Хлеб Гиганта - Агата Кристи

Гостиная миссис Левинн представляла собой любопытную смесь крикливой роскоши и строгой утонченности. Крикливой она была благодаря миссис Левинн, любившей бархатные гардины, обилие диванных подушек, мрамор и позолоту. А утонченной — благодаря Себастиану. Именно он снял со стен пестрые картины и повесил только две — на свой выбор. Миссис Левинн смирилась с их «простотой», когда узнала, каких баснословных денег они стоят. Старинная испанская кожаная ширма была подарком Себастиана матери, так же как и изысканная ваза-клуазонне4.

Сев рядом с массивным серебряным подносом, миссис Левинн завела разговор, одновременно разливая чай по чашкам:

— Как поживает ваша мамочка? Что-то она давно не бывала в городе. Передайте ей от меня, что так и состариться недолго, — миссис Левинн засмеялась хорошим грудным смехом. — Я никогда не жалею, что купила городской особняк, равно как и загородный дом. «Оленьи Луга» — это, конечно, прекрасно, но нельзя ведь и от жизни отставать. Да и Себастиан скоро будет жить дома — а у него столько разных идей! Он во многом похож на отца Тот тоже заключал сделки вопреки советам и удваивал капитал там, где другие прогорали. Умный был человек мой бедный Якоб.

Себастиан подумал:

«Лучше бы она этого не говорила. Джо ненавидит подобные комментарии. Она вообще в последнее время сама не своя».

Миссис Левинн продолжала:

— Я взяла билеты в ложу на «Королей в Аркадии» в среду вечером. Как вы смотрите на это, мои хорошие? Не пойти ли нам?

— Я прошу прощения, миссис Левинн, — ответил Вернон, — мы бы с удовольствием пошли, но мы уезжаем в Бирмингем.

— Что ты говоришь, так вы едете домой?!

— Да.

Почему он сам не сказал «едем домой»? Почему для него это звучало так неестественно? Потому что у него, конечно, был только один дом — «Могучие Братья». Дом! Интересное слово, ведь у него столько значений! Оно напомнило ему о смешной песенке, которую истошно пел один из молодых людей Джо (какая же это несносная вещь — музыка!), теребя воротничок и заглядывая ей в глаза: «Дом, любовь — вот где мое сердце... вот где оно может быть...»

Но тогда он должен был бы называть домом Бирмингем — то место, где жила мама. Он почувствовал легкое беспокойство — он всегда чувствовал его, думая о матери. Естественно, он очень любил ее. Конечно, матерям бесполезно объяснять что-то важное, они в этом смысле безнадежны и ничего не понимают, но тем не менее он любил ее. Было бы противоестественно, если бы это было не так. Ведь он — единственное, что у нее есть, она всегда это повторяет.

Внезапно словно чертенок запрыгнул к нему в голову и неожиданно произнес:

«Что за чушь ты несешь! У нее есть дом, есть слуги, с которыми можно поговорить и поругаться, есть друзья, с которыми можно посплетничать, рядом с ней живут люди ее круга По всему этому она скучала бы гораздо больше, чем по тебе. Она любит тебя, но радуется, когда ты снова уезжаешь в Кембридж — правда, радуется этому меньше, чем ты сам».

— Вернон! — это уже был голос Джо, громкий и раздраженный. — О чем ты там думаешь? Миссис Левинн спросила тебя про «Могучие Братья», все ли еще они сдаются внаем.

Как хорошо, что, когда люди спрашивают «о чем ты думаешь?», они не хотят узнать это на самом деле! Всегда можно сказать «ни о чем», так же как в детстве он говорил «ничего».

Он ответил на все вопросы миссис Левинн и пообещал все передать маме. Себастиан провод ил их до дверей, они попрощались и вышли на одну из лондонских улиц. Джо с восторгом потянула носом воздух.

— Как я люблю Лондон! Знаешь, Вернон, я приняла решение. Я буду учиться в Лондоне. Я намерена серьезно поговорить на эту тему с тетей Мирой. И еще я скажу, что не собираюсь жить с тетей Этель, я буду жить отдельно.

— Это невозможно, Джо. Девушки не живут отдельно.

— Живут. Я могу жить вместе с подругой или подругами. Но жить с тетей Этель, вечно спрашивающей, куда я иду и с кем — это невыносимо! В любом случае, ей не нравится то, что я суфражистка

Тетю Этель, у которой они в данный момент жили, они называли тетей только с ее любезного разрешения, на самом деле она была сестрой тети Кэрри.

— Ой, я в связи с этим как раз вспомнила, — продолжала Джо, — что хотела тебя кое о чем попросить, Вернон.

— О чем?

— Миссис Картрайт, в качестве особой услуги, пригласила меня завтра на этот Большой концерт.

— Прекрасно.

— Да нет, я совсем не хочу идти!

— Придумай какую-нибудь отговорку.

— Все не так просто. Лучше пусть тетя Этель считает, что я пошла на концерт. Не хочу, чтобы она вынюхивала, куда я пошла на самом деле.

Вернон присвистнул.

— Вот, значит, как? И куда же ты собралась? Кто на этот раз, Джо?

— Ламарр, если тебе угодно.

— Этот прохвост?

— Он не прохвост, он замечательный — ты даже не представляешь, какой он замечательный!

Вернон усмехнулся.

— Нет, не представляю. Я не люблю французов.

— Ты просто дикарь. Но это не имеет значения, нравится он тебе или нет. Он повезет меня на машине за город, в дом своего друга, там находится его шедевр. Я так хочу поехать, Вернон, а тетя Этель меня ни за что не отпустит, если я ей скажу!

— Тебе не следует колесить по окрестностям с подобным типом.

— Не будь занудой! Ты что, думаешь, я сама не знаю, что можно, а что нельзя?

— Ну а в чем моя-то роль будет заключаться?

— Понимаешь, — в голосе Джо послышалось беспокойство, — ты должен будешь пойти на концерт вместо меня.

— Нет. Я не смогу. Ты прекрасно знаешь, что я ненавижу музыку.

— Вернон, ты должен! Это единственный выход. Если я скажу, что не пойду, она позвонит тете Этель и предложит пойти кому-нибудь из девочек, и тогда толстуха взбесится! Но если вместо меня просто придешь ты — мы договорились встретиться у Альберт-Холла — и принесешь за меня извинения, тогда все будет в порядке. Ты ей очень нравишься — с тобой ей будет намного лучше, чем со мной.

— Но я не выношу музыку!

— Знаю, но потерпи всего лишь один разочек! Полтора часа. Концерт не продлится дольше.

— Черт возьми, Джо, я не хочу!

Рука, на которую опиралась Джо, задрожала Девушка внимательно посмотрела на Вернона.

— Это смешно — то, как ты относишься к музыке, Вернон. Я никогда не встречала людей, которые бы так ее ненавидели. Большинство к ней просто равнодушны. Но я считаю, тебе стоит пойти — а ты знаешь, я плохого не посоветую.

— Хорошо, — внезапно согласился Вернон.

В этом не было ничего хорошего. Но это надо было сделать. Они с Джо всегда держались вместе. В конце концов, она права, это всего лишь полтора часа Почему же он чувствует себя так, словно принял поспешное решение? Его сердце словно налилось свинцом — вот-вот провалится в пятки. Он не хотел идти — о, как он не хотел идти!..

Пусть это будет как визит к зубному врачу — главное, не думать заранее. Он попытался переключиться на что-нибудь другое. Джо удивленно посмотрела на него снизу вверх, услышав, что он смеется.

— Ты о чем?

— Так, вспомнил, как ребенком ты уверяла меня, что никогда не свяжешься ни с одним мужчиной. А теперь только и делаешь, что встречаешься то с одним, то с другим. Ты влюбляешься и забываешь о своей любви примерно раз в месяц.

— Не будь таким противным, Вернон. Что вспоминать детские фантазии? Ламарр говорит, что, если у тебя есть темперамент, всегда так бывает. Но когда приходит настоящее чувство, все по-другому.

— Ну, так я тебе советую — не езди с Ламарром и не торопи настоящее чувство.

Джо не ответила Она ограничилась тем, что сказала

— Я не такая, как мама. Мама была такой... такой мягкой с мужчинами! Она отдавалась целиком — готова была сделать все, что угодно, для того, кого она любила Я не такая.

— Конечно, — согласился Вернон, подумав, — конечно, ты не такая. Ты не загонишь себя в тот же угол, как она Но ты можешь загнать себя в другой.

— В какой — другой?

— Сам не знаю. Например, выскочишь замуж за того, к кому будешь испытывать «настоящее чувство» только потому, что все остальные его не любят, и потом всю жизнь будешь его защищать. Или решишь просто жить с кем-то вместе только потому, что сочтешь свободную любовь отличной идеей.

— Так и есть.

— Да я и не отрицаю. Хотя для себя я считаю это формой отношений, губительной для общества Но ты неисправима. Если кто-то запрещает тебе что-то, ты всегда стремишься сделать наперекор, забывая при этом о том, чего .ты сама хочешь. Может, я не очень связно объяснил, но ты понимаешь, что я имею в виду.

— Чего я действительно хочу, так это делать что-нибудь! Быть великим скульптором...

— Это потому, что у тебя «чувство» к Ламарру...

— Нет, не из-за этого! Боже мой, Вернон, ну почему ты такой несносный?! Я всегда хотела что-нибудь делать — всегда, всегда! Я и в «Могучих Братьях» это говорила