По зову волхвов: современные сказки для взрослых детей - Сергей Ильичев

— Там, где царит любовь, о которой говорил нам галлилейский Учитель, там не может быть страха. А то, что касается церковников… По гордыне своей они решились подменять собой живого Бога. Наделили друг друга святостью и правами быть наместниками Бога на земле… И это касается всех: и католиков, и православных. Хрен редьки не слаще, как говорит о них мой отец.

— А как тогда же с правом вязать и разрешать? — задал вопрос уже подошедший к ним Радка.

— То удел единиц из числа подвижников, на которых и держатся все веры, — начал отвечать ему уже Любомир. — Если ты берешь на себя право называться отцом, то будь добр, возьми на себя и тяготы того или иного грешного сына. Ставишь его на колени — опустись и сам рядом. Даешь непомерное число поклонов — делай то же самое. И так, чтобы он видел, что ты, неповинный, из-за его греха то же самое претерпеваешь.

— Это, выходит, как Христос на кресте рядом с убивцами? — уточнил богатырь.

— Выходит! — продолжал Любомир. — Вот тогда-то и будешь отцом своему стаду, претерпевая вместе с ними все тяготы. Вот что такое христианский принцип «вязать» грехи наши. А претерпевшие вместе — вместе же и возрадуются разрешению того греха. В этом и заключаются слова Спасителя: «Возьми свой крест и иди за Мной». Но если не можешь или не хочешь, выбери иной путь, то есть будь, как все.

Даниил сидел задумавшись.

— То есть ты предлагаешь им и далее грешить? — словно бы докопавшись до чего, вдруг произнес княжич с робким недоумением.

— Нет, Даниил! Я говорю о возможности выбора. Каждый из нас в тот или иной момент своей жизни оказывается на развилке путей, а пред ним камень и чьи-то вещие слова, пусть даже это будут слова из Евангелия, предупреждающие о том, что ждет каждого из нас, выбери мы тот или иной путь. Вот об этом и были мои слова. А то, что касается творимого нами Зла… Но ведь самого Зла, как некой сущности, нет. Все худое совершаем мы сами. Сами вслед за помыслами впускаем порок в свое сердце, затем сами же предаем ближнего, грабим и даже убиваем его, объясняя всем, что сделали это во имя неких благих и гуманных целей. Но ведь никто извне не направлял острие нашего меча, которое мы заносили над спящим и доверчивым братом или соседом. А чтобы было легче творить это Зло, мы сами же стали доводить себя до животного состояния. А причина тому все та же: гордыня и желание для себя лучшей жизни за счет ближнего. И вместо слов «возлюби ближнего» все чаще и чаще будут звучать голоса: убей ближнего.

Радка сидел слегка оглушенным от услышанных слов.

— Но ты ведь, княжич, другой, — горячо продолжал Любомир. — Ты избранный! Им избранный! А потому люби все и всех. И Бог Сам тебе поможет. Ты станешь действительно великим князем…

— Откуда знаешь про то? — с удивлением спросил его княжич.

— Так этот лес, как мы в него вошли, лишь только и твердит об этом.

— Не понял, — тихо молвил княжич.

— На ветви посмотри, они давно к тебе склонились и даже прикоснуться норовят. А ласточки, что поутру вокруг тебя летали и, в небо уносясь, вновь возвращались, словно бы с тобой играя.

— Я сам хотел бы в это небо устремиться…

— Что, завидно пичужке стало? Я слышу, княжич, как твоя душа поет. Так распахни же крылья за спиной… По вере нашей все возможно…

Княжич улыбнулся…

А Радка чуть помедлил, но все же перекрестился.

Костер угасал, и вскоре они погрузились в сон, оставив Радку вместе с появившимся Ыркой охранять их покой.

Утром стоял плотный туман, а потому и в двух шагах ничего не было видно. Даниил нашел Любомира стоящим в березняке у молодого деревца.

— Посмотри, княжич, — окликнул Любомир появившегося княжича. — Посмотри на листву. Обрати внимание на то, что каждый листочек имеет свой, лишь ему присущий рисунок и он не повторяется. Точно так же в природе нет ничего, что бы повторялось, будь то лист березки или любая иная сущность, равно как в природе человека заложена уникальность не только каждого человеческого лица, но и всей его будущности, как с тобой, например.

— Знаешь, — отозвался Даниил. — Когда мы еще только выехали, я искренне не понимал, как можно склоняться перед деревом или камнем. Теперь начинаю понимать и вижу, что это не просто дерево или камень, что это часть единой Природы, к тому же она… живая. И, возможно даже, что имеет душу. Может быть, даже общую. Более того, природа значительно ранее нас увидела Свет и приняла Творца в себя, одновременно растворяясь в Нем. Она божественная…

— Что слышу я, княжич! — воскликнул Любомир. — От этих слов стало дышать легче. Но Боже упаси тебя сказать об этом где-нибудь еще.

— Я с братом старшим говорю, а оттого не прячу своих мыслей, — начал Даниил. — Мне ведомо недавно стало, что князь великий и тебе отец.

— Не искушай меня, мой господин, я место свое знаю, — ответил Любомир, чуть склонив голову.

— Ответ достойный, и его я принимаю, но в сердце у меня ты все одно мне старшим братом остаешься, а потому позволь обнять тебя с любовью.

И оба брата, сделав шаг навстречу, заключили друг друга в объятия.

Поднявшееся в этот миг солнышко заставило туман отступить в кусты, а вся природа отозвалась на объятия братьев. Деревья шелестом листвы, звонким пением птицы, лось призывным криком огласили весь бор, и даже зудящим звуком обозначили себя комары-пискуны, решившие также приобщиться к общей радости всего Божьего мира.

Сию наступившую благодать нарушил прибежавший к ним чем-то встревоженный Радка.

— Там всадник! — произнес он, указывая куда-то на взгорок. — Скорее за мной, я покажу…

Первым всадника увидел Любомир.

— Ты его окликал? — спросил он Радку.

— А надо было? — спросил богатырь.

— Вот и хорошо, что не окликнул, — сказал, немного успокоившись после быстрого бега, Любомир.

— Так кто же сей всадник? На половца вроде не похож, — рассуждал уже княжич.

— Это Верховой, или Темный Всадник. Так его называют старые люди. Он, как правило, скачет по дорогам, когда никого еще нет или когда уже никого нет. Он — Вестник. Но Боже упаси задать ему вопрос, скажет такое, что сам потом пожалеешь.

— Не понял, — произнес Радка. — Что он такого мог мне, например, сказать?

— Хотя бы о дне и причине твоей смерти… Вот ты потом бы и мучился, загибая пальцы, понимая, как быстро стало течь время, а ты еще и не пожил, казалось бы…

— Он, этот Темный Всадник, из числа нечистой силы? — уточнил княжич.

— Верховой, скорее всего, служит пограничным силам. Он предвещает встречному его Будущее, в которое лучше не заглядывать. Но в данном случае, как я понимаю, этот всадник явил нам себя не иначе как объявить о скором нашествия на наши земли половцев, то есть об угрозе войны, практически доказав правоту слов «вечного деда».

— Час от часу не легче, — произнес Даниил. — Давайте отправляться в путь, да поспешим исполнить волю великого князя, чтобы как можно скорее вернуться домой и быть ему во всем поддержкой.

Глава двенадцатая

ПАПСКИЙ ПРЕЛАТ

Еще день в пути прошел спокойно, пока обоз не наткнулся на величественный дуб. У основания этого кряжистого великана лежали конские черепа, нагроможденные друг на друге, отмытые дождями и выбеленные солнцем.

— Что это? Неужели и здесь служат Велесу? — спросил княжич у Любомира.

— Вряд ли! Мы уже давно идем по землям инородцев, и тут явно хозяйничают местные шаманы. А это, скорее всего, одно из их капищ. Но могут встретиться и более узнаваемые нами каменные изваяния, сохранившиеся с еще более давних времен от народов, которые здесь жили или проходили через эти места с торговыми караванами на юг.

— Княжич, идите сюда! — раздался голос Радки, который и отбежал-то от них на десяток метров, как говорится, по нужде. Да вовремя остановился.

Перед взором Даниила высилась, слегка наклонившись, каменная четырехгранная колонна с капителью на верхушке. Грани колонны были покрыты мхом, но Любомир уже очищал их отшлифованные временем стороны, а когда закончил, то Даниил увидел на каждой грани по лику. Причем они были непривычно безусыми и безбородыми…

— А это что же тогда? — снова спросил княжич, уже слегка потрясенный увиденным.

— Могу лишь предполагать, — ответил Любомир. — Но в любом случае этот столп, как я и говорил, свидетельствует о том, что здесь некогда была жизнь иная и более просвещенная. Кроме того, где-то поблизости обязательно должно быть поселение.

Через некоторое время княжеский обоз действительно вышел на поселение местных туземцев, называемых так на Руси по той лишь причине, что они были из иных земель, из тех, что были запредельными. Имен у них множество: чудь заволочская и меря, черемис и мордова, корс и земигола, но это лишь те, кто встречался на пути торговых караванов. А иных на землях сибирской тайги был воистину легион потому, как и земель тех взглядом не охватить, и народов тех даже не перечислить по великому их множеству.