Сибирская ментальность и проблемы социокультурного развития региона - Сборник статей

Любопытно, что в Сибири мезолит не противопоставляет себя ни культуре палеолита, ни тем более неолита, как это часто наблюдается в археологии Европы. Переход от палеолита к мезолиту и неолиту происходит плавно, во многом с сохранением палеолитических традиций в производстве орудий и строении жилья. Вероятно, в силу того, что в Сибири в течение почти всей ее истории важнейшими факторами экономического развития оставались рыболовство, лесной промысел и охота, эта устойчивость экономики, опирающейся на одни и те же неиссякаемые источники благополучия обитавших здесь племен, порождала медлительность социального развития и устойчивость традиций.

В то же время суровые условия жизни древних сибирских обитателей, трудоемкость рыболовства на неспокойных, коварных сибирских реках, а также – на побережье Северного ледовитого океана, нелегкий охотничий промысел и зимой и летом в труднопроходимой бескрайней тайге, выжженные солнцем степи, суровые горные хребты и скалы не делали Сибирь заманчивой территорией. Ее заселение в силу этого было медленным, потоки переселенцев были небольшими, сосредотачивавшимися в основном в ограниченном пространстве по берегам крупных рек, и Сибирь оставалась в течение многих веков слабо заселенной. В связи с этим стали возможными относительные локализации и даже относительная изоляция отдельных культур, особенно если племена и общины отклонялись от основных направлений традиционной миграции и уходили от трупных рек на запад и на восток по их притокам. В течение тысячелетий Сибирь бфыла предоставлена самой себе. и ее южные соседи – Индия и Китай – мало беспокоили сибирские народы. Однако, по мере развития древних аграрных цивилизаций, на южных границах Сибири в более поздние времена раннего железного века и в эпоху средневековья возникали отдельные вторжения Китая по южной кромке Сибири в борьбе с гуннами и монголами, Индии в районе Южного Алтая, однако на традиционные формы жизни сибиряков эти вторжения не оказывали никакого серьезного влияния.

Сибирь для воинов и купцов, привыкших в условиях южных цивилизаций двигаться по мало-мальски пробитым и натоптанным дорогам, была по-своему неприступной. Это была непроходимая таежная глушь, лесистые горные массивы и топкие болота, холодные, быстрые и своенравные реки, по-сибирски раздольные и мало пригодные для спокойного плавания. А в конце пути, в устье сибирских рек – малолюдная и холодная, однообразная тундра, большую часть года покрытый льдами Северный Ледовитый океан. Ни в повозке, ни верхом на лошади в течение многих тысячелетий нет дорог для путешествия по Сибири, никакой груз не может быть в те времена доставлен иначе, как только к ее южным границам. К тому же путешественники и купцы в глухой тайге и на диких непокоренных реках рисковали встретить хозяев, строго охранявших свои территории и угодья, и хищных зверей, повадки которых были плохо известны, да и сами сибиряки для многих народов на юге, юго-западе и юго-востоке представляли еще загадку. Да и что могли получить эти купцы и авантюристы в замен своего товара, в оплату своего рискованного и непосильно тяжелого труда!

Нужен был тысячелетиями накопленный, по крупицам собранный самими сибиряками и потому драгоценный сам по себе опыт взаимодействия с Севером, с тайгой и ее бурными, сильными реками. Именно накопленный и сложившийся опыт позволял чувствовать эти суровые земли своим домом, позволлял «вжиться» в них, обрести гармонию с этим таежным миром, заимствовать у него силу и разумную бережливость своих жизненных сил, суровость и вместе с тем открытость для тех, кто умеет понять и полюбить эти места, оценить эту особую, ни с чем не сравнимую красоту.

К тому же для земледельческих государств Южной и Юго-Восточной Азии, как и для скотоводческих племен, осваивавших степные просторы, окаймлявшие с юга сибирскую тайгу, вряд ли представляли большой интерес эти земли, непригодные ни для высоко продуктивного земледелия, ни для эффективного скотоводства. В силу всего этого на всем протяжении многих тысячелетий без какого-либо внешнего вмешательства шло развитие особых культур Западной и Восточной Сибири, сохранявших свою внутреннюю самостоятельность и оригинальность. Но внутри огромного пространства Сибири в то же время шли процессы взаимовлияния между самими сибирскими культурами от запада до востока и от юга до севера. Встречи различных кочевых групп и племен по берегам рек благодаря тесному соседству на осваиваемых новых территориях, военные столкновения, сотрудничество и перекрестные браки содействовали формированию общих черт у народов Сибири. А размежевание, разветвление культур содействовало транспортировке накопленного опыта из одного региона в другой, разветвляясь вместе с сибирскими реками и их притоками.

Ярким примером тому в Западной Сибири могут служить памятники поселения Боборыкино II в бассейне Иртыша и Оби на р. Исети, левом притоке Тобола, у г. Шадринска. Археологи склонны определять открытую ими новую культуру как возникшую на основе местной культуры «кошкинского» типа (название получено по стоянке Кошкино V в Нижнем Притоболье), к которой присоединились и с которой отчасти смешались культуры племен, продвинувшихся на север в Притоболье из Прикаспийской низменности и от Аральского моря. Соприкосновения и смешения культур наблюдаются и в других местах Западной Сибири, а также просматривается связь формирующихся этнокультур Приобского бассейна с культурами Европейского Приуралья, куда, возможно, огибая Полярный Урал с севера, прошли древние охотники и рыболовы северных предгорий Алтая в поисках богатой добычи, оленьих стад и новых богатых рыбой рек и озер. Заметно также взаимовлияние и смешение западносибирских и восточносибирских культур в районах верхнего и среднего течения Енисея и Оки при сближении и соприкосновении бассейнов двух этих великих сибирских рек.

Есть основания говорить об устойчивости традиций сибирских культур в связи с замедленным их развитием. Так, например, в Среднем Зауралье в течение всего новокаменного века устойчивой и мало изменяющейся становится общая схема орнамента на керамических изделиях (стоянки Евстюниха I, Ташково I, Анин остров, Кокшаровский холм и др.), зооморфные изображения, головки зверей и птиц, что, возможно, связано с формирующимися мировоззренческими представлениями. Длительное время сохраняют свой облик и жилища, как правило, полуземлянки (Евстюниха I, Ташково I и др.) площадью около 35–40 кв.м. с пологим или ступенчатым входом, очагом посередине. В данных жилищах толщина культурного слоя говорит о длительном обитании в нем людей, что, вероятно, связано с успешным, стабильно обеспечивающим жизнь небольшой группы промыслом. Известны случаи каменных кладок – дальних предшественников каменного строительства. Так в Среднем Зауралье на стоянке на Барсовой горе II/I недалеко от г. Сургута как внутри, так и снаружи жилища обнаружены каменные кладки и каменные сооружения, возможно, подсобного характера. Среди поселений в Нижнем Притоболье «кошкинской» группы (Кошкино V, Ново-Шадрино I, Усть-Суерское II, Ташково III и др.) помимо широко распространенных землянок глубиною до 1,6 м встречаются и наземные сооружения, неглубоко врытые в землю дома каркасно-столбовой конструкции. В нижнем слое Рафайловского городища в том же районе археологами обнаружены остатки трех наземных сооружений. Эти факты говорят, с одной стороны, о поселениях охотников и рыболовов, приобретающих в условиях постоянного рыбного промысла устойчиво-стационарный характер, а, с другой стороны – о навыках использования леса и камня для строительства жилищ вместо менее удобных и прочных костей крупных животных, тем более, что сами крупные животные постепенно исчезали и переставали быть объектом постоянной охоты. Следы традиций такого рода построений заметны и в период средневековья и в более позднее время.

Если культуры Западной Сибири соприкасаются с Приуральем и Зауральем, то Восточная Сибирь в древности выглядит более автономной. Ее памятники сосредоточены в основной своей массе на берегах могучих сибирских рек – Ангаре, Енисее и Лене, что предположительно указывает на основное направление миграции верхнепалеолитических племен при освоении новых земель. Об относительной самостоятельности и независимости процесса развития культуры нам говорят большие могильники, не имеющие никаких примесей иных культур. Однако при захоронениях часто используются каменные кладки, что говорит об общих тенденциях овладения техникой каменного строительства. Надмогильные кладки из камней характеризуют погребения на западном берегу озера Байкал и на острове Ольхон. В отдельных могилах Китойского и Фофановского могильников на Ангаре отмечены следы опор от деревянных наземных сооружений, а на мысе Бурхан (Шаманском) на о. Ольхон внутри могилы в погребении № 3 (1972 г.) выявлены деревянные конструкции и берестяное покрытие. Каменная кладка встречается в захоронениях IV тыс. до н. э. на Ангаре. Позже этот опыт получит свое распространение и за пределами границ Восточной Сибири, ляжет в основу новых традиций сибирских и северных народов.