Вызов Запада и ответ России - Анатолий Уткин

Но и Запад не терял инициативы. Старые идеи католического влияния на Россию еще не потеряли для Рима своей притягательности. Орудием движения на Восток, плацдармом этого движения должны были стать земли православного населения, попавшего в сферу влияния католической Польши. Католические стратеги расширения влияния Рима на Восток — Поссевино и отец Пирлинг обрисовали следующий план приобщения России к Западу: «Следует проникнуть в самое сердце славянского мира. Фактом является то, что несколько русских провинций находятся под польским господством. Их жители родственны московитам; у них та же кровь, та же вера, тот же язык, но политическое будущее связано с судьбой Польши. Эти соотечественники имеют контакты с двумя славянскими центрами: католическая церковь может легко распространить свое влияние среди них: как только они выйдут из схизмы и обретут истинную веру, силою обстоятельств они станут апостолами новой веры для московитов и через посредство последних будут найдены контакты с татарами Казани и Астрахани, горными народами Кавказа, мусульманами Азии». План этой несколько фантастической операции не остался только на бумаге. Были созданы католические семинарии, в которых иезуиты тайно готовили проповедников для России, и влияние этой работы стало ощутимым на Западной Украине столетия спустя.

Папа Григорий Восьмой послал Антонио Поссевино в 1582 г. в Москву с целью прощупать почву союза против турок. Впервые в данном случае русский суверен — царь Иван Четвертый напрямую обсуждал геополитические вопросы с представителем Запада. Речь шла не только о военном союзе. Папа римский хотел большего — межгосударственного сближения, вхождения русских царей в западную иерархию. Однако в ответ на предложение о сближении восточных и западных христиан, России и Запада, русский царь указал на религиозные различия, препятствующие сближению. Иван Грозный, испытывая потребность в идеологическом обосновании своей внешней политики, аргументировал свои замыслы «библейским происхождением» религиозной миссии Москвы: «Пророк Давид предсказал задолго до рождения Иисуса Христа, что первой избранной божьей милостью страной будет Эфиопия; Эфиопия была включена в Византию, и Византия стала первым христианским царством: вот почему христианская религия названа греческой религией. Мы следуем этой подлинной христианской религии, которая во многих отношениях не согласуется с религией Рима». Православие в очередной раз сыграло роль щита России. Судьба соседней Литвы, довольно быстро католизированной, настораживала русских.

Не преуспев во «фронтальной атаке», Рим приступил к католической части восточных славян, живущих в пределах Речи Посполитой. Авангардом католизации выступили иезуиты. Как отмечает американский историк Тредголд, «если в Китае иезуиты постарались идентифицировать себя с местной культурой и избегать компрометации своего дела открытыми связями с какой-либо иностранной державой, то в России ситуация была совершенно иной… Иезуиты связали свое дело с польской монархией до такой степени, что большинство русских видело в них врагов России». Иезуиты преуспели в окатоличивании части славянского населения Польши, но на Руси такой способ утверждения западного влияния лишь укрепил и ожесточил сторонников самобытности, сторонников Москвы как «третьего Рима». Уния 1598 г., создавшая униатство и подведшая часть православного мира под католическое главенство, так и не стала инструментом вестернизации собственно России. Тактика иезуитов была слишком прямолинейной, а их стратегические цели не могли быть привлекательными для суверенной московской державы.

Ощущая усиливающееся давление Запада, Иван Грозный, полагаясь на возросшую мощь своего государства, предлагал Западу, ни более, ни менее как поделить Речь Посполитую между Москвой и Священной Римской империей. В определенном смысле это была попытка, во-первых, — создать заслон перед давлением Запада, во-вторых, — объединить русско-западные интересы. Помешала несчастливая Ливонская война, неудачный для России ее исход обесценил двадцатипятилетнее стремление царя Ивана Грозного найти собственную дорогу на Запад. Более того, царь потерял в Ливонской войне Нарву — опорный пункт своих связей с Западом. Ослабленная Россия погрузилась в полосу Смутного времени, что увеличило шансы Запада на включение России в свою орбиту.

В те годы и века, когда происходило становление Запада, осуществлялась идентификация и Московской Руси. На одну из черт этой идентификации следует указать особо. В борьбе против бояр царь создал пресловутую «опричнину», отряды карателей, украшенных лисьими головами и волчьими хвостами («по-лисьи выслеживать и по-волчьи выгрызать»), наводивших ужас на противников режима. Явление стало устойчивым. Стоит вспомнить лишь молодого Петра с «потешными» войсками, «Бахусовым братством», переменой кафтанов на сюртуки и парики. Дело не в почти карнавальных обрядах — мы можем судить по этому «театру» о способе восприятия правящей верхушкой своей страны и ее проблем. Резко отличая себя и своих приближенных от всей массы населения, цари как бы подчеркивали «мы» и «они», всадник и его лошадь. Это был способ отстраненного тиранства, стиль поведения завоевателей в захваченной стране, отношение к собственному народу как объекту манипуляции. От волчьих хвостов Малюты Скуратова до всемирного зрелища сокрушаемого парламента в русской политической жизни укоренился этот злой, жестокий театр «в наущение и назидание», когда прилюдно брили бороды в восемнадцатом веке и хлопали дверьми в конце двадцатого. При всем этом народу отводилась роль устрашенного зрительного зала, эмоциями, а не разумом и здравым смыслом, реагирующего на проблемы своей страны. Эта традиция, очень русская, отдалила (и отдаляет) Россию от Запада.

Удачей Руси явилось то, что действия Запада были не только не скоординированы, но, напротив, имели значительный элемент внутреннего противоборства. Два лидера западного развития — Голландия и Англия выступили главными соперниками в борьбе за торговлю с Россией. При этом Голландия начала движение как бы на периферии — с Новгородской земли, а англичане через Архангельск устремились к непосредственным двусторонним связям на самом высоком уровне. Голландцы основали в Великом Новгороде свою торговую контору. Они заведомо боялись конкуренции и прямо писали великому князю в Москву, что англичане — морские разбойники, и их нужно задержать и заключить в тюрьму. На счастье бриттов, великий князь «презрел клеветников». (Нетрудно предположить то, чего могли не знать купцы Запада: царь Иван Грозный видел в Новгороде соперника, боялся этого соперника и вовсе не одобрял контактов с ним; мы знаем, сколь жестоко впоследствии Грозный расправился с великим русским городом).

Иван Грозный, как уже говорилось, явно воспринимал англичан как фаворитов, и все его устремления к династическому сближению говорят о справедливости правила держать союз с дальними против ближних. После смерти Грозного англичане постарались не потерять темп на российском направлении. Сразу же после стабилизации политической жизни в Москве, связанной с Борисом Годуновым, королева Елизавета послала в Москву посольство численностью в сорок с лишним человек. Посольство везли в Москву из Архангельска бесплатно на почтовых лошадях. Цель у англичан была одна и четкая: завладеть западной торговлей Руси, отстранить голландцев. Посол королевы обещал «снабжать Московию всем необходимым, (английские) товары будут дешевле и лучшего качества, нежели товары голландских и других народов». Интуитивно противясь монополии, царь Борис в конечном счете предоставил англичанам и голландцам одинаковые условия заключения торговых контактов.

Борис Годунов отправил своего посла в Данию и с большой помпой принял датского герцога Иоганна (сентябрь 1602 г.). Иностранные гости с большим удивлением смотрели на пышность и великолепие восточной столицы, на размах царского приема. Со своей стороны герцог привез с собой пасторов, докторов, хирурга, палача. У него были серьезные намерения — он просил руки дочери Годунова. Брачный союз по не зависящим от Годунова причинам не состоялся, но Россия значительно расширила свои контакты с Западом в эти последние перед «смутным временем» годы. В 1604 году Москву посетил посол римского императора. «Борис, — пишет итальянец Масса, — был милостив и любезен с иностранцами; он имел огромную память и, хотя не умел ни читать, ни писать, все знал лучше тех, которые это все умели». В начале семнадцатого века в Москве было уже около тысячи лютеран и кальвинистов (знак предпочтения к северной ветви христианства). У лютеран были две немецкие церкви, у кальвинистов — голландская и английская.

Глава третья