Великолепные руины - Джесс Уолтер

Я плакал, потому что за этой отточенной техникой, конечно, стояла настоящая трагедия. Мария научилась этому трюку после встречи с другими солдатами, которые швыряли ее на землю, и быстрые руки не могли защитить ее от беды.

«Ну вот и все».

– Прости меня, Мария! – плакал я.

И плакал на ее груди я тоже не единственный. Она точно знала, что делать. Мария расстегнула верхние пуговки платья и прижала мою голову к высокой груди.

– Тихо, тихо, Висконсин, не плачь! Тихо, тихо! – говорила она.

Кожа у нее была такая мягкая и сладкая, такая мокрая от моих слез, что я заплакал еще горше.

– Тихо, тихо, Висконсин.

Я зарылся лицом между ее грудей и как будто попал домой, в Висконсин. И до сего дня мне не доводи лось побывать в месте прекраснее, чем та долина между двух холмов. В конце концовя успокоился и взял себя в руки. Через пять минут я отдал ей все свои деньги и сигареты, и поклялся в вечной любви, и пообещал вернуться. А потом заковылял обратно к своему посту. И уверял моего друга Ричардса, которого вскоре не стало, что я просто проводил девчонку до деревни.

Жизнь наша сложна и хрупка. Но другой нам не дано. В ту ночь я забрался в спальный мешок совершенно опустошенным, пустой выпотрошенной раковиной.

Прошли годы, а я все та же выпотрошенная раковина, все так же снова и снова переживаю день, когда окончилась моя война. Тот день, когда я впервые осознал, как осознают наверняка все чудесно спасшиеся, что выжить и жить – это не одно и то же.

Ну вот и все.

Через год я уехал из дома Ричардса, оставив его сыну «люгер», и остановился в городском баре, чтобы выпить миллионную по счету рюмку с того самого дня. Официантка спросила, зачем я приехал в Сидар-Фоллз, а я ответил: «Сынишку навестить». Она начала расспрашивать меня о сыне, о прекрасном мальчике, у которого был только один недостаток: его не существовало. Я сказал официантке, что он отличный парень и что я ему сувенир с войны привез. Она спросила, какой сувенир. Это, наверное, что-то очень важное? Носки, ответил я.

С войны я привез только одно – печальную историю о том, как я выжил, а другой парень, куда лучше меня, умер. И о том, как под веткой лимонного дерева в придорожной канаве меня за двадцать секунд обслужила руками девушка, которая очень старалась, старалась, чтобы я ее не изнасиловал.

5. Студия Майкла Дина

Наши дни

Голливуд, штат Калифорния

Король Голливуда возлежит в шезлонге на своей веранде, потягивает коктейль и любуется проглядывающими сквозь деревья огнями Беверли-Хилз. На его коленях – раскрытый сценарий, сиквел «Ночных охотников». (Сцена первая. Лос-Анджелес, ночь. Черный поезд мчится по направлению к музею современного искусства «Гетти».) Клэр, его помощница, объявила, что даже на помойке такому сценарию не место. Стандарты у нее, конечно, завышенные, но тут Майкл вынужден с ней согласиться: доходы с каждой серией падают, а первые «Ночные охотники», между прочим, кучу бабок принесли.

Этим видом Майкл любуется уже лет двадцать, но сегодня даже знакомый пейзаж выглядит иначе. За холмы тихонько соскальзывает закатное солнце. Майкл удовлетворенно вздыхает. Хорошо снова быть царем горы. И всего-то год понадобился. Не так давно ему и вид этот надоел, и вообще все на свете. Майкл начал бояться, что это конец. Не смерть, в роду Динов никто раньше девяноста не помирал, а просто он вышел из моды. Устарел. Десять лет Майкл не мог выбраться из жуткой ямы. Ни одного попадания. Повезло ему только с первыми «Ночными охотниками», да и то это же стыдобища, а не сериал! И еще издательство не хотело его мемуары выпускать, редактор сказал, что это гнусный пасквиль, написанный с целью отомстить врагам, а факты в нем проверить невозможно. В итоге наняли какого-то литературного негра, переделавшего шедевр в помесь автобиографии и книжки из серии «как добиться успеха».

Казалось, все, конец пути и скоро Майкл вместе с другими привидениями из прошлого будет тусоваться в загородном клубе, шумно хлебать суп и предаваться воспоминаниям о Дорис Дей и Дэриле Зануке. Ан нет, есть еще порох в пороховницах. Вот за что Майкл любит этот город и этот бизнес: удачная идейка, удачная презентация этой идейки – и ты снова на коне. Дин так до конца и не понял, что такого было в этом шоу «Давай знакомиться» (если честно, Майкл только делает вид, будто разбирается во всех этих интернетах, твиттерах-шмиттерах и прочей компьютерной фигне). Но по реакции своего партнера Дэнни, а особенно задаваки Клэр, он догадался, что нащупал золотую жилу. Оставались пустяки: как следует идейку подать. И продать.

И теперь номер Майкла Дина снова есть у каждого приличного человека в городе, у каждого агента, продюсера и прочей швали. Главная проблема сейчас – договор, который он когда-то подписал с «Юниверсал». Договор пожизненный и предполагает, что Дин каждую свою идею должен предложить в первую очередь им, а потом еще отвалить жирный процент от прибыли. По счастью, его юристы вроде бы нашли лазейку, и Майкл уже начал приглядывать себе офис где-нибудь подальше от студии. Неужели он снова будет свободен? От этой мысли Майкл сразу молодеет лет на сорок, и между ног у него начинает покалывать.

Хотя… Может, это таблетка подействовала? Ну да, четко по расписанию, ровно через час после приема. Там, под сценарием, дряхлые нервные и эндотелиальные клетки производят окись азота, которая стимулирует синтез гормона, сокращает видавшие виды мышцы и наполняет пещеристое тело кровью.

Сценарий на коленях поднимается, как знамя над Рейхстагом.

– Доброе утро, дружок! – Майкл кладет сценарий на столик, с трудом встает и идет в дом проведать Кейти.

Пижамные штаны ощутимо жмут. Майкл проходит мимо бассейна, мимо огромных, в человеческий рост, шахмат, мимо прудика с японскими карпами, мимо спортивного коврика и большого мяча, на которых Кейти делает гимнастику, мимо литого чугунного кофейного столика тосканской работы. Сквозь окно кухни Дин видит жену номер четыре в узких спортивных брюках и облегающей майке. Майке есть что облегать. Недавно он сделал вложение в женину красоту, и гелевые импланты последней модели пришли на смену дряблому силикону (преимущества: минимализируются капсулярные контрактуры и шрамы почти незаметны, импланты вживляются в ретромаммарных впадинах между грудями и мышцами верхнего плечевого пояса).

Жарко.

Кейти всегда его ругает за то, что он шаркает; он, дескать, из-за этого кажется столетним стариком. Майкл спохватывается и легко впархивает на кухню. Кейти стоит к нему спиной.

– Простите, мисс, – Майкл встает так, чтобы она заметила вздыбленные штаны, – вы деревянный хот-дог не заказывали?

Но в ушах у Кейти опять эти ужасные затычки – наушники, а потому она его не слышит и не видит. А может, просто притворяется. Года два назад, когда дела шли совсем плохо, ему казалось, будто она поглядывает на него снисходительно и разговаривает с ним терпеливо, как сиделка с больным. Кейти преодолела важный рубеж, ей исполнилось тридцать шесть, Майклу – семьдесят два, и теперь она всего лишь вдвое его моложе. Майкл вообще с недавних пор увлекся женщинами за тридцать. Все-таки как-то неудобно уже двадцатилетних обхаживать. А вот за тридцатилетними ничего, можно, никто и слова не скажет, будь тебе хоть сто лет от роду. К несчастью, Кейти еще и выше его на десять сантиметров, и вот с этой разницей уже ничего не поделаешь. Иногда Майкл без всякого удовольствия представляет себе, как они выглядят в постели: похотливый гном скачет по холмам и долинам великанского тела.

Он обходит барную стойку – вдруг она все-таки заметит бугор на его штанах. Кейти поднимает голову, потом опускает взгляд и снова смотрит ему в лицо. Вынимает из ушей затычки.

– Привет, зайчик. Ты чего?

Майкл открывает рот, чтобы ответить банальностью, но тут на барной стойке принимается вибрировать мобильник. Кейти толкает телефон в направлении супруга. Если бы не поддержка современной химии, Майкл мог бы существенно пострадать от такого явного отсутствия интереса.

Звонит Клэр. Странно. Без четверти пять вечера, сегодня Большая пятница. Чего ей надо? Ассистентка у него просто ужас какая умная и вдобавок (тьфу-тьфу-тьфу), похоже, удачливая. Вот только у нее вечно все сложно. Переживает по любому поводу, постоянно сравнивает жизнь и свои ожидания от нее, сомневается, достигла ли она чего-нибудь, делает ли она важное и полезное дело. Майкл даже начал подозревать, что Клэр ищет другую работу, у него на такие вещи нюх. Наверное, поэтому он поднимает палец, чтобы Кейти не мешала, и отвечает на звонок.

– Что случилось, Клэр?

Она мекает, бекает и запинается. И это Клэр, вечно сердитая и требовательная, притворно циничная, как будто она все в жизни повидала и от всего устала. Насчет цинизма он ее всегда предупреждал: таким дешевым спектаклем никого не убедишь, это как костюм за восемьдесят долларов. Рецензент она отличный, а вот хладнокровия, так необходимого продюсеру, ей явно не хватает. «Ну не знаю, мне не нравится», – говорит она, хотя какое в их профессии может быть нравится – не нравится? Партнер Дина, Дэнни, в шутку называет Клэр канарейкой (такой, которую в угольной шахте сажают, чтобы предупреждала об опасности) и предлагает всем ее советам следовать, только наоборот. Если ей что-то нравится, – не берем. Вот, к примеру, Клэр хорошо понимала, что «Давай знакомиться» выстрелит. И при этом умоляла Дина не выпускать шоу на экраны. Типа, не хочет же он, чтобы его запомнили по этому убожищу, когда он столько замечательных фильмов спродюсировал? А он ей тогда ответил: главное, чтобы запомнили, как он делал деньги.