По зову волхвов: современные сказки для взрослых детей - Сергей Ильичев

— Дед, ты нам подскажешь дорогу в Белогорье? — спросил Радка.

— Среди вас есть тот, кто увидит Белогорье еще до начала первого снега, но путь туда он должен найти сам, — промолвил дед. — А теперь давайте отдыхать.

Узкая дорога от избушки в сторону гор была одна. По ней и предстояло поутру продолжить движение княжескому обозу.

Радка стоял напротив девицы и все никак не мог решиться сказать ей некие важные слова.

Тогда она сама неожиданно поцеловала его в щеку, и это подвигло богатыря.

— Если я не погибну, — серьезно начал Радка, — то обязательно вернусь и принесу тебе из земли Белогорья аленький цветочек…

— Тогда я буду ждать тебя, — ответила девушка и улыбнулась.

Еще три дня обоз медленно поднимался в предгорье. Неприметно для глаз менялся облик леса. Ольховые и осиновые рощи давно потеснили дубравы. Еще высилась ель, но перелески уже заполонили собой травы вереса.

Княжич решил даже оставить за спиной и не заходить в небольшое селение в долине, когда им навстречу со стороны гор вышел юноша с узелком в руках.

— Подскажи, — обратился к нему Любомир, — выйдем ли мы этой тропой к перевалу?

— А вы случайно не к нашему пророку путь держите? — задал встречный вопрос юноша.

Даниил и Любомир переглянулись.

— Но даже если ваш путь лежит всего лишь к перевалу, — продолжил юноша, — то вы его все равно не минуете.

И радостный юноша пошел в сторону того селения, что встретилось им на пути.

У старика, которого они увидели, было широкое лицо с чуть раскосыми глазами. На голом теле куски шкур разных животных, скрепленные между собой крепкой нитью, а руках он держал палку с острым наконечником. И жил, как поняли наши путешественники, буквально в норе, отвоеванной, видимо, у какого-то зверя.

Да и сам был уже более похож на него, потому как видно было, что грязь на коже можно уже отколупывать кусками, а волосы у него были, как годами нечесаный комель, хотя чуть ниже они пересекли ручей, где можно было бы и помыться…

— Почто не моешься, старик? — спросил его Радка. — Смердит от тебя, как от зверя, на много верст.

— Я тебя сюда не звал, — неожиданно услышал дружинник в ответ.

— Тогда почто роняешь подобие Божие? — спросил уже Любомир.

— От беса телесной чистоты таким образом спасаюсь! — более пробурчал тот в ответ.

— Так беса этого, как и многих иных, галилеяне по слову своего Учителя, молитвой и постом велят отваживать, — вступил в начавшийся диалог княжич. — Тело, сотворенное Богом-Отцом, не должно быть поругаемо, если только человек на голову не болен, находясь в очевидной прелести…

— Так он этим беса и тешит, — неожиданно изрек Радка. — Поди, еще и ждет, как бы умереть от изнурения. И сразу в Рай попасть!

— Глупец! — вновь подал негромкий голос княжич. — Вера без дел мертва. И этим своим видом ты не укрепишь ослабевших в вере.

И вдруг старик упал на колени и, воздев к небу руки, заголосил:

— Камня на камне не останется, и огонь небесный пожрет сей мир. Се есть при дверях…

— Так он, княжич, — уже улыбаясь, промолвил Любомир, — оказывается, здесь спасается.

— А как же твои братья и сестры во Христе, дети малые, почто ты их бросил и лишил помощи? — с любовью вопрошал Даниил, не замечая, как зло начинают сжиматься кулаки вымазанного дерьмом местного пророка. Как после справедливого уличения мелко дрожат его члены, а в глазах все одно играет злобная улыбка явно помраченного сознания, слепо верующего в свое личное спасение и последующее господство над этой частью земли.

— Несчастный… — лишь тихо вымолвил княжич и, развернув коня, дал понять, что обоз может продолжить свой путь к перевалу.

Какое-то время все ехали молча.

— В наше время, думается мне, — вдруг начал Любомир, — пророкам лучше рождаться глухонемыми…

— Так как же они тогда будут… — начал было Радка.

Княжич и Любомир, услышав сей недоуменный вопрос, весело рассмеялись.

Вскоре Любомир продолжил начавшийся диалог.

— Думается мне, что земля стала уставать от нас, а в отместку за жестокосердие людей стала рождать их слабыми. А таким уже не нужны пророки, тем более такие.

— Тот пророк из пещеры действительно ждет конца света? — снова раздался за спиной юношей голос Радки.

— Он каждый день ждет, когда юноша из долины, очарованный его баснями, принесет воды и хлеба, — высказал свое предположение княжич.

Услышав этот ответ Радка, понимающе улыбнулся.

— Новая вера, как я понимаю, так и не сумевшая пустить глубинные корни в кряжистый народный пласт, — продолжал рассуждать уже Любомир, — медленно, но верно иссякнет. Хотя бы по той лишь причине, что ее пастыри каждый день пересчитывают своих овец не по причине христианской любви к ним, а лишь оттого, что ими же и питаются. А потому каждая на строгом учете, за них же и войны ведут, а иначе чем же им питаться…

Княжич улыбнулся, Радка почесал голову, а Любомир закончил свой монолог следующими словами:

— И эту хладную любовь новых пастырей люди хорошо чувствуют. Но вера все одно не иссякает, потому как она глубинная и сердечная. Равно как не иссякают священные ключи, что встретились нам по пути. Однако они существовали на земле еще до прихода в мир Учителя галилеян. Не случайно же в народе их называют Дедовскими слезами. Вот они-то и предназначены напоить тех овец, которые сохранят в своих сердцах веру пращуров. Именно они и пронесут память о сотворившем мир Спасителе и пришедшем на Землю Сыне Божием. Как исстари, так и по сей день. Но вот когда и ключи станут высыхать, то это будет обозначать уже начало конца всего и всему.

Княжич ничего на это не ответил, но положил слова брата в копилочку своей памяти.

Глава одиннадцатая

ЧЕРНЫЙ ВСАДНИК

Чем выше в горы поднимался княжеский обоз, тем труднее давался им путь. Северный холодный ветер рваными всполохами бил прямо в лица. Облака уже полностью застелили небо мохнатыми грозовыми облаками, горные, пусть и не слишком высокие вершины, стали быстро погружаться в непроглядную мглу. Лишь на западе, с высоты, была хорошо видна гряда яркого, словно воспаленного солнца, но и оно скоро опустилось за горизонт.

Впереди открылась небольшая площадка с углублением в скале, и Даниил дал приказ остановиться.

Радка быстро разжег огонь. Путники накормили коней, а затем уже вкусили и сами из того запаса, которым их щедро одарил «вечный дед», как его прозвал Радка.

— Природа — самая лучшая из лечебных кладезей, — услышал гридень слова Любомир. — Бабка рассказывала мне, как однажды лисица доверительно, одного за другим, принесла к ее ногам своих слепых детенышей. И она исцелила их. Конечно, не сама, а молитвами и травками…

— Не дай Бог, кто узнал бы об этом, то непременно доложил великому князю, что она ведьма, — произнес в ответ Даниил.

— Поэтому люди и боятся более всего на свете людской молвы. Сердца очерствели от постоянного недоверия. А в результате даже по отношению к природе мы являем лишь злость и жадность. А потом удивляемся, что природа отвечает нам засухой или наводнением, а то и повальным мором. Забыли, что по живому ходим. Живое и губим.

— С природой мне понятно, — подал голос Радка. — А вот как тогда жить-то? По принципу: не делай добра, не получишь зла?

— Скажешь тоже, — отозвался на его вопрос Любомир и обратился уже к Даниилу: — Вот скажи мне, княжич, кто дал право вашим церковникам делить людей на плохих и хороших, на праведников и грешников? А как же святая воля каждого человека, на которую даже Бог не посягает? Ладно бы еще делить, а то ведь науськивать фанатиков своей веры на то, чтобы убивать. Я слышал от воинов, вернувшихся из западных походов, о том, как там, чаще всего по доносу, людей просто сжигают на кострах или бросают в реки женщин, чтобы понять, а не ведьма ли она. При этом забирая себе их дома и земли, лишая оставшихся членов семьи крова, — продолжал Любомир. — Вот и скажи мне, княжич, а где же христианская любовь, всепрощение и заповеди Божии, начинающиеся со слов «не возжелай»?

— Согласен! Делить людей на праведных или грешных, насаждать доносительство, творить исповедальный суд над ними, даже если он и условный, — начал свой ответ Даниил, — есть лишь прерогатива Бога. Это не обсуждаемо! Я так вообще считаю, что спасутся все. Именно все! Бог обязательно простит наш народ по своей великой Любви и из-за его великого терпения.

— Но это, княжич, ересь! Не боишься? — вопрошал Любомир.

— Там, где царит любовь, о которой говорил нам галлилейский Учитель, там не может быть страха. А то, что касается церковников… По гордыне своей они решились подменять собой живого Бога. Наделили друг друга святостью и правами быть наместниками Бога на земле… И это касается всех: и католиков, и православных. Хрен редьки не слаще, как говорит о них мой отец.