Русский апокалипсис - Виктор Ерофеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Наташа Ростова вечером выходит на балкон, видит, что в лопухах что-то темнеет.
— Это вы, поручик? — спрашивает она.
— Да.
— А почему вы такой маленький?
— Я сру».
Отверженность, потерянность современного человека, который не нужен своей стране, жестко передает один из самых популярных анекдотов последнего времени: «Дрочит мужик перед зеркалом, никак кончить не может. Расстроился и говорит: „Никому не нужен… Сам себе не нужен!“».
Анекдот никогда в советское время не обижал Русскую Церковь — жертву репрессий. Когда же Церковь и государство сошлись, ситуация изменилась:
«Собралась Святая Троица перед тем, как разъехаться в отпуск. Бог-отец решил навестить праведников в раю. Христос собрался пройтись по святой земле Палестины.
— А ты куда собираешься? — спрашивают они Святого Духа.
— В Россию. В Православную Церковь.
— А почему туда?
— А меня там еще никогда не бывало».
Анекдот немедленно отреагировал на обвинительный приговор Михаилу Ходорковскому, оставив за собой право на нейтральность: «Сбылась, наконец, мечта Ходорковского — он получил два президентских срока». Столь же быстро откликнулся он на поджоги автомобилей во Франции, хотя, как правило, анекдот — точно так же, как и обычный русский человек, — редко интересуется событиями иностранной жизни: «Объявление в туристическом буклете: „Горящие туры во Францию на собственном автомобиле!“». Несмотря на то, что русский анекдот готов играть на поле самого черного юмора, он не отозвался на Беслан — видимо, от ужаса прикусил язык. Хотя антисемитских анекдотов сейчас почти что не появляется, один из последних анекдотов на «еврейскую тему» звучит с особым цинизмом: «В чем разница между вагонами с цементом и с мертвыми еврейскими младенцами? Цемент нельзя разгружать вилами».
Что касается войны в Чечне, то анекдот колеблется в оценке происходящего, не солидаризируясь ни с федеральной армией, ни с чеченскими боевиками. Некоторые из «чеченских» анекдотов неожиданно носят почти детский характер:
«Город Грозный. Ночь. Выстрел. Бежит начальник караула — видит: лежит мертвый Дед Мороз.
— Ты что сделал? — кричит часовому.
— Я ему кричу „стой!“, а он дальше идет.
— Вот из-за таких дураков, как ты, к нам третий год Дед Мороз дойти не может».
Если Басаев не стал героем анекдотов, то Бен Ладен попал в поле зрения русского юмора: «Бен Ладен приходит домой и озабоченно спрашивает у жены: „Меня никто не искал?“» Впрочем, русские скорее готовы использовать Бен Ладена в своих целях: «Поймали Бен Ладена в горах Афганистана. Сбрили бороду — оказался Березовский».
Перед тем, как мы расстались, Роман Трахтенберг еще раз подчеркнул, что он не считает свое дело развратом России и, будучи евреем, объяснил мне, что «по иудейским законам, когда настанет Страшный суд, восстанут сначала праведники, а затем те, кто веселит народ». Он подмигнул: «Анекдот не врет!»
Однако вопрос о веселье народа непрост. Айзек Азимов предположил, что анекдоты рождают инопланетяне. В таком случае, для русских инопланетяне работают в разных жанрах. На выживание и на разрушение. Мир русского анекдота имеет народнические корни. Дитя своего времени, он также сохраняет демократический флер стиля модерн. А результат? Русский юмор последовательно выступает против капиталистических ценностей. Он начал критику капитализма в анекдотах о купцах. После революции анекдоты приобрели антикоммунистический характер. Эта была школа словесного сопротивления власти, психологическая отдушина. Особенно плодоносной стала хрущевская оттепель: она породила тысячи политических анекдотов, и до перестройки они успешно конкурировали с советской литературой. Анекдот давал возможность найти «своих» по словесному перестуку.
В 1990-е анекдот вернулся к критике капитализма: «Слушай, братан, ты за сколько стометровку пробежишь? — Ну, за пару тысяч, наверно, соглашусь». Анекдот отождествил капитализм с бандитами и бескультурьем. Он видит деньги как ложную ценность, ставящую человека в идиотское положение. Русский юмор в последнее время с особым удовольствием высмеивает бережливость ушедших в ЕС эстонцев: «Едет эстонец в машине, на дороге лежит дохлая ворона. Эстонец останавливается, подбирает ворону и со словами „пригодится“ кладет ее в полиэтиленовом пакете в багажник. Через две недели эстонец снова проезжает по той же дороге, останавливается, вынимает из багажника пакет, из пакета — ворону и со словами „не пригодилась“ кладет ее обратно на дорогу».
С другой стороны, анекдот обрушивается, словно споря с Жан-Жаком Руссо, на природного человека, который неадекватно реагирует на современный мир: «Женился чукча на француженке. Прошло время, сородичи спрашивают: „Как она“? — „Грязная“, — отвечает. „Что так?“ — „Каждый день моется“».
Русский юмор голосует против всех, как нередко сам русский человек на выборах. Анекдот, как правило, сознательно не встает на защиту ложных идей. Но он имеет побочное деструктивное воздействие. Он может стать кислотой, в которой растворяются любые ценности. Русский юмор — без тормозов. Он охотно бравирует своей «нечувствительностью»: «Идет путевой обходчик, видит: на рельсе лежит мертвая крыса: „То же мне Анна Каренина!“». Старый полудетский анекдот оборачивается черным юмором: «Вовочка, не дергай папу за нос! И вообще отойди от гроба!»
Русский анекдот редко задерживается на общих темах сотворения мира и человека. Он исходит из положения, что Россия — центр Вселенной или уж, во всяком случае, пуп Земли. Он редко протягивает иностранцам руку, как это случилось в русско-польском анекдоте: «Стоят через реку два пограничника. Один — русский. Другой — польский. „Как по-вашему хлеб?“ — спрашивает русский. „Хлеб“, — отвечает поляк. „А дом?“ — „Дом“. — „А жопа?“ — „Дупа“. — „Тоже красиво!“».
В мультинациональных темах русский анекдот вышучивает стереотипные (не только свойственные русскому юмору) характеры иностранцев и инородцев, но самих русских он выставляет людьми без правил и законов. Американец, судя по анекдоту, бросится в пропасть, если там миллион долларов, француз — за женщинами, а вот русский — если там море водки или же если ему сказать, что в пропасть прыгать нельзя. Одного русские не могут отдать — свою загадочную душу: «Что говорят женщины разных национальностей, проведя ночь с любовником? Немка: „Когда мы поженимся?“ Француженка: „А Пьер был лучше“. Русская: „А душу мою, Федя, ты так и не понял“».
Политические анекдоты возвращают нас к «смеху сквозь слезы». Армянское радио — лучший бренд политических анекдотов советской поры — иронизирует: «Армянскому радио задают вопрос: „Какой из языков самый трудный: китайский или иврит?“ Армянское радио отвечает: „Украинский, потому что половина самих украинцев до сих пор не может его выучить“». Анекдот забывает о своей тяге к безумию и ставит диагноз правителям России: «Идет поезд. Вдруг — впереди участок без полотна. Что делать? При Ленине: согнали бы всех пассажиров на субботник и восстановили дорогу. При Сталине: расстреляли бы и стрелочника, и пассажиров. При Хрущеве: сняли бы рельсы сзади и поставили спереди. При Брежневе: стали бы раскачивать вагоны, делая вид, что все едут. При Горбачеве: все дружно кричали бы „Нету рельсов!“ При Ельцине: продолжали бы растаскивать рельсы, взяв предварительно кредит у МВФ на ремонт полотна. При Путине: чиновники наперебой стали бы заявлять, что это „чеченский след“».
Количество анекдотов о Путине невелико. Некоторые считают, что это вызвано страхом, однако, видимо, дело в другом. Брежневская эпоха породила большое количество беспощадных анекдотов о дряхлом вожде («Вчера в Кремле Брежнев принял норвежского посла за американского и имел с ним беседу».), несмотря на то, что режим боролся с их распространением. Путин по-прежнему остается для анонимных создателей анекдотов непроницаемой фигурой. Правда, уже в его первый срок анекдот предложил ему историческое место. Как это нередко бывает, произошла замена одного героя другим. Бывший подчиненный Андропова удостоился анекдота, который первоначально рассказывали о самом Андропове: «Выведен новый сорт яблок — путанка. Он вяжет не только рот, но и руки». Далее анекдот отреагировал на ужесточение режима: «Ты слышал, что Путин сломал руку? — Кому?» Кроме того, анекдот выстроил свою вертикаль власти, построенную на презрении к подчиненным:
«Путин со спикером Думы и министрами идет в ресторан. Официант его спрашивает:
— Вы будете мясо или рыбу?
— Мясо.
— А овощи?
— Овощи тоже будут мясо».
Сравнение Путина со Сталиным не имеет под собой достаточной политической почвы, однако анекдот скорее высмеивает новый «культ личности», чем стремится к сопоставлению двух лидеров: