Театр Черепаховой Кошки - Наталья Лебедева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да.
— И то, как она узнала дофина в толпе?
— Да.
— И как матроны осматривали Жанну, чтобы убедиться в ее девственности? — Историк внезапно наклонился к самому лицу Полины, и она испугано отпрянула, хотя видела вовсе не острый подбородок с начинающей пробиваться щетиной и не яркие, будто искусанные губы, а темный зал с высоким сводом и пышно одетых женщин, обступивших голую, дрожащую Жанну. Во рту у нее стало жарко, и Полина, не сдержавшись, втянула в себя воздух.
Потом дышать стало легче: историк отошел, словно увидев то, что хотел увидеть.
— Да, — произнес он. Полина услышала, что голос идет откуда-то сбоку, и отыскала историка глазами. Он стоял у окна, смотрел во двор, и молочный осенний свет делал черты его лица размытыми и почти неразличимыми. — Дева спасет Францию. Но прежде жена ее погубит. Так следовало из предсказания Мерлина. Верно?
— Видимо, да. Да.
— Так, наверное, стоит уделить внимание королеве Изабелле, чье царствование предопределило появление Жанны. А ты знаешь, что есть версия, будто дева Жанна — дочь Изабеллы? Та была развратницей… Разврат и девственность всегда рядом, Полина. Всегда. И девственницы сходят с ума и пускаются во все тяжкие, и развратницы вдруг, внезапно, становятся самыми целомудренными женщинами в мире…
Историк ходил перед Полиной, время от времени отступая к окну, давая себе передышку. Это помогало унять нервную дрожь, которая едва не заставляла стучать его зубы.
Он наклонялся к Полине, втягивал ноздрями ее легкий, едва уловимый запах, а потом, отворачиваясь, закрывал глаза, словно стремился удержать его в себе подольше; смотрел на линию ее подбородка и мягкий, персиковый, пушок на щеках.
Он сам не понял, зачем начал говорить о развратницах и девах, но ресницы Полины вдруг дрогнули, и в глазах появилось точно такое же выражение, которое было у Светы много лет назад. Щеки вспыхнули румянцем, движения замедлились и стали тягучими, словно Полину погрузили в мед.
Историк снова почувствовал волнение той же силы, что и в детстве. Это было поразительно.
Он сказал что-то еще, и Полина снова занервничала, а он почувствовал прилив еще более сильного возбуждения.
Историк расхаживал взад и вперед, и вдруг ему стало интересно, были ли у Полины мужчины. Он прищурил глаз и, размышляя, склонил голову набок.
Она казалась историку возбужденной. Кажется, ее саму волновали разговоры о французской развратнице. Да, она вполне могла быть уже женщиной, и это многое меняло. Он мог бы тогда ухаживать за ней. Открыть ей в чувственных отношениях то, чего Полина, может быть, не знает. Потому что какие мужчины у нее могли быть? Прыщавые, неопытные юнцы, которые в подметки ему не годились.
И он, почти не задумываясь, спросил:
— Полина, а ты — девственница?
4Очередная женщина на одну ночь, которую присмотрел себе Михаил, сидела на высоком стуле, опираясь локтями о барную стойку.
Звали ее Эля. Она потягивала красное сухое вино из большого бокала, никаких особенных чудес от этого конкретного вечера не ждала, и было ей, в общем-то, хорошо.
Вокруг плескалось темное теплое море ночного клуба с его вечным движением и неумолчным шумом.
Рука официанта, темная по сравнению с белоснежной манжетой, подвинула к ней еще один бокал вина и тарелочку с пирожным. Эля недоуменно подняла глаза.
— Это вам в подарок. — Официант улыбнулся и глазами указал на мужчину, который сидел у стойки чуть поодаль.
Мужчина был худощав, короткострижен и слегка небрит. Черты лица у него были яркие и правильные, даже чересчур, так что казались нарисованными. Эля поймала себя на мысли, что это похоже на грим и что он выглядит как герой фильма: плохой хороший парень.
Она вежливо улыбнулась и сделала отрицательный жест рукой. Мужчина вопросительно поднял брови. Тогда Эля наклонилась в его сторону и сказала, слегка повысив голос:
— Спасибо, но это лишнее.
Мужчина явно не расслышал, но, поняв, что обращаются к нему, взял свой бокал с коньяком и подсел поближе. Эля почувствовала раздражение: он ей не понравился.
— Простите, что?
— Я не ем пирожные. Спасибо. И вина мне достаточно.
Мужчина наклонил голову так, чтобы лучше слышать сквозь громкую музыку, и его затылок почти касался Элиной щеки: короткостриженые темные волосы. От них приятно пахло, и она едва не начала сдаваться, но потом подумала, что есть в его фигуре, в манере держать голову и в скованном движении плеч что-то настораживающее, а себе Эля привыкла верить.
Он покивал, не поднимая глаз, потом сказал:
— Может быть, потанцуем?
— Я не хочу.
— Вы пришли в ночной клуб не танцевать?
— Нет. Я просто отдыхаю.
— Отдыхаете? В таком шуме?
— Да. Почему нет?
— Отдыхаете от тишины?
— Возможно.
— Чем же вы занимаетесь, чтобы уставать от тишины?
— Может быть, я патронажная сестра и ухаживаю за парализованной глухонемой старушкой?
Эля натянуто улыбнулась. Мужчина вовлекал ее в разговор, которого она не хотела, и за коротким отрывистым пинг-понгом реплик уже начинал выстраиваться флирт.
— Значит, вы ангел. Ангел в белом халате, — сказал мужчина и искоса взглянул на Элю: не поднимая головы, словно бы украдкой проверяя, как она реагирует.
— А если я работаю в морге? — Эля начала нервно вертеть в пальцах бокал.
— Значит, вы ангел смерти. В этом есть что-то печальное и прекрасное.
— А мне кажется — морг довольно приземленное и неприятное место, — она постаралась, чтобы голос звучал резко, но мужчина не понял намека и остался сидеть рядом.
— Так кто же вы? — спросил он.
— Слушайте, — Эля развернулась на стуле резко и решительно, будто готова была ринуться в бой. — Мне не хочется продолжать разговор, разве не понятно?
— А почему? — спросил мужчина, и Эля занервничала, потому что по его тону было ясно: он совершенно не понимает, что от него хотят отделаться. Казалось, он принимает ее резкость за игру, за начало флирта и с удовольствием играет в нее.
— Вы мне не нравитесь.
— А если нам познакомиться поближе? Может быть, я совсем не такой, каким кажусь с первого взгляда?
— Отойдите от меня, пожалуйста. Не вынуждайте обращаться за помощью к охране.
Настроение у Эли совершенно испортилось. Ей хотелось уйти, но мужчина поднялся со стула и встал так, что теперь ей пришлось бы оттолкнуть его.
— Хочешь сказать, — он наклонился и зашептал Эле в самое лицо, так что крохотные капельки слюны попали ей на щеку, — что ты сидишь здесь, накрашенная, как шлюха, в проститутских тряпках, что ты водишь вверх и вниз по бокалу пальчиком и зазывно улыбаешься вовсе не для того, чтобы склеить себе на ночь мужика?
— Я просто отдыхаю. — Эле хотелось, чтобы он ушел, и больше ничего. В ее голосе звенели слезы. Она испуганно оглянулась, чтобы заручиться хотя бы поддержкой бармена, но его не было рядом: он обслуживал клиентов у другого конца длинной стойки. На этот раз мужчина, кажется, понял, что она не шутит. Он сделал резкое движение корпусом: как рыба, которая уходит от погони, чтобы не было ясно, куда именно она метнулась, и в тот же миг, случайно или нарочно, один из бокалов с красным вином, все еще стоящих на стойке, с силой ударился о другой, стекло звякнуло, осколок, отлетев, вонзился Эле в руку, и потекла кровь.
Пугающий мужчина исчез.
Михаил возвращался домой пешком: он не стал вызывать такси, потому что только быстрая ходьба помогала ему справиться со злостью.
Такое с ним случилось в первый раз. Ему впервые отказала женщина, которая выглядела так, словно никому не отказывает. Размышлять о причинах не хотелось. Хотелось сделать что-нибудь, чтобы улеглась раздражающая злость, которая делала ему больно. От злости болела голова, глаза болезненно реагировали на свет, а по спине бежала жаркая, зудящая дрожь.
В какой-то момент Михаил хотел даже вернуться к клубу, подкараулить тварь и убить ее, но делать этого не стал. Не потому, что пожалел, а потому, что рассудил: это может обернуться серьезными неприятностями. Иначе он убил бы и ее, и ту шлюху, которая хотела остаться у него в квартире.
Хотя… Михаил остановился и замер в тени длинного офисного козырька, глядя, как в дрожащих лужах отражаются фары проезжающих мимо машин. Хотя это могло быть знаком, подумал он. Знаком, говорящим о том, что пора заканчивать холостяцкие походы по барам, жениться на Рите и завести двух-трех постоянных любовниц. Они, конечно, будут дорого обходиться, но ведь это и есть респектабельная жизнь женатого человека: стабильность, которая дорого стоит.
И тогда он понял, куда ему на самом деле хочется пойти. Он похлопал себя по карману, проверяя, при нем ли ключи от съемной квартиры.
До места Михаил добрался в первом часу ночи. Он открыл ноутбук и выглянул в окно: у Риты горел свет. Взглянув в телескоп, Михаил убедился, что она висит в форумном чате.