Наследник фаворитки - Георгий Марчик

— Ничего, ничего, Яков Никитич. Это я про себя. Отгадайте загадку: какая разница между шизом и психом?

— Не знаю, — с надеждой поднял на него взгляд директор.

— Шизофреник думает, что дважды два — пять, и злится, не поймет почему. А псих знает, что дважды два — четыре, и это его ужасно раздражает.

— Очень глупо, — с мрачным неудовольствием объявил Дверьченко. — При чем здесь я, убей, не понимаю.

— Бога ради, бога ради, — испугался за нечаянную дерзкую шутку Алик.

Но тот не сердился. Он только дал понять, чтобы стригунок не зарывался. А вообще же он ему чем-то понравился, располагал. Племя молодое. Далеко пойдет. По глазам видно. А его, Дверьченко, песенка, кажется уже спета. И тут уж никакое волевое усилие не поможет.

Дверьченко поднял тяжелые глаза на Алика, пожевал толстыми губами, соображая.

— Вижу, — наконец просипел он, — ты парень серьезный, раз хочешь знать, отчего все зависит. — Он прищурился как от дыма, подвигал бровями. — Ты мне загадал загадку — и я тебе загадаю. Встретился я тут на днях с одним гражданином. Вместе были на именинах. Это, парень, не простой человек. У него тетка была когда-то фавориткой великого князя. Сохранила две старинные статуэтки. Им цены нет. Старуха на ладан дышит. Сей малый мечтает заполучить сокровище в наследство и сбыть по хорошей цене… Да, повезет кому-то. А теперь сам соображай…

Алик встрепенулся, будто в него заново вдохнули жизнь.

— Да знаете ли вы сами, что это значит? — в восторге закричал он. — Нет, кажется, для вас это просто забавный анекдот. Да это же открытый клад. Приходи и бери.

— Как сказать, бери… — покачал засыпающей головой Дверьченко. — Не так это просто. От того все и зависит, как взять. А ты интересуешься, что главное, а что не главное. Эх, молодость, молодость… Был бы я помоложе… Не помню, как кличут того гражданина. Постой, постой, кажется, он называл себя Барсуковым. Послали их в леспромхоз. Выпить он тоже не дурак. И морда какая-то невообразимая. А так ничего, хоть и бездельник. Где они, лодыри, получают такие морды, ума не приложу.

— Спасибо, — пролепетал Алик. Он смотрел новыми глазами на своего собеседника — вместо массивного, обрюзгшего лика Алик видел сейчас перед собой чуть ли не красавца. — Большое-пребольшое спасибо.

В голове Алика задымились радужные мысли…

Расстались они душевными друзьями.

Сильный организм Архипасова легко справился с выпитым, наутро он был бодр и свеж. А Яков Никитич занемог и не вышел на работу.

Леночка

 Алик чуть не плакал от досады. Ему позарез хотелось еще раз поговорить с Дверьченко, воочию убедиться, что весь вчерашний разговор был явью, а не пьяным сном.

Мысли его теперь были целиком отданы леспромхозу.

Он навел справки. До ближайшего с леспромхозом поселка, куда он решил без промедления двинуться, «кукурузник» летал по расписанию каждый день — в двенадцать часов. Выходило — уже завтра он будет там.

Алик почувствовал себя птицей, которую долго держали в клетке и вот выпустили в голубой простор Вселенной. Целый час бесцельно, как озорной весенний ветер, шатался он по улицам. Заходил в магазины, балагурил с продавщицами, подходил к автобусным остановкам, книжным киоскам, у которых толпился народ. Так, от нечего делать, купил билетик книжной лотереи. С любопытством развернул его: «Ваш билет без выигрыша». Алик нахмурился:

— Ну, нет. Это мы еще посмотрим. — Стоящие рядом с ним рассмеялись, посчитали, что он шутит.

В половине десятого вечера он принял душ в своем номере гостиницы, расположенной на окраине городка в сосновом лесу, у самого крутояра обширного водохранилища. Чтобы скоротать время до сна, направился через пустырь в ресторан — длинное одноэтажное деревянное строение. Берег в этом месте почти до самой воды зарос статными соснами и лиственницами. Вид великолепный для поэтической души.

Скучающий Алик зашел в ресторан, принюхался, скривился, но больше для форсу, потому что вчера уже был здесь с Дверьченко. Поискал взглядом свободное место и направился к одному из столиков. Вежливо попросив разрешения, чинно уселся и стал присматриваться к окружающим.

Прежде всего сделал вывод в отношении своих соседей. Это были два молодых парня, примерно одного с ним возраста, рослые, крепкие, с обветренными лицами. Один из них коротко подстрижен, отчего выглядел почти мальчишкой. На нем свободно висела бог весть какого мешковатого фасона голубовато-серая кофта; второй не в меру волосат — густая челка закрывала весь лоб и едва не достигала глаз, нижнюю часть лица скрывала лопатообразная борода. В зубах он держал трубку, сделанную в виде головы Мефистофеля, которая, как понял Алик, и служила в данный момент предметом разговора.

— Это пошло, по-моему, курить такую трубку, — категорически утверждал тот, что был в кофте.

— Да, — охотно согласился волосатый. — Действительно, пошло. Что поделаешь, привык. — Он стал заряжать трубку новой порцией табака из коробки с этикеткой «Золотое руно».

Архипасов огляделся по сторонам. Неподалеку за сдвинутыми столиками разместилась шумная компания. Ребята все при галстуках и с ними веселые, нарядные девушки. Алик даже позавидовал, что им весело и что ребятам не надо хитрить и никого обольщать — их любят и так. За остальными столиками ели, курили, оживленно разговаривали приезжие.

Соседи, как можно было понять инженеры-строители, заговорили между тем о своей работе, вспоминали знакомых, упоминали, и чувствовалось с гордостью, какие-то странно звучащие для непосвященного уха названия мест, где закладываются огромные строительные площадки.

Сидеть в ожидании неторопкой официантки пришлось долго, Алик скучал и томился. Он попытался вклиниться в дружескую беседу соседей, но те не обратили на него внимания. Правда, бородатый вынул трубку изо рта и поинтересовался, откуда да кто он. На что Архипасов, дурачась, ответил, что служит в архивном ведомстве и, следовательно, является архивариусом. Собеседники на следующее его замечание попросту не отреагировали.

Наконец официантка подала заказ. Соседи Алика из пузатенького кофейника налили себе по чашке кофе и лихо чокнулись. Тот, что в кофте, внушительно сказал: «За любовь!» Бородатый согласно кивнул головой.

Алика словно бес дернул за язык. Он негромко и внятно добавил:

— За чужую!

Молодой человек в кофте лишь повел плечом — как бы отгоняя муху, а бородатый, коснувшийся было губами края чашки, на миг повернул голову в сторону непрошеного соседа, скользнул недоуменным взглядом и тоже, ничего не сказав, отпил.

«Дурачки какие-то. Игнорируют, — с досадой решил Алик. — Кофе чокаются. Пить и то не умеют. Ну, герои… А что смыслят в любви? И гляди-ка, туда же…»

Спустя какое-то время молодые люди вновь лихо чокнулись, и тот, что в кофте, быстро сказал:

— За любовь!

Бородатый грустно кивнул, а Алик вновь насмешливо добавил:

— За чужую!

На этот раз они вообще не обратили никакого внимания на его реплику. Их разговор шел своим чередом. А затем все повторилось в третий раз:

— За любовь!

— За чужую!

Развеселившийся Алик поглядывал на них с нескрываемой насмешкой: «Вот чудики, придумали ритуал».

Рассчитавшись, он небрежно кивнул соседям и с достоинством удалился. Было двадцать минут одиннадцатого, когда он подошел к своему «отелю» и в нерешительности остановился у подъезда. Гостиница была обыкновенным двухэтажным коттеджем, с обыкновенными квартирами, приспособленными под номера. Вокруг стояла настороженная тишина. Замерли без движения величественные сосны и лиственницы, в черной высоте хитро изогнулся белым щегольским серпиком месяц, откуда-то издалека, по-видимому с танцплощадки, доносились бравурные звуки музыки, всплески голосов и смеха.

Здоровый, полный сил Алик чувствовал себя совершенно бесполезным, никому не нужным, словно он и в самом деле стал каким-то неодушевленным предметом. Алик пожалел, что такой прекрасный вечер пропадает вхолостую, и он подосадовал, что не «закадрил» хотя бы секретаршу из отдела культуры. Все было бы не так одиноко.

Он ковырял горькой веточкой в зубах и совсем уж собрался идти к себе в номер, как вдруг заметил, что из соседнего коттеджа вышла и быстрой, легкой походкой направилась в его сторону стройная женская фигурка. Сердце у Алика екнуло. Он сделал несколько шагов вперед и вышел на асфальтовую дорожку, по которой шла женщина.

Едва она приблизилась, Алик вежливо начал:

— Извините, пожалуйста, — давая возможность рассмотреть себя и убедиться, что он внушает доверие. Девушка замедлила шаги. Алик вкрадчиво, не давая ей опомниться, мягко и проникновенно продолжал — Такой изумительный вечер, не правда ли? Я никогда не испытывал столь глубокого чувства природы. Ах, простите. Стою и думаю: боже, как хорошо. Только феи не хватает. И вот, как в сказке, появляетесь вы…