Твоя жизнь и твоя смерть принадлежат мне - Ирма Гринёва

бы надела на своё лицо маску сдержанности, Гюри не дошла бы до такого отчаяния, что убила себя.

ХунЮн смотрел на поникшую, истончившуюся фигурку девушки, опустившей глаза в пол, и его душа переворачивалась от жалости к ней. Она, кажется, побледнела, похудела за те дни, что они не виделись. Так хотелось обнять её, прижаться к ней, погладить по волосам, вдохнуть аромат её кожи, заглянуть в её прекрасные глаза… Но принц прервал себя. Если он продолжит, если он отпустит свои желания, поддастся чувствам, то он не сможет задать ей свой вопрос, ответ на который поставит точку в его сомнениях, выберет путь, по которому он пойдёт дальше.

И принц остался стоять на месте. Повелительным жестом отослал служанок и евнухов из комнаты. Позволил себе сделать только один шаг по направлению к Соа и сказал:

— Я хочу, чтобы ты ответила мне на вопрос, Соа. Представь, что я — император Когурё. А ты замужем за человеком, которого любишь. Чью сторону ты бы приняла в критической ситуации, когда стоял бы выбор между жизнью и смертью — мою или его?

Первым порывом Соа было ответить: «Вашу, Ваше высочество». Но это было бы правдой только потому, что она любила принца. И это оставалось бы правдой, даже если бы он не был принцем, а был сановником, горожанином, воином, торговцем, бедняком. И Соа ответила так, как подсказало ей её сердце:

— Любимого, Ваше высочество.

ХунЮн ничего больше не сказал. Развернулся и ушёл. Соа поняла, что он не доволен её ответом. Соа поняла, что он больше её не любит. Соа поняла, что она потеряла его навсегда. И жизнь

потеряла для неё всякий смысл.

Соа правильно ответила на поставленный ХунЮном вопрос, но, почему-то, ему очень хотелось, чтобы она предпочла в любом случае его. От одной мысли, что она может любить кого-то другого, у ХунЮна кровь стыла в жилах.

18

Ночью принца разбудили:

— Ваше высочество! Проснитесь, Ваше высочество! Его величество… хочет Вас видеть.

Отец не стал бы будить его среди ночи, если бы не что-то срочное. И принц поспешил в покои императора Когурё.

ХёнКи был рад своему освобождению от земной жизни, но не хотел уходить, не простившись с сыном. ХунЮн увидел посеревшее, заострившееся лицо отца и понял, что наступили последние минуты его настоящего земного воплощения.

— Сын мой, не горюй по мне… Я счастлив, что отправляюсь к Небесному Императору… Надеюсь, что вымолю у него встречу со своей любимой Исыль… Ничего не бойся… Ты полностью готов взять власть империи Когурё в свои руки… Ты умён, настойчив, бесстрашен… Твоя личность уже созрела… Помни наши с тобой разговоры…

— Я помню всё, отец, что Вы мне говорили…

— Смело иди вперёд… У тебя мудрое сердце, широкая душа, стойкий дух, острый ум, холодная голова… Не потеряй это с годами…

— Я буду помнить Ваши слова, отец, всю жизнь…

— Прощай, мой сын…

— Прощайте отец!

Да благословит Его величество Небо! Да дарует Его величеству Будда милости Небесного Императора и покоя на Небесах!

19

Ещё не успела священная река Лицзян донести прах Его величества императора ХёнКи до моря, как Его высочество принц ХунЮн получил известие о том, что воины «Камакви» буквально на несколько часов опоздали спасти Хеджин.

Бэкхён вместе с ещё двумя своими подчинёнными неотлучно находились при Его высочестве принце. Один следил за Ловенсу. Двое охраняли секретную комнату во дворце, в которой находился узник № 7. Двое были ушами и глазами принца во дворце. И ещё двое распутывали паутину, сотканную, как выяснилось, Торговым кланом, и раскинувшуюся на всю империю Когурё. Покрывающую и работорговлю, и денежные махинации. Таким образом, только двое из отряда «Камакви» занимались поисками Хеджин.

Они последовательно проверяли адреса, куда уходили караваны с рисом из городка в горах, который являлся столицей империи Торгового клана внутри империи Когурё. Только третий адрес дал результат. Хеджин содержалась именно здесь, но… сбежала. Её поисками занималась охрана, но пока безрезультатно. Воины «Камакви» отправили донесение во дворец с помощью голубиной почты. Положительным было то, что Хеджин была ещё жива. Отрицательным — что как в воду канула.

Обратным письмом они получили странное распоряжение искать мальчишку. В условиях того, что описание Хеджин было только устное, их задача усложнилась в несколько раз.

…Хеджин все глаза выплакала, уговаривая дядю ВонШика не отсылать её во дворец. Согласилась, уступив последнему его аргументу, что её отказ вызовет гнев императора и навлечёт беды на всю их семью. И тогда, так удачно складывающаяся карьера Талтала, будет разрушена и развеяна, как песок по пустыне. Дядя и Талтал так прекрасно к ней относились, так заботились о ней, что Хеджин не могла отплатить им чёрной неблагодарностью. Смирилась со своей судьбой.

По дороге во дворец в голову Хеджин стали залетать радостные мысли. Ведь её не сразу отправят в гарем. Она слышала, что с девушками, ещё только вступившими в детородный возраст, принц сначала будет просто разговаривать, чтобы узнать их получше, а уже потом сделает наложницами, отправит в монастырь или вернёт родителям. Так что у неё есть шанс честно признаться принцу, что она не сможет его полюбить. Никогда. А кто же захочет брать в гарем наложницу, которая тебя не любит? И тогда он отправит её домой или в монастырь. Нет, лучше в монастырь. Дядя всё равно не успокоится, пока не выдаст её замуж. А, может, принц будет так добр, что разрешит ей отправиться в армию?! И тогда она будет воевать рядом с Талталом! И, кстати, когда она будет разговаривать с принцем, она, возможно, сможет замолвить словечко за Талтала, чем поможет его карьере. Так что её поездка во дворец окажется ещё и полезной!

Нападение на карету с Хеджин было столь внезапным, что никто не успел оказать сопротивления. Хеджин оглушили ударом по голове, и очнулась она уже в подвале. Её душил страх от того, что могут с ней сделать. Её охватило отчаяние от того, что она оказалась одна и без оружия. Её поддерживал гнев на тех, кто безжалостно убил ни в чём не повинных людей, её сопровождавших. Эмоции были такими сильными, что затмили ей разум. И она воспользовалась первой же возможностью сбежать. Конечно же, она не сделала и десятка шагов, когда её поймали. Отвесили звонкие оплеухи по щекам. Поставили на колени и били бамбуковыми палками по голым ступням, чтобы было неповадно убегать. Пока она не потеряла сознание от боли.

Очнулась со связанными руками и