Кому бесславие, кому бессмертие - Леонид Острецов

На эти слова Власов только развел руками, а Шелленберг тут же добавил:

— Я, конечно же, понимаю всю абсурдность подобных домыслов, но, к сожалению, у меня пока нет весомых аргументов, чтобы убедить свое начальство.

— Но, в конце концов, они должны понять, что только настоящая русская армия, столкнувшись на фронте со своими соотечественниками, способна внести сомнения у них в праведность этой войны для России. Тем более что все основные ресурсы пропаганды, на мой взгляд, уже исчерпаны. На сегодняшний день под моим именем стоят более миллиона русских добровольных помощников и регулярных солдат, а это уже более пятидесяти дивизий! А если к ним прибавить еще более миллиона «остовцев», годных к военной службе, работающих на предприятиях Германии?! А тысячи военнопленных, которые охотно могут пойти за мной?! А бывшие белогвардейцы, разбросанные по Европе?! А загнанные в колхозы жители оккупированных территорий?! Неужели вы думаете, что они не присоединятся к нам, когда по Украине и Белоруссии строевым шагом промаршируют регулярные части РОА?! Я мог бы собрать четыре — четыре с половиной миллиона человек! — Власов раскраснелся и громко, так, что некоторые обернулись, воскликнул: — Я дал вам четыре с половиной миллиона людей! Где они?!

Шелленберг с пониманием кивнул, нисколько не смутившись напора Власова, и спокойно произнес:

— Не горячитесь, генерал. Я понимаю вас и полностью разделяю вашу точку зрения. Но чтобы не быть голословным, обещаю вам лишь одно — доложить рейхсфюреру о нашем разговоре. Со своей же стороны я уже собираюсь предложить вам сотрудничество. Мы могли бы предоставить вашему штабу право на создание собственной разведывательной службы. От нас — вся необходимая техническая и иная помощь, от вас — всего лишь возможность для СД пользоваться добываемой вами информацией.

— Благодарю за доверие, — успокоившись, отреагировал Власов. — Я с удовольствием принимаю ваше предложение и готов сразу же по возвращении в Берлин заняться этим вопросом. Но помимо этого я не оставляю надежду на ваш разговор с Гиммлером.

Шелленберг кивнул и обернулся к своим прежним собеседникам, стоявшим поодаль. Поймав его взгляд, женщина и офицер подошли к ним.

— Фрау Вайкслер, — представил он женщину. — Эльза Вайкслер — наш сотрудник.

Невысокого роста, полноватый офицер представился сам:

— Штандартенфюрер СС Гюнтер Зиверг, — несколько напыщенно сообщил он.

Антон вздрогнул. Он хорошо запомнил это имя из злополучного письма «Филина». Судьба сама так и выводила его на путь, известный только ей одной.

Зивергу на вид было лет пятьдесят. У него было круглое красное лицо, мешки под глазами, редкие зализанные волосы. Он постоянно прикладывался к фужеру с вином и в разговоре гордо задирал подбородок. Антон вспомнил, что так же делал Муссолини, которого он видел в новостной кинохронике.

После обмена несколькими дежурными репликами Зиверг неожиданно спросил Власова:

— Известно, что все большевики — атеисты. А вы, генерал? Верите ли вы в бога?

— До революции я учился в духовной семинарии, — не задумываясь, ответил тот. — Уверяю вас, господин Зиверг, тот, кто однажды получил православное образование, уже никогда не станет атеистом. Сейчас именно вера помогает мне нести свой крест.

— Предлагаю выпить за наше успешное сотрудничество, — произнес Шелленберг и взмахом руки подозвал человека с подносом.

Когда все потянулись за фужерами, фрау Вайкслер обронила перчатку. Антон тут же нагнулся и, поднимая ее, заметил, что на белой ткани изящно вышита древнегерманская руна.

— Руна «зиг» означает победу, — тихо произнес он, как бы вскользь продемонстрировав свои знания, и подал перчатку ее владелице.

Она протянула руку и буквально пронзила его жестким выразительным взглядом, так, что Антону даже стало не по себе. Он только сейчас обратил внимание на ее правильные черты лица, тонкие губы и прямой римский нос. Если бы не светлые волосы, то ее образ мог бы вполне походить на образ Медузы Горгоны или какой-либо иной роковой красавицы из античных мифов. Офицерская форма усиливала подобное восприятие.

— У вас прекрасное немецкое произношение, — проговорила она низким голосом и взяла перчатку. — Завтра вы тоже уезжаете с генералом?

— Нет, — ответил Антон. — Я работаю в Риге.

— Вы знаете древнюю германскую историю? — с интересом спросил Зиверг.

— Древняя история — моя специальность, — уверенно ответил Антон и осекся, встретившись взглядом с Власовым, который удивился неожиданно возникшему разговору своего переводчика с высшими офицерами СД.

— Они благодарят меня за перчатку, — неуклюже попытался объясниться Антон.

Видимо, не очень понимая, что произошло, Власов покачал головой и, сложив руки за спину, демонстративно отвернулся.

— Господин генерал, — тут же обратилась к нему фрау Вайкслер. — В ближайшее время мне предстоит еще не раз по делам службы приехать в Ригу. Я могу попросить разрешения воспользоваться здесь услугами вашего прекрасного переводчика?

Антон в смущении перевел ее просьбу. Власов оценивающе взглянул на него и пробасил:

— Ради бога. Только не слишком нагружайте его. У господина фон Берга здесь много работы.

Антон удивился, что генерал знает его новое немецкое имя.

На следующий день Шторер уехал в Берлин, и Антону так и не удалось сообщить ему о Скопове, а кому-либо другому доложить об этом он не решился.

С тех пор прошло более трех месяцев, но Скопов, как ни странно, больше не объявлялся, и Антон, полагаясь на какое-то неясное чутье, решил пока не вспоминать о нем.

В середине августа, утром, его разбудил приход адъютанта Шторера с указанием на двое суток перейти в распоряжение оберштурмбаннфюрера СС Эльзы фон Вайкслер.

Антон ее встретил у входа в фешенебельную рижскую гостиницу, названную немцами «Ноес вельт» — «Новый мир». Она выглядела так же, как и на приеме у Линдеманна — в офицерской форме, стройная и с гордым пронизывающим взглядом. Снова рядом с ней был Зиверг, который довольно дружелюбно протянул Антону руку.

— Я запомнил вас тогда на приеме у Линдеманна, — сказал он, — и был приятно удивлен, узнав, что вы немец, господин…

— Отто фон Берг, — представился Антон без лишних комментариев.

— А я думала, что по акценту вы прибалт, — сказала фрау Вайкслер. — Как видите, я выполнила свое обещание ангажировать вас.

— Буду рад помочь вам, фрау Вайкслер.

— Акцент у вас действительно похож на прибалтийский, — заметил Зиверг.

— Я много лет жил в Москве, — пришлось сказать Антону.

— Хотел бы я пообщаться с вами, если бы выдалась свободная минута, — произнес Зиверг и, небрежно взмахнув «хайль!», направился к ожидающему его автомобилю.

«Я бы тоже этого хотел», — подумал Антон, проводив его взглядом.

— Не волнуйтесь, господин Берг, — сказала фрау Вайкслер. — Я не буду вас долго мучить, как просил ваш генерал.

— Я полностью в вашем распоряжении, — ответил Антон.

— В таком случае идемте! — по-деловому произнесла она. — Вы знаете, где находится тюрьма рижского отдела тайной полиции? Говорят, где-то недалеко?

— В десяти минутах ходьбы, — ответил он, наслышанный о наличии этого заведения.

Пройдя полтора квартала, они свернули за угол и вошли в чугунные решетчатые ворота, которые напомнили Антону ворота отдела НКВД, куда привезли его тогда, зимой сорок первого.

На входе их встретил офицер и, тщательно проверив документы, повел за собой. Минуя несколько решеток и охрану, они молча спустились в подвал и вскоре оказались в длинном коридоре с камерами. Сопровождающий достал из кармана список и, подойдя к одной из камер, прочитал, обращаясь к фрау Вайкслер:

— Григорий Наумов. Майор войсковой разведки. Сведения о четырех музыкантах.

— Откройте, — приказала Вайкслер.

В камере на грязном матрасе, скорчившись, лежал измученный небритый человек и пустым взглядом смотрел на своих посетителей. После того как офицер приказал Наумову встать, Вайкслер принялась задавать вопросы, касающиеся его разведывательной деятельности до того, как он попал в плен. Она спрашивала о том, где и когда он организовывал заброску своих агентов в немецкий тыл, подробности этих мероприятий, имена и псевдонимы «музыкантов» (которыми, как понял Антон, называли радиотелеграфистов), а также показывала фотографии разных людей, видимо, подозреваемых в шпионаже.

Потом они посетили еще несколько камер, где находились такие же безликие изможденные люди, и им задавались похожие вопросы.

Из здания тюрьмы Антон вышел в подавленном, удрученном состоянии. Он с жадностью вдохнул свежего воздуха и посмотрел на фрау Вайкслер. Посещение мрачных казематов гестапо нисколько не отразилось на ее облике.