Ибишев - Таир Али

Знаки — смешные и странные — ничего не говорят непосвященному…

Большие розовые помпоны. Он не может оторвать от них глаз. И кровь приливает к его лицу и стучит в висках, и испарина на ладонях становится холодной и липкой.

Перс что–то говорит ему, но Ибишев не слушает. Теперь он знает, почему они приехали сюда…

Женщина пропускает его на веранду, придерживая дверь полной белой рукой, украшенной несколькими золотыми браслетами. Браслеты звенят и искрятся. У Ибишева подкашиваются ноги, густой желтый свет наваливается на него невыносимой тяжестью.

— Заходи, заходи, не стесняйся!

В углу веранды множество запечатанных коробок, стеллаж, заставленный пыльными баллонами, и ваза с искусственными цветами на столике.

Женщина с интересом рассматривает отутюженные брюки Ибишева, его скрипучие сандалии и широко улыбается. Все зубы в золотых коронках.

— Так, значит, ты и есть сын двойняшек?!.. Сколько тебе лет?

— Двадцать один.

Во рту у Ибишева сухо и горько.

— Совсем взрослый мужчина…Пора уже…

Женщина громко засмеялась.

Ибишев незаметно вытирает влажные ладони о брюки. Сверху по ступенькам бесшумно спускается пятнистая кошка с розовым бантом на шее. Женщина берет ее на руки и целует.

— Ну что ж, давай, поднимайся! Тебя уже ждут. Да не бойся ты, не бойся…все будет хорошо! Она девочка умная, знает, что у тебя это в первый раз.

Женщина опять засмеялась и хлопнула Ибишева по плечу.

— Если хочешь в туалет, не стесняйся.

Он отрицательно покачал головой.

Ибишев медленно поднялся по крутым деревянным ступенькам. Оглянулся. Женщина пристально смотрит на него снизу. Поглаживает кошку. Браслеты дребезжат на ее полном запястье. Из–под халата выглядывают тапочки с розовыми помпонами.

— Главное, не спеши, сынок…

Набрав воздуха, он решительно толкнул белую крашеную дверь.

Единственный источник света — маленький ночник на подоконнике. Короткая занавеска то надувается парусом, то резко опадает, прижимаясь к сетке на окне, и гигантские тени–пауки дрожат на стенах и потолке. Прямо посередине комнаты стоит кровать. Ее изголовья сплошь увешаны огромными гирляндами искусственных цветов. И не только они. На карнизе, на подоконнике, даже на плинтусах и вокруг основания ночника — повсюду отвратительное переплетение пластмассовых стеблей и листьев. Пот градом катится по спине Ибишева. Очень душно. Остро пахнет краской и потом, и еще, почти неуловимо, чем–то отдаленно сладким, болезненным.

Усталая худая женщина лет сорока, накрытая поперек живота мокрой от пота простыней, равнодушно смотрит на него.

Ибишев стал медленно раздеваться.

Голый, с торчащими лопатками, облитый светом ночника, он стоит, прикрыв руками пульсирующий орган, и безобразие его впервые так естественно и просто. И все в этой комнате созвучно ему: эти фальшивые цветы, эта невыносимая духота, и эта женщина, лениво раздвинувшая навстречу ему свои жилистые ноги. Ему больше не стыдно и не страшно. Он ложится рядом с ней. Он смотрит на нее: долгожданная плоть — грубые, почти черные соски, багровый кровоподтек на правом бедре, запах пота и отдаленный тошнотворный сладковатый запах возбужденной плоти, а та, совершенная, пеннорожденная, с лепестком салатовой ламинарии на груди — просто видение, сон. Достаточно щелкнуть пальцами, вот так, и она навсегда исчезнет. Впервые в жизни ему не стыдно за свои прыщи, за свою худобу и узкий лоб, потому что и его, как и эту женщину с грубо размалеванным скуластым лицом, слепили из самого бросового материала. Никто не знает и не помнит их. Они лишь статисты рядом с богами и героями. И всем им, десяткам тысяч безымянных теней на белом экране, дарована божественная слепота. Всем, кроме несчастного Ибишева.

Истина откроется лишь там, на бесконечных пышных лугах, залитых холодной водой, прозрачной как стекло. Лишь там безымянные тени поймут, как смешно и просто объясняется тайна их рождения, жизни и смерти…

Ибишев знал об этом с самого начала. И знание это было невыносимо.

Женщина терпеливо ждала его.

И он вошел в нее. И любил ее. И стал мужчиной. И плакал от одиночества и тоски. И плакал от страха. И она прижимала его мокрое лицо к своей груди и гладила его волосы.

А за стенами комнаты в болезненной истоме догорал август.

Глава 8

ОБОРОТЕНЬ

(Nemo Potest Personam Diu* — Никто не может слишком долго носить личину.)

1.

Серые, местами почти черные тучи стремительно движутся на запад. Месяц царственного Скорпиона. Я безошибочно узнаю его приметы и повсюду вижу его смертельный образ. Золото на черном. Влажный Скорпион, единственный покровитель непостоянных, одержимых и самоубийц.

Тучи скрыли лик птицеголового бога.

Я спускаюсь в город. Иду по разбитому асфальту, мимо старого кладбища, а у меня над головой, словно в водовороте, кружатся старые газеты и мелкий мусор. Рядом с резким дребезжанием проносится железная банка из–под пива. Подгоняемая ветром, она падает куда–то в придорожные кусты.

Сказано: «Не в силах идущего давать направление стопам своим…». Я иду, наклонив голову вперед, прикрыв глаза ладонью от пыли, и стараюсь представить себе гигантского небесного скорпиона, тень которого висит над злополучным Денизли.

Я совершенно точно знаю, что будет со всем этим дальше.

Можно сократить дорогу, если пойти через старое кладбище. Но петлять между могильными плитами — мало удовольствия, особенно в такую погоду, как сегодня.

Начинается бетонная ограда водонапорной башни. Это уже Денизли. Дальше — бесконечное нагромождение серых домов, превращающее и без того узкие улочки в сумрачные колодцы.

Надо раздобыть где–нибудь другую обувь. Эти кеды, которые подарил мне имам из мечети, хоть и довольно крепкие — откровенно жмут. А те мои старые замечательные английские туфли месяц назад пришлось похоронить на пляже.

В переулке темно и одиноко. С чувством воет ветер. Резко меняет направления. Прямо под ногами по ребристому асфальту ползет пелена песка и мусора. Вокруг меня одни глухие стены из обветренных известняковых кубиков, похожих на сухие хлебцы. Окна закрыты ставнями. Это из–за ветра. Навстречу медленно выезжает машина. Какая–то новая, импортная, яркого синего цвета. Предупредительно сигналит перед поворотом. Кто–то, скорей всего, не местный. Пропуская машину, я прижимаюсь к стене. Начинает накрапывать дождь.

В окнах булочной на углу горит свет. Грязная лампочка на длинном проводе. Открываю дверь и захожу. За прилавком сидит худая женщина в засаленном мужском пиджаке. Рукава закатаны. Рядом с ней мальчик в спортивном костюме. Здороваюсь. Несмотря на мой вид, женщина неожиданно узнает меня. Встает.

— Добрый день! Как вы? А говорили, что вы пропали…Слава богу, живы–здоровы!

— Добрый день!

На стене календарь с портретом Салманова на фоне флага. Улыбается одними губами. Водянистые глаза. Этой фотографии я еще не видел.

— А как у вас?

— Слава Аллаху! Пока ничего. Как все, так и мы. Вот вчера ходили на ярмарку, рядом с автовокзалом.

— Купили что–нибудь?

— Просто глаза разбегаются! Все есть! Все, что хочешь! Такие красивые вещи, посуда, одежда, все импортное…Но очень дорого. Вот покупала сыну учебники в школу, самый дешевый — семь тысяч!

— Шесть тысяч. — Поправляет ее мальчик.

— Какая разница, все равно дорого. Ведь правда?

— Конечно.

— Хочу сказать, дай бог здоровья Салманову, как он пришел, хоть порядок в городе есть. Хоть не стреляют как при «фронтовцах». Иностранцы приехали…можно немного заработать. Я, например, верхний этаж сдала туркам. Три человека из тех, что гостиницу строят. Многие сейчас так делают…

— Хорошо платят?

— В долларах. И муж мой в пекарню устроился. Тут недалеко. Месяц как открыли. Хозяин полицейский. Большой человек. Не из Денизли… А летом, как гостиницу построят, приедут туристы. Будет много работы. Вон и Салманов так говорит. Сегодня опять утром выступал по телевизору…

Покупаю буханку теплого хлеба и, попрощавшись, ухожу.

2.

Старик бредет через переплетение улиц к центральной площади. Дождь продолжает накрапывать.

Перед отремонтированным зданием мэрии дежурят две полицейские машины. На гигантском щите выведено: ”Наша цель — демократия, прогресс и независимость!» Слова Салманова.

Тучи опускаются совсем низко. Скорпион медленно ползет по небу. Смертоносный хвост занесен над головой.

Полицейские вопросительно смотрят на него. Он быстро пересекает площадь и ныряет в переулок. Здесь многое изменилось. Теперь это престижный квартал. Новый деловой центр Денизли. Офисы, три–четыре дорогих магазина: парфюмерия, одежда из Италии, бытовая техника, сотовые телефоны. Большие, ярко освещенные витрины. В одной из них рядом с манекенами выставлена очень красивая модель парусника. На верхнем этаже трехэтажного топчибашевского особняка идет ремонт. Рабочие с респираторами висят в люльке и чистят пескоструйным аппаратом бурый фасад здания. Два дома рядом уже очищены. Они стали цвета слоновой кости. Словно построены только вчера.