Берег мечты - Гиррейру Виктория
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты потрудилась на славу, Ливия! — одобрил её Феликс. — И сделала бы ещё больше, останься ты здесь. У тебя были бы великолепные перспективы роста, отличная зарплата и общество любимого человека. Ты ведь любишь Алешандре, правда?
— Кто же не любит своих друзей, — дипломатично ответила Ливия, и Феликс не стал продолжать разговор на эту тему.
Ему нравилось, что девушка не подольщается к нему, к Алме, не выставляет напоказ страсть к Алешандре, одним словом, держится независимо, самостоятельно. И хотя империя Феликса не могла не произвести на неё впечатления, Ливия сохраняет достоинство, делая вид, что власть и деньги для неё безразличны. Феликс и предположить не мог, что и то, и другое, ей, в самом деле, безразлично. Ливия была скорее честолюбива, чем корыстна. И богатства, и положения в обществе она хотела добиться сама.
А вот о работе Феликс разговор продолжил:
— Разве тебя не интересует перспективная работа в Порту-дус-Милагрес? — спросил он.
— Я не могу оставить свою работу в Рио, — покачала головой Ливия. — Там меня ждут, на меня рассчитывают. Я не могу обмануть надежды моих коллег.
— Значит, ты человек-скала? — рассмеялся Феликс.
— Да, я человек-скала, — рассмеялась и Ливия.
На том они и расстались. Но Ливия вспоминала их разговор, любуясь живописной скалой в заливе.
— Это скала Еманжи, — пояснил, вынырнувший из-за поворота, и присоединившийся к ним Родригу. Он увидел, куда устремлён взор Ливии и поспешил дать объяснение. Ливия тихонько засмеялась: нет, она вовсе не собиралась сравнивать себя с морской богиней, но если бы можно было, то хотела бы прожить свою жизнь вблизи с такой прочной, надёжной и прекрасной скалой…
Дулсе и Родригу углубились в разговор, и Ливия поняла, как дороги эти двое друг другу.
«Интересно, что же мешает им быть вместе?» — задала она себе вопрос, который задавали в этом городе многие.
Чем ближе они подходили к святилищу, тем больше было вокруг народа, потом и вовсе стало трудно идти, потому что улица была запружена. Но как только люди узнавали учительницу и доктора, то здоровались, расступались и пропускали их. Ливия слышала почтительный шёпот им вслед:
— Детей наших учит, помоги ей Еманжа, дай мужа хорошего.
«Наверное, даст, — подумала Ливия, — если столько людей желает Дулсе добра и счастья». Задумалась она и о себе. Тётушка торопится выдать её замуж. Феликс спросил, любит ли она его сына. Алешандре очень хотел бы их свадьбы. А Ливия чувствует, что не готова ещё для семейной жизни. Это какое-то слишком уж ответственное решение. Да и Алешандре в последнее время стал скорее докучать ей своей заботой, чем радовать. Смотрит как на собственность, стал распоряжаться, принимать за неё решения. Сейчас она быстро его ставит на место. А после замужества? Да и ссориться они стали гораздо чаще. Ливия поняла, что Алешандре — человек ревнивый, неровный, под горячую руку способный на самые неожиданные поступки. И всё-таки они друзья. Он ей предан как никто. Но Алешандре для неё не авторитет, она не хочет ему подчиняться, его слушаться. В общем, стоило Ливии начать об этом думать, как у неё и в самом деле начинала болеть голова и она хотела оказаться где-нибудь далеко-далеко, в стороне от этих проблем.
Внезапно Ливия услышала стук барабанов, все начали хлопать в ладоши и в том же ритме покачиваться и приплясывать, и скоро огромный двор святилища заполнился танцующими людьми. Слаженность и красота их движений пленили Ливию, и она почувствовала себя частичкой этой поющей, танцующей красочной толпы. Гума поднялся на возвышение, сел в приготовленное для него кресло, как полагалось распорядителю праздника. Ливия не понимала сути творимых обрядов, но радовалась их красочности и завораживающим ритмам. Гума увидел Ливию, и прекрасная церемония посвящения стала для него ещё прекраснее. Они вместе молились Еманже. Что могло быть лучше? Время от времени они обменивались взглядами.
Дулсе шепнула ей на ухо:
— Нам пора!
Ливия умоляюще посмотрела на неё:
— Давай побудем ещё! Здесь так хорошо! Мы здесь все вместе!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Дулсе поняла, что хотела сказать Ливия. Она и сама чувствовала, что все присутствующие стали единым существом, любящим, молитвенным и счастливым. И вдруг в эту толпу, двигающуюся и дышащую в едином ритме, врезался отряд молодчиков под предводительством бородатой акулы Эриберту. Вместе с ними был и сын префекта Алешандре. Увидев Ливию, Алешандре взял её за руку и сказал:
— Пошли! Нечего тебе здесь делать!
Вторжение было таким неожиданным и грубым, что Ливия в первую секунду растерялась. Она не поняла, откуда здесь взялся Алешандре, почему он тянет её за руку? А когда поняла, то наотрез отказалась идти с ним.
— Нет, я не пойду, — ответила она, и отвернулась от него, ища глазами Гуму, и не увидела его.
— Пойдёшь! — резко заявил Алешандре. Он ненавидел и побаивался этих язычников. Своими танцами и пением они могли заморочить голову кому угодно. Похоже, с Ливией это уже произошло, и её нужно было вытащить отсюда как можно быстрее. Эриберту стоял в сторонке и не вмешивался.
Но внезапно перед Алешандре появился Гума:
— Ты можешь быть гостем на нашем празднике, но не хозяином. Каждый волен оставаться на нём, сколько душе угодно, — сказал он спокойно и вежливо, но глаза его метали молнии.
— С моей девушкой я разберусь сам, — ответил Алешандре, и в голосе его зазвучала угроза. — Я никому не позволю вставать между мной и ею!
— А я никому не позволю своевольничать в святилище Еманжи! — тоже угрожающе заявил Гума.
Алешандре потянул Ливию за собой.
— Нечего нарываться на скандал. Пошли, — сказал он ей сквозь зубы.
— Отпусти её. Девушка уйдёт отсюда только по своей воле, — сказал Гума.
— Ничтожество! Не смей мне указывать! — взорвался Алешандре.
— А вот теперь мы будем драться, — заявил Гума. — Один на один, как подобает мужчинам. Ты нарушил наш обряд, проявил к нам неуважение, оскорбил меня и должен ответить за это!
Охранники Алешандре приблизились, приготовившись по одному только знаку броситься и скрутить Гуму.
— Не мешайте, я сам с ним справлюсь, — заявил Алешандре.
Откуда ему было знать, что Гума лучше всех на причале владеет борьбой капоэйра? Но как только Гума приступил к делу, Алешандре сразу понял, что тут ему с соперником не потягаться, и закричал:
— Прекрати свои дурацкие прыжки!
Гума остановился и снисходительно сказал:
— Хорошо, будем драться, по-твоему. Тем больше мне будет чести.
Ливия стояла в стороне, ни жива, ни мертва. Уж чего она не хотела, так это драки. Ей было горько, что из-за неё был испорчен такой чудесный праздник. Но клокочущая в мужчинах ненависть должна была выйти наружу. Рано или поздно драка должна была состояться, это Ливия тоже отлично понимала.
Алешандре очень быстро оказался в пыли на земле. И второй раз. И третий. Поднявшись, он с яростью взглянул на Эриберту.
— Займись им, — процедил он сквозь зубы.
И тут же молодчики двинулись к Гуме. Народ вокруг заволновался.
— Остановитесь все! Ещё шаг, и я стреляю! — рявкнул Эриберту, доставая пистолет.
— Опусти свою пушку! — потребовал Родригу.
— Я вызову полицию, — поддержала его Дулсе.
Но Эриберту и внимания не обратил на их угрозы. Он слышал и слушался только Алешандре, а тот говорил ему:
— Давай, врежь ему как следует!
И Эриберту приготовился поквитаться с Гумой, раз для этого представилась возможность.
— Алешандре! Прикажи ему убрать оружие! — взмолилась Ливия.
— Не вмешивайся не в своё дело! — услышала она в ответ.
И тогда она встала, заслоняя собой Гуму, и крикнула:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})— Стреляйте в меня!
В толпе послышались возмущённые крики. Дело могло перерасти в серьёзный конфликт. Ливия поняла это, взяла Алешандре за руку и сказала:
— Пойдём! Уходим отсюда немедленно!
— На этот раз ты спасся, спрятавшись за спиной женщины! — заявил Алешандре, и Гума, стиснув зубы, ничего ему не ответил. Он уже понял, что связываться с этим типом, значит уронить себя в грязь.
