Берег мечты - Гиррейру Виктория

— Когда-то наша табачная фабрика выпускала сигары, не хуже этих. — Затянулся ещё раз и подтвердил: — Даже лучше, поверьте. Я зря говорить не стану.

— Да и я любил ваши сигары, — согласился префект. – Жаль, что вам пришлось закрыть вашу фабрику.

— Моя мечта — открыть её вновь, — признался Освалду. — Я понимаю, толк в табаке. Как губернатор вы стали бы содействовать кредитами местному табачному производству?

Феликс с любопытством взглянул на Освалду: оказывается, у мужа Августы есть свои мечты! А он-то его считал безнадёжным подкоблучником.

— Я поддержу любую местную инициативу, — пообещал Феликс. — Мы заинтересованы в нашем собственном производстве.

— Вы поддержите нас. А мы поддержим вас, — улыбнулся Освалду.

Довольные взаимопониманием мужчины пожали друг другу руки. Счастливый префект разрешил матери Рикардине вымыть не только лестницу, но и всю церковь. Матушка Рикардина возблагодарила Еманжу за её доброту. Воодушевление женщин нижнего города было так велико, что у Рикардины тут же появилось множество помощниц с тряпками и метёлками. Каждой было лестно поучаствовать в таком богоугодном деле. Больше всех старалась Эсмералда, ей казалось, что своим усердием она заслужит внимание Гумы. Женщины мигом вымыли церковь душистой водой и залюбовались делом своих рук: церковь стала ещё красивее.

Женезия же с отвращением смотрела на вымытую церковь, не понимая, куда подевалась дона Проэнса и как она могла попустительствовать подобному безобразию.

— Осквернили, — прорыдала она, икнула и выплюнула ягоду. Женезия в ужасе смотрела на эту ягоду, не ведая, откуда она взялась. Потом вдруг снова икнула и опять выплюнула ягоду. Больше она уже никого не ругала и никого не кляла, а со всех ног она бежала домой, моля Бога только об одном — чтобы никто не узнал о её позоре.

Дома она спряталась в свою комнату, сунула голову под подушку, но и там продолжала икать и выплёвывать ягоды.

Деодату и Эпифания, узнав о несчастье дочери, тоже очень огорчились. Они никак не могли понять, что же с ней такое творится. Эпифания даже решила не ходить на праздник к префекту.

— Я посижу с ней, — сказала она мужу. — Ей может понадобиться моя материнская помощь.

— Ей понадобится помощь епископа, — возразил Деодату. – Мы все пойдём в церковь на церемонию и попросим нам помочь.

— Что бы в без тебя делала? — растроганно сказала Эпифания. — Ты всегда найдёшь правильный выход и правильное решение.

Женезия тоже согласилась с отцом. Только епископ мог помочь ей, он своей святой силой избавит её от напасти.

— Не огорчайся, дочка, — попытался утешить дочь Деодату, — сразу видно, что Бог тебя любит, при твоём-то язычке да перебранках с сестрой, у тебя изо рта лягушки могли выскакивать, а тут сладкие ягоды.

— Кислые, — сморщилась Женезия, икнула и выплюнула ягоду.

Родителя переглянулись, подхватили дочку под руки и поспешили в церковь. Они вошли туда в тот момент, когда епископ помазал елеем Феликса. И вдруг… с неба пролился золотой дождь, капли его упали на Феликса и на тех, кто находился рядом с ним.

— Чудо! Чудо! — заволновалась и зашумела толпа.

— Господне чудо, — солидно подтвердил епископ, — Господь одарил благодатью вашего префекта в назидание всем остальным власть предержащим. Сеньор Геррейру чтит нашу церковь, чтит священство, и Бог не оставит его.

«Адма! Это придумала Адма! Она — гениальная женщина, — подумал в восторге Феликс. — Теперь я точно стану губернатором, ни у кого не хватит духу не поддержать такого кандидата».

«Я, как лидер оппозиции, поинтересуюсь, откуда взялись, деньги на подобные дорогостоящие трюки», — думал дядюшка Бабау, наблюдая за золотым дождём.

Вот тут-то к епископу и протолкались Женезия, Эпифания и Деодату.

— Спасите меня, спасите, — взмолилась Женезия и выплюнула ягоду.

Епископ был страшно недоволен этим явлением: девица, плюющаяся ягодами, превращала высокоморальное, назидательное действо в дурацкий фарс.

— Не знаю, при чём тут я, — сердито сказал он. — Если девушка объелась ягод, ей нужно принять слабительное.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Не ела я никаких ягод, — простонала Женезия. — Это дьявольская сила заставляет меня выплёвывать ягоды.

«Она ещё и не в себе, — подумал епископ, — да иначе и быть не могло, кто бы ещё обратился ко мне в такой день с подобной просьбой?»

— Ты согрешила грехом чревоугодия, — строго сказал он несчастной дурочке, которая набила рот ягодами и теперь ими плевалась. — Прочитай молитву, прими лекарство, и всё пройдёт.

Сказал и отвернулся, показывая, что больше она от него ничего не добьётся.

Женезия разрыдалась. Феликс, наблюдая за несчастной, понял, что дело тут по серьёзнее несварения. Ещё он понял, что перед ним дочка Эпифании, его заместительницы. Чувствуя, что способен сотворить любое чудо, он подошёл к Женезии и стал что-то потихонечку шептать ей на ушко. Женезия перестала плакать, доверчиво и с надеждой уставилась на префекта и вскоре перестала икать. Довольный достигнутым результатом Феликс похлопал её по плечу и двинулся дальше. Теперь о нём будут говорить, что он способен на исцеление. Так оно и есть. Он — король. Настоящий король, и ничего тут не поделаешь.

Но за его спиной Женезия вновь икнула и выплюнула ягоду. Эпифания с Деодату потащили домой свою несчастную дочь, и уложили в постель. Наплакавшись, бедняжка Женезия крепко заснула. А когда проснулась, то не икала, не плевалась ягодами и даже не помнила, что с ней такое было. Эпифания была потрясена. Но не хотела напоминать дочери о вчерашних мучениях, боясь, как бы опять не началась её странная болезнь. Ягоды Женезии прошли почти никем не замеченными, зато и в верхнем, и в нижнем городе обсуждали золотой дождь.

Но в нижнем городе знали о нём гораздо больше, В заливе возвышалась скала, эта скала и была обиталищем Еманжи. Говорили, что Еманжа когда-то жила в Африке, но потом приплыла в Бразилию и поселилась в заливе. В канун того дня, когда должна была начаться церемония посвящения в оганы, избранник Еманжи подплывал к скале на лодке и бросал в море цветы. Если их прибивало к скале, это означало, что Еманжа приняла жертву, и тогда совершалась церемония посвящения. Гума поплыл на лодке к скале, бросил цветы, и его букет отнесло прямо к камню. Мало того, с неба посыпался золотой дождь, и в волосах Гумы засверкали золотые капли, а потом он и сам стай золотым.

— Еманжа любит тебя, — сказала мать Рикардина, — она послала тебе свой дождь. Ты — настоящий король. Будем готовиться к церемонии.

Гума почтительно наклонил голову. От природы он был очень смешлив, весёлая белозубая улыбка не сходила с его лица, но на этот раз он был чрезвычайно серьёзен. В душе он благодарил Еманжу, просил помочь ему облегчить жизнь людям причала после того, как он станет их королем. А также просил объяснить, почему вот уже три ночи подряд ему снится Еманжа с лицом Ливии…

Сеньора Амапола готовилась к приёму у префекта. Днём в церкви она была в одном туалете и собиралась надеть другой, куда более роскошный и откровенный.

— Я всегда была сенсацией Порту-дус-Милагрес, — говорила она мужу, который с восхищением смотрел на неё, — и я ею останусь. Не сомневаюсь, что именно моя фотография украсит обложки наших толстых журналов.

— Я тоже не сомневаюсь в этом, малышка, — нежно отозвался Отасилиу. — Ты самая красивая и самая экстравагантная женщина на свете.

— А где Фред? — поинтересовалась Амапола. — Я хочу, чтобы мой сын высказал своё мнение о моём прелестном наряде.

— К сожалению, Фред чаще бывает в нижнем городе, чем дома, — со вздохом сказал Отасилиу. — Мне кажется, он влюбился в ту самую девушку, которая едва не пострадала, из-за него.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Поговори с ним как мужчина с мужчиной, объясни, что жену выбирают только в своём кругу, а поступить с девушкой бесчестно недостойно мужчины.

— Как красиво ты умеешь выразить свои мысли, моя птичка! И это всегда прекрасные мысли, — искренне восхитился адвокат, и его похвала была приятна Амаполе.