Театр Черепаховой Кошки - Наталья Лебедева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Новый сезон «Лучшего видео» в самом разгаре, — сказала однажды ведущая, чуть подавшись вперед. — Заканчиваются отборочные туры, впереди большое голосование, и это значит, подходит время финальных сюжетов для победителей прошлого сезона.
Виктору не понравились слова «финальный сюжет» и то, как ведущая улыбнулась. Ему стало жутко.
Глава седьмая
СЛАВА
1Вадим и Яна сидели во главе стола. С их лиц не сходили счастливые, немного глупые улыбки. И хотя в комнате было приоткрыто окно, щеки их были красными, словно от жары.
Вадим все время касался Яны под столом, Саша видела это, и ей было неприятно. Даже кусок не лез в горло.
Она чувствовала себя лишней и прекрасно понимала, что ее пригласили только за компанию с Полиной: будто Саша нужна была ей как костыль, или — хуже того — будто их воспринимали влюбленной парочкой.
Саше захотелось потихоньку вытянуть платок и нарисовать между Яной и Вадимом жирную резервную линию, чтобы они никогда больше не могли дотронуться друг до друга. К тому же Яна была ей неприятна и, хотя Саша никогда не видела ее прежде, казалась очень знакомой, будто лицом или манерами напоминала кого-то.
Саша почти дернула за уголок белого шелка. Ее голова уже кружилась от тяжелого запаха резинового клея, как вдруг компания пришла в движение. Первым встал Саша Григорьев, сосед Вадима по парте. Он прибавил звук на магнитоле и пригласил Полину танцевать.
Та стряхнула с лица прядь волос, так что смогла взглянуть на него одним глазом, задумчиво кивнула и стала выбираться из-за стола, высоко задирая красивые стройные ноги, чтобы преодолеть подлокотник. Другие тоже пошли танцевать, и Саша осталась на диване одна. Теперь она могла незаметно выйти из комнаты.
Саша выскользнула на кухню. Здесь было темно и прохладно, и был шанс, что ее не скоро хватятся. В большой комнате шумели гости. В маленькой по соседству с кухней звучала музыка, и раздавались приглушенные голоса. Кажется, к брату Вадима тоже кто-то пришел.
Саша включила маленький светильник над столом, огляделась и увидела немного грязной посуды возле раковины. Она стала мыть салатник. Размеренные движения и прохладная вода успокоили ее. Саше стало все равно, кто с кем целуется и кто кого любит. Она удивилась: никогда раньше не думала, что мытье посуды может так успокаивать. Но дело, конечно, было не в посуде. Просто Слава стоял тут, на кухне, и смотрел ей прямо в затылок. Его взгляд успокаивал, и это было похоже на действие теплого картофельного пара на больное горло.
— Привет, — сказал он.
— Привет. — Она провела пальцем по кастрюле изнутри, проверяя, не осталось ли следов присохшей еды. Сердце булькало, как суп, и к горлу подбирались пузырьки горячего воздуха. Саша почти не видела Славу и гадала, одет ли он в то черное пальто, или снял его в прихожей, как все нормальные люди. — Ты откуда здесь?
— Я пришел в гости, как и ты. Только не к Вадиму.
— К брату? — Саша выключила воду и повернулась.
Слава стоял в дверном проходе, и его фигура на фоне размытых бежевых тонов кухонной обстановки в рассеянном свете бра казалась яркой, словно художник решил разбить пастельный набросок вычерченным черной тушью силуэтом. Саша снова подумала, что Слава очень красивый: ярко-синие глаза, бледное лицо, черные волосы, черная одежда, пальто, сшитое словно для верховой езды, кожаный браслет с серебряными заклепками, на шее — бусы из чередующихся с белыми синих бусин. Он действительно нравился ей.
— Ты хочешь сказать, что пришел сюда случайно? — спросила Саша.
— Нет. Конечно, я пришел не случайно.
Слава замолчал, сел на узкий кухонный диванчик и оперся о край стола.
— Так… чего ты хотел? — Саша чувствовала, как по ее запястьям, скрещенным за спиной, стекают капли воды: она забыла вытереть руки.
— Я — ничего. Хочет всегда кто-то другой. Хочет, ведет, управляет. Ты заметила, как люди всегда яростно против фильмов и книг, где происходят всякие совпадения? Рояль в кустах, бог-из-машины — все это так презрительно произносится…
— Но это и правда выглядит глупо.
— Это выглядит глупо, потому что мы можем представить себе всю картину. В книге ты после трети прочитанного можешь обозначить несколько путей развития сюжета. И когда происходит совпадение — и лично я взял бы эти слова в жирные кавычки — наступает разочарование. Потому что ты видишь: раз автор сделал так, то этого пути героям не избежать.
— А в жизни?
— А в жизни все то же самое. Нам просто кажется, что жизнь сложнее, чем книга. Мы думаем: нет ничего предопределенного, но… Но стоит только посмотреть на прошлое, как видишь: вот она, случайность, которая все определила. А автор, подсунувший нам очередной рояль или очередного машинного бога, сидит за кулисами и хихикает: никому и в голову не придет попенять ему, что случайность такая нарочитая и подана так грубо и в лоб. Никто просто не знает, что автор есть. Все слишком гордые и считают себя слишком умными, чтобы признать, что играют в пьесе. Вот и всё.
Саша глянула за окно. Там тускло горел свет. Там, за окном, на призрачном подоконнике лежала Черепаховая Кошка. Саша вздрогнула. Это было совершенно неожиданно. Она и не знала, что окно ползет за ней, как панцирь за черепахой.
— Автор? А кто, по-твоему, автор? — глядя на Черепаховую Кошку, спросила Саша.
— Не знаю. — Слава стянул со стола вилку и стал крутить ее между пальцев. Вилка блеснула, отражая тусклый свет. Саша отвлеклась на блик и больше не могла отвести взгляда от Славиных рук. Ей хотелось стать вилкой и скользить у него между пальцев. Она украдкой коснулась щеки тыльной стороной ладони и почувствовала, что щека пылает.
— Не знаешь, кто автор? — переспросила она.
— Не знаю. Мне это неинтересно. Я играю в меру способностей и стараюсь одновременно поглядывать на сцену со стороны: мне интересно, чем кончится дело и какие повороты сюжета для меня приберегли.
— А если бы, — Саша снова взглянула на Черепаховую Кошку, — ты узнал, кто автор, что бы ты сделал?
— Ничего. — Слава рассеянно пожал плечами и тоже взглянул на окно, но, кажется, никого за стеклом не увидел. — А что актеры обычно делают с автором? Расточают комплименты или ненавидят — в зависимости от того, понравилась ли роль.
— Душно, — сказала Саша. — Тут очень душно.
У нее вдруг появилось ощущение, что ее обманули. Как будто Слава пообещал рассказать про Черепаховую Кошку — и не рассказал.
— И вообще, Полина, наверное, скоро придет посмотреть, что я здесь делаю: я ведь давно ушла. И Вадиков брат — как там его зовут? — ему ведь тоже не все равно, куда ты провалился.
— Я остановил время.
— Опять?
— Опять.
— Как просто у тебя это получается!
— Ну да, а чего тут сложного?
— И много ты еще умеешь?
— Да разные вещи. Ну вот, смотри.
У Саши за спиной распахнулась дверь навесного шкафчика. Звякнула вымытая ею тарелка: она поднялась в воздух и приземлилась на белой решетке сушилки.
Это было настоящее чудо: никаких платков, красок, сложных взаимосвязей — простая, конкретная работа.
— Ну а ты что можешь? — спросил Слава. — Ты ведь тоже что-то можешь, я знаю.
Саша не ответила. Она стояла и думала об одном: что же такое ее умение против его умений? Может быть, расписные платки со всеми их сложностями и тонкостями — лишь сомнительная заморочка? А может быть, летающие чашки — только шулерство и представление, рассчитанное на внешний эффект? И кем она будет, если расскажет Славе о воображаемом батике: бледной неудачницей или снобкой, которая кичится перед циркачом своим высоким искусством?
Саша промолчала.
Она сняла с крючка полотенце, тщательно вытерла и без того уже высохшие руки и отправилась в комнату.
Тут было тихо. Люди замерли. Висел в воздухе случайно оброненный кем-то кусочек огурца. Текущее из бутылки шампанское казалось наплывами прозрачного воска на невидимой свече.
Саша поймала себя на том, что улыбается: Слава не просто заставил их замереть. Казалось, он, как гениальный фотограф, нажал на кнопку именно в тот момент, когда картинка сложилась в композицию. Это было очень красиво.
Саша медленно пошла по дуге, как ходят обычно в музеях, рассматривая скульптуры. Слава стоял за ней в дверях — снова в дверях, словно там ему было самое место, — и улыбался.
Саша дошла до Вадима и Яны. Из-за Вадикова плеча она ясно видела, что под столом его рука приподняла Янину юбку и замерла глубоко под ней.
— Отпусти их, — сказала она Славе, но звук утонул в темном дверном проеме, а вокруг Саши уже смеялись, ели, пили, и кто-то громко рассказывал анекдот прямо ей в ухо.
2Гости разошлись в десять, Вадим пошел провожать Яну домой. Они шли бесконечно долго, потому что Вадим все время останавливался, чтобы дотронуться до нее или поцеловать.