Кирилловцы vs николаевцы. Борьба за власть под стягом национального единства - Вячеслав Черемухин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не обошлось и без взаимных упреков участников съездов и наблюдателей со стороны. Пока эсеровское «Общее дело» проводило освещение деятельности съезда РНК ежедневно, упрекал деятельность съезда в Рейхенгалле кадетский «Руль». В частности, некоторые статьи носили весьма язвительный характер. Так «Руль» 10 июня 1921 года вышел с передовицей «Напрасные надежды», в котором декларировал: «Монархический съезд в Рейхенгалле закончился провозглашением монархии как едино спасающего средства восстановления России. Конечно, ничего другого и ожидать нельзя было, потому что они и называют себя монархистами, что только на монархию возлагают свои надежды. Но с другой стороны, именно поэтому не стоило (вульгализируя слова известной трагедии) вставать из гроба, чтобы провозглашать то, что само собой в их устах подразумевалось»[113]. На съезд в Баварии отреагировала и немецкая пресса. Ведущая немецкая газета Франкфурта-на-Майне «Frankfurter Zeitung» отозвалась на съезд монархистов следующими словами: «Эти люди, все еще не понимающие, как круто повернулось колесо истории, не обладают ни материальными, ни духовными средствами, чтобы осуществить восстановление России. Пребывание в Рейхенгалле, может быть, очень приятно. Но эти съезды бесталанных эмигрантов, ничему не способных поучиться, вряд ли опасны для советской диктатуры в Москве»[114].
А. В. Серегин в отношении платформы ВМС пишет, что данное объединение предприняло некоторые шаги «в направлении создания парламентской партии: региональные представительства в виде „Монархических Объединений“ с формально выборным руководством, агитационная работа с избирателями в период подготовки Зарубежного Съезда, принцип консолидированного голосования и жесткий партийный контроль над членами объединения». Единственное, что отличало ВМС от парламентской партии, — ротация руководства, отчетность руководства перед региональными организациями[115].
На наш взгляд, в данном случае неправомерно уподоблять ВМС организации парламентского типа (партии). Следует обратить внимание, что основными чертами парламентской партии являются: борьба за власть и ее обретение в результате выборов, активная общественная и политическая деятельность, вступление в дискуссии, высказывание своей позиции перед своими политическими оппонентами на актуальные общественные и политические вопросы. Как правило, формат политической партии предполагает принцип представительства партии на какой-либо политической площадке. В отношении политического Русского Зарубежья такой формат так и не был организован и даже предусмотрен. Политическая партия парламентского образца, помимо того, чтобы занять власть, стремится набрать популярность за счет голосов и поддержки избирателей. В данном случае популярность монархических настроений совершенно четко использовалась как «ностальгический» фактор о прошлом времени. Для эмигрантов «возвращение», пусть и в мыслях, к дореволюционным временам позволяло им вспоминать о временах, в которых прошли их мирные годы на территории родной страны, а не в незнакомых регионах и странах, где они нашли убежище. Фактор идеологического соперничества с победившими в Гражданской войне большевиками тоже стоит учитывать при определении мышления русского беженца. Отсюда понятно, что количество сторонников монархической идеи достаточно быстро росло. Помимо прочего, такие политические структуры эмиграции, как Русский Совет, Политическое совещание и пр. не предполагали участие здесь представителей от разных политических партий. Некоторые эмигранты уже к середине 1920-х гг. возлагали большие надежды на создание органа народного представительства. Можно даже сказать, что созыв Российского Зарубежного Съезда 1926 года был именно такой попыткой. Оказалось, что на съезде присутствовали представители почти всех политических сил зарубежья, кроме РДО П. Н. Милюкова и ультралевых. Однако даже попытка создать такой представительный орган не увенчалась успехом. Одним из важных признаков парламента является долговременность или периодичность его работы (т. н. сессий). В Зарубежье такой проект также не был реализован на практике. Для Зарубежья были характерны выделение программ различных политических сил и формирований, попытки создать единый фронт демократических, монархических, торгово-промышленных сил, однако по отдельности. Нельзя также сказать, что Русское Зарубежье боролось за власть. Для него была характерна борьба за влияние над эмиграцией, точнее, за господствующие настроения в эмиграции, а никак не политическая борьба. Иными словами, попытки воскресить парламентаризм в стиле «третьиюньской системы» здесь не достигли своего завершения, потому что нельзя говорить о попытках его воскрешения как таковых. Дебаты из-за трибуны Таврического дворца перешла в дискуссии в периодической печати. Можно также обратить внимание на то, что политически активные представители русской эмиграции выделялись из старых политических партий, которые прекратили свое существование в результате Революции 1917 года в России. В этом контексте интересно, что создание таких политических структур, как Партии народной свободы, Русского Собрания и пр. в эмиграции можно считать попыткой восстановить деятельность этих организаций в привычном русле их работы. Однако невозможность бороться за ключевые посты в государственных органах за отсутствием таковых лишала такие организации возможности продолжать активную политическую работу. Представляется, что для политических эмигрантов все же создание партий и структур было чем-то вроде «отдушины», компенсацией за потерянные возможности, с одной стороны, а с другой, — символом продолжающейся политической борьбы за Россию, которую они к тому же представляли за рубежом. В этом смысле и выбор «главы русской эмиграции» — вполне логичный шаг.
«Глава» эмиграции: Романовы после 1917 года. Род и династия
Выбирая достойного претендента на императорскую «корону», монархисты разделились на несколько лагерей. Н. В. Антоненко, Е. А. Широкова и другие отмечают, что деление по принципу отношения к конкретному члену Императорского Дома раздробило русскую правую эмиграцию на несколько течений.
Первое из них — «бонапартистское» — настаивало на том, что во главе монархической России может встать любой выдающийся человек, и на первом месте был барон П. Н. Врангель. Вероятно, к этому же направлению стоит отнести и сторонников Великого Князя Дмитрия Павловича, хотя изученность феномена его популярности в эмиграции до сих не обращала на себя внимание эмигрантоведов.
Другое направление «личной предрасположенности» эмигрантов стоит в целом вслед за эмигрантами и историками называть «Романовское». В нем уже выделялись некоторые особые течения: «кирилловцы» (сторонники Великого Князя Кирилла Владимировича, получившие название легитимистов) и «николаевцы» (сторонники Великого Князя Николая Николаевича)[116]. Однако данная классификация характерна для выбора личности на основе их заявлений и степени известности в эмиграции, а также и роли и их места в годы революции. Для другого направления (бонапартистского) характерно деление, как мы уже указали, по полноте политических полномочий, которые должны быть у русского монарха после восстановления монархии в России. Первое направление олицетворял Н. Е. Марков 2-й, а второе Е. А. Ефимовский, который встал во главе Русского Народно-Монархического Союза Конституционных монархистов (создан в 1922 году). «Ефимовский и Ольденбург являлись монархистами-конституционалистами и поддерживали Врангеля, в отличие от… Маркова, который был монархистом-абсолютистом», показывал на допросах В. В. Шульгин