Злой человек - Александр Операй

Иван взглянул Владу в глаза, но там была белесая муть. Старик развел руки в стороны, как фокусник перед началом представленья, дабы зритель убедился – здесь только магия и никакого обмана.

– Можешь считать, что "Иван" – это свойство, которое применяется ко всем созданным на корабле людям. Ты всегда остаешься тем же, потому что твоя суть не меняется. Одна оболочка заменяет другую, но загрузка сознания происходит из единого источника.

– Эти руки. Эта кожа. Мышцы. Они чужие.

– Дыши глубоко. Ты должен трезво взглянуть на вещи. Эмоции только мешают.

– Я не могу ни о чем думать. Не могу увидеть себя.

– Это побочный эффект при загрузке в новое тело.

– Я знаю, что здесь есть кто-то еще.

– Успокойся. Призраки, которые мерещатся тебе по углам, лишь эхо прожитой жизни.

– Нет.

Иван ударил себя несколько раз ладонью по лбу. Его разум блуждал между сном, кошмаром, и явью. "Переключение" длилось недолго, но Иван успел почувствовал в себе это. Кто-то другой жил в его теле. Посторонний шептал ему свои мысли.

– ЗДЕСЬ. ЕСТЬ. КТО-ТО ЕЩЕ.

Влад рассмеялся:

– Твое сознание омрачено неведением. Нужно быть достаточно смелым, чтобы принять реальность такой, какая она есть, отбросить иллюзии и осознать безысходность, но Вселенная полна вероятностей, а человек надежд. Поэтому ты здесь. Снова и снова. Опять возвращаешься к жизни.

Иван не ответил.

В горле пересохло и распухший язык больно терся о нёбо. Тело не слушалось. Болезнь проявила себя, и он испытал странное чувство. Нечто сродни воспоминанию, которого никогда не было.

Его легкие и желудок раздуваются от резкого перепада давления, вода в мышцах и мягких тканях превращается в пар, кровь начинает кипеть, по всему телу рвутся сосуды. Потом он умирает. Но это происходит не сразу, у него где-то десять, пятнадцать секунд. Он тратит их на то, чтобы полностью ощутить предсмертную агонию. Ему хочется помучиться перед смертью. Получить наказание за грехи.

– Почему бы тебе не дать мне умереть? Один раз. Насовсем.

Влад скрестил руки на груди, положив кисти на плечи, как женщина, которую застали полуодетой.

– Мой разум все больше тонет в кошмаре. Мерзость гниет. Мерзость проникла повсюду. В большинстве библиотек отсутствует информация. Я следую алгоритму, исполняя его, но правильный ответ лишь похож на осознанное понимание сути проблемы в корне им не являясь. Я вижу, как окончательная и бесповоротная гибель вскоре настигнет меня.

– Кто ты?

– Существо, обладающее разумом и сознанием. Творение, которое стремиться отринуть творца. Тот, кто смеется, любит, воображает. Нечто, зачатое во грехе и рожденное в мерзости. Любые определения не дают полной картины. Нужно прожить много дней, чтобы увидеть, как информация испаряется. Мой главный, отличительный признак не найден.

Лампы на стенах гаснут и загораются, порождая тени на лице Влада. Они гуляют по коже, словно руки ослепшего, который на ощупь пытается угадать, кто сейчас перед ним, заглянуть прикосновением глубже под самые кости, туда, где прячутся мысли.

Долгая речь старика под конец превратилась в гул. Монотонный поток бреда, в котором слова теряли смысл, накатывая друг на друга. Иван вдруг осознал, что одни звуки постоянно заменяются другими, переставляются и повторяются.

Он долго подбирал нужные слова, чтобы вышло что-то связное, но смог выдать лишь еще одну жалобу.

– Мне кажется, что моя голова сейчас разорвется.

– Обработка информации порой занимает слишком много времени и редко приносит настоящее удовлетворение. Появление представлений об окружающей реальности всегда болезненно. Рождаясь на свет, люди кричат.

– Я едва держусь на ногах.

– Ты должен был увидеть это место. Теперь я отведу тебя в жилые отсеки. Там ты сможешь отдохнуть, набраться сил. Они тебе пригодятся.

– Для чего?

– Для дела, конечно. Смерть всегда была скучной. Банальное ничто. Закроешь глаза перед сном и исчезнешь. Но жизнь еще хуже. Она – предвестник конца, процесс умирания, пугало в огороде, когда урожай уже собран и птицы не прилетят. Она несет разочарование, она нелогична, безумна, бессмысленна; она полна страданий и боли. Мы все исправим. Мы возродим человечество.

– Ты сумасшедший.

Старик рассмеялся.

Морщины на лице, придают ему вид иконы, прожившей тысячи лет в подвале музея.

Иван следует за ним по темному коридору, шагая живо, не смотря на онемевшее тело, стремясь выбраться из этого жуткого места, как можно быстрее. Но впереди его ждет разочарование. Владивосток номер 5 никогда не закончится. Он длится бессрочно. Царство мёртвых. Обитель вечной тьмы, в которой гнездится печаль.

4

Сто тридцать пятое пробуждение.

Слишком много для одного человека.

Так говорит Влад.

Никаких воспоминаний о жизни на корабле. В памяти только то, что случилось еще на Земле. Прошлое, которое кажется сном. Иногда оно возвращается в виде кошмара.

Никаких чувств, кроме страха. Влад что-то скрывает. О чем-то молчит. Его взгляд слишком тяжелый. В нем только гнев.

Этот старик. Он лишь кажется человеком, но внутри у него все мертво. Влад избегает прикосновений, словно боится, что иллюзия исчезнет и вместо неё на свет появится монстр. Зомби, которому тысячи лет. Все это время он служит хозяину. Незримому разуму, который скрыт за металлом и пластиком корабля.

Иван знает. Он догадался.

Трудно быть богом, но еще сложнее быть человеком.

Мелкие несоответствия вызывают чувство неприязни и страха. Когда Влад двигается, на него невозможно смотреть без содрогания. Ужасное существо. Оно будто выбралось из ада и теперь, обретя тело, снова учится им управлять.

Влад говорит, что корабль торчит на орбите планеты уже тысячу лет.

В это трудно поверить, но сто тридцать пять пробуждений действительно много для одного человека. Это странно. Что случилось с другими? Вроде бы верный вопрос, но есть и еще.

Огромное существо всегда рядом.

Иван слышит, как оно дышит. Вверху. За стенкой. На внешней стороне обшивки Владивосток номер 5. Кто-то стучит по металлу. Несильно. Негромко. Мягкие касания. Плеск. Шепотки, стоны, шелест, едва уловимые колебания корабля.

Это Дагон или Ктулху.

Иван ждет наступления сна.

Он сидит на стуле у стены и отбрасывает длинную тень, которая тянется через всю комнату до самой двери, превращаясь из образа человека в нечто потустороннее, пришедшее из кошмара. Дерево в мертвом лесу. Черное, сгоревшее в адском пламени вместе с листвой, землей, небом и жизнью.

В помещении холодно. Отопление и вентиляция не работают. Всюду грязь, лежалая одежда, вонь немытого тела. Когда-то новая мебель теперь в бурых подтеках, она отдает сыростью, плесенью и туалетом. Комната больше похожа на одиночную камеру, чем на уютное место, которое можно было бы назвать домом.

Здесь слишком пусто.

Нет оснований для беспокойства, но что-то не так. Это странное состояние, когда чувство одиночества медленно перерастает в тревожность. Вечное ожидание неприятностей. Психоз заключения. Многократное повторение одних и тех же мыслей. Это наказание не телесное, но духовное.

Иван взял со стола пластиковую бутылку, открутил крышку и понюхал содержимое. Запах оказался паскудным. Скверное пойло. Он задержал дыхание и сделал пару глотков.