидры было две: жадность и желание перестраховаться.

Странным подопечным был Алмазник для компетентных органов. Появлялся в Москве он редко, причем путь его отслеживали только после появления его у Дарьи или ее подруг. Других постоянных клиентов у него не было, привычных, любимых, насиженных мест — тоже. Ни с кем, кроме покупателей, Узбек не встречался, а многим — из тех, кто повыше — хотелось узнать, где и почем берут нынче такую редкую красоту. Тем, кто пониже, приходилось следить. Поймать и прижать пока боялись — вдруг Узбек просто пешка, перекупщик, который и не знает-то ничего. Где искать тогда хозяина чудо-белки, грызущей изумрудные орехи?