Ибишев - Таир Али

Они просят за сына. Они молят избавить его от безумия и изгнать рогатую ехидну, пожирающую его изнутри. И слезы текут по их прозрачным девственным лицам и капают на вдовьи покрывала. И они прикасаются к каменному надгробию и ждут ответа. Но царственный Митра в своей золотой колеснице молчит и прячет глаза…

К приходу гадалки готовились целых три дня. Несколько раз мыли полы, с антресолей были извлечены, проветрены и постелены в большой комнате два старых ковра ручной работы, побелили закопченный после пожара потолок в комнате Ибишева, повесили новые занавеси, убрали всю паутину в коридоре, которую до этого не трогали из суеверия, а пауков, которых удалось изловить, выпустили в подъезд, К рису купили нежирной баранины и курицу, а еще белую чечевицу, свежие овощи, зелень, чеснок, иранский шафран и йогурт. Для Черной Кебире были приготовлены подарки: отрез, новое китайское полотенце, коробка шоколада и маленькая подушечка, собственноручно расшитая матерями.

Для того, чтобы покрыть все расходы, Алие — Валие пришлось продать золотое кольцо с изумрудом и цепочку.

Когда все эти приготовления были, наконец, успешно завершены, осталось самое главное — привести в порядок самого Ибишева. И матери договорились действовать решительно и быстро.

Они разбудили его рано утром. Заставили выпить чашку облепихового чая с солидной порцией димедрола. Минут через двадцать после того, как он совершенно осоловел, Алия — Валия подняли его с постели и, подхватив с двух сторон за руки, потащили в ванную комнату. Ибишев не сопротивлялся.

Он сидит в горячей воде, бессильно опустив голову на грудь, и матери с горящими от стыда лицами мылят его истощенное тело, его торчащие лопатки с бугорками прыщей, его худые длинные руки, безжизненно висящие как плети, его волосатые ноги, и сердца их отчаянно ноют от жалости и любви к этому несчастному уродливому созданию, рожденному ими и обреченному по чье–то злой воле на чудовищные страдания.

Они обрезали ему ногти на ногах и руках, коротко постригли волосы и попытались побрить, но опасную бритву с чудесной перламутровой ручкой нигде не удалось найти. Она как сквозь землю провалилась. Ибишеву надели свежее белье, новую тенниску с безобразными накладными карманами на змейках, выстиранные и отутюженные костюмные брюки.

Когда матери затягивали ему на талии брючный ремень, Ибишев вдруг заплакал. Тихо и горько, закрыв лицо руками…

Гадалку ожидали в пятницу.

Она прибыла в половине одиннадцатого утра на черном, отполированном до зеркального блеска «Датсуне» 1969 года в сопровождении многочисленной свиты, состоящей из трех благообразных тетушек под одинаковыми темно–синими шелковыми покрывалами, молодой племянницы–приживалки и шофера — поджарого перса их Ардебиля. Шофер остался ждать внизу, в машине.

5.

Черная Кебире обрела свой удивительный дар в пятнадцать лет.

Как видение: июльское солнце пробивается сквозь разрезы на широких листьях инжирников, в ряд стоящих вдоль забора. В сухой пыльной траве одиноко стрекочут кузнечики. Она медленно идет по саду с большой кастрюлей в руках — тоненькая девочка–подросток в ситцевом платье. В кастрюле золотисто–коричневые зерна кукурузы — она собирается кормить цыплят. Теплый ветерок шелестит в кроне развесистого тутовника и крупные перезрелые плоды, срываясь с ветвей, шлепаются на асфальтовую дорожку, ведущую в сад. Девочка делает еще несколько шагов к курятнику и вдруг сердце ее начинает учащенно биться. Она удивленно поднимает лицо к небу, замирает, чувствуя, что вот именно сейчас, сию секунду произойдет что–то удивительное, что–то невероятное, в глазах ее темнеет, кастрюля выскальзывает из рук и зерна кукурузы рассыпаются по асфальту.

Тетушки, перебиравшие рис на веранде дома, услышали ее крик. Они бросились в сад. Но девочки нигде не было.

Ее искали повсюду — в доме, саду, на улице, и даже в соседних дворах. Обзвонили всех родственников и знакомых. И лишь через несколько часов безуспешных поисков кто–то обнаружил ее на дне заброшенного колодца на пустыре за домом.

Когда ее извлекли оттуда, она была без сознания. Девочку перенесли в дом, раздели и уложили в постель, и старшая тетка, осмотрев ее, шепотом сообщила женщинам страшное известие: Кебире потеряла девственность. При этом на ней не было ни царапин, ни ссадин, ни синяков. Ничего.

Женщины плакали, мужчины, вооружившись ножами, начали поиски виновного. Еще раз обыскали сад, соседние дворы, пляж, спускались в колодец, полный песка, сухой листвы и змей…

Кебире не приходила в сознание три дня и три ночи.

В тот первый, самый страшный вечер, плачущие женщины заперлись в спальне и губками, смоченными в теплой воде и настое ромашки, смыли с ее неподвижного тела подсохшую кровь — неумолимое свидетельство потерянной невинности.

На нее надели кипельно–белую ночную рубашку и расплели ей косы. И мать Кебире целовала ее волосы и била себя кулаками в грудь. И кто–то накинул черную ткань на зеркало в прихожей, и на телевизор, и остановил часы, будто в доме кто–то умер. И всю ночь в скалах безумно выли собаки. И бледное лицо девочки, лежащей на большой кровати с железным изголовьем, было покрыто ледяной испариной. И к утру первого дня ее мягкие шелковистые волосы цвета светлого каштана стали жесткими, курчавыми и совершенно черными. И к утру второго дня ее тело, молодое и стройное, стало наливаться неведомыми соками, грубеть, бедра раздались в ширину, как у рожавшей женщины, а грудь, аккуратная, едва оформившаяся, увеличилась настолько, что надетый на нее лифчик просто лопнул. И к утру третьего дня золотистая кожа Кебире потемнела и стала совершенно смуглой.

Она обрела дар. Три дня тысячеглазые ангелы показывали ей чудеса мира. Она видела шторм над Красным морем, и бирюзовое небо над Евфратом, и гору Арафат, вершина которой утопает в головокружительном мареве, и золотые купола мечети Амина, и засыпанную песками Медину, и преддверие Рая, и волосяной мост над ледяной преисподней…

Свое трехдневное отсутствие она назвала путешествием. И это было первым из семи, которые она должна была совершить.

Кебире показала маленький кожаный мешочек, расшитый бисером и лазуритом, привязанный к ее запястью, и, развязав его, высыпала на ладонь землю, взятую ею в святой Медине. И женщины клялись, что все время, пока она лежала без сознания, никакого мешочка не было. Чистая желтая глина была теплой на ощупь и пахла корицей и сиреневыми ирисами. Разведенная в воде она давала мутный осадок и оказалась превосходным средством против головных болей и женских болезней. Это было удивительно.

В год, когда произошла Великая Бумажная Революция, Кебире совершила свое пятое путешествие.

Они повторялись раз в пять лет.

Обычно это происходило поздней осенью: в конце октября — середине ноября. Приблизительно за неделю до начала транса Кебире сильно теряла в весе, становилась раздражительной и мучилась ужасными головокружениями. Потом она засыпала и тетушки, посменно дежурившие у ее постели все время, пока она отсутствовала, только и успевали промокать ледяной пот, градом катившийся по ее лицу.

С каждым разом эти путешествия становились все длиннее и опаснее, и Кебире открывались все новые тайны мира, и она становилась сильнее. И ей было предсказано, что, отправившись в свое последнее, седьмое путешествие, она, возможно, обретет бессмертие, и тогда даже черные птицы в небе над городом станут подвластны ей.

С обретением дара у Кебире прекратились месячные. Как она сама объяснила — дар ей был дан в обмен на клятву никогда не выходить замуж и не иметь детей…

Природа той силы, которой она обладала, так и осталась невыясненной. Никто не знал, была ли она родом из райских кущ или из беспросветных пустынь преисподней. Но уже через несколько лет после своего первого путешествия Кебире могла лечить руками, распознавать редкие травы, прорицать, общаться с душами умерших и привораживать.

6.

Вначале в высоких хрустальных стаканах подали чай, к нему лимон, два сорта варенья собственного приготовления, сок зеленого винограда и фрукты.

Размеренно и гулко, подчеркивая торжественность обстановки, стучат старые часы. Кебире сидит во главе обеденного стола, покрытого накрахмаленной скатертью, и курит сигарету в шикарном янтарном мундштуке с золотым наконечником. Справа от нее — тетушки и племянница. Они шушукаются и, накладывая себе в розетки абрикосовое варенье, возятся ложечками в хрустальной вазочке. Лошадиное лицо Кебире с резко очерченными скулами непроницаемо, как лик каменного идола.

За окном, скрытое занавесью, плывет одуряющее марево…

Когда гости, наконец, немного освежились чаем и фруктами, Алия — Валия привели Ибишева. Его усадили на стул рядом с гадалкой.