КГБ в ООН - Джордж Капоши

Почему государственный департамент не принял мер против Екимова, до поры до времени оставалось загадкой. Неприкосновенность Екимова оказалась недолговечной – она действовала лишь до конца года.

Тем временем Гуринов 9 мая отплыл в Россию на борту «Куин Мэри». Уезжая в прекрасном расположении духа, он пригласил к себе в номер гостиницы на коньяк около тридцати человек.

– Я очень рад, что еду домой, – жизнерадостно говорил он, потягивая бренди. – Я возвращаюсь на родину.

– А как насчет сенатского расследования утверждений о похищении пятерых моряков? – спросил один репортер.

– Чепуха! – улыбаясь, махнул рукой русский. – Я не имею ни малейшего отношения к этому делу. Просто я вхожу в число их многочисленных друзей. Все мы разговаривали с парнями перед возвращением на родину. Я только провожал их.

Не успел дым из труб «Куин Мэри» скрыться за горизонтом, как другой советский дипломат получил приказ о депортации. Речь снова шла о шантаже.

После инцидента с моряками сенат приступил к расследованию заявлений о насильственных действиях Советов по отношению к своим русским перебежчикам. До сенатского подкомитета по внутренней безопасности и его председателя сенатора Истленда дошли сведения, что советский персонал ООН прибегает к шантажу и к другим формам давления на перебежчиков, заставляя их возвращаться на родину.

Контакты работников советского посольства в Вашингтоне с оказавшимися в США бывшими русскими гражданами вполне законны, однако советскому дипломату или служащему ООН они запрещены, поскольку подобные действия имеют консульский характер.

Одним из главных свидетелей из числа перебежчиков перед подкомитетом Истленда был бывший капитан Советской Армии Михаил Ша-тов, проживавший в то время в Нью-Йорке. 13 июня 1956 года, через два месяца после предположительно насильственного возвращения на родину пяти моряков, он под присягой рассказал, как два высокопоставленных советских дипломата прилагали титанические усилия, заставляя его вернуться в Россию. Эти признания не получили публичной огласки. В них содержался намек, что русские пользовались шантажом, вынуждая его вернуться.

Шатов заявил, что давление на него оказывали второй секретарь Ростислав Шаповалов и технический помощник Алексей Петухов. Сенатор Ис-тленд направил результаты сенатского расследования в государственный департамент, который через два месяца, удостоверившись в справедливости обвинений Шатова, потребовал высылки Шаповалова из США и предупредил, что объявит Петухова персоной нон грата, если тот не прекратит деятельности, выходящей за рамки его дипломатических обязанностей.

Шаповалов был выслан, и госдепартамент вздохнул с облегчением, ибо высланный «устанавливал прямые контакты с русскими эмигрантами в стране». Петухов, руководитель Программы ООН по оказанию технической помощи странам Азии и Дальнего Востока, получил не столь серьезное наказание из-за отсутствия доказательств каких-либо прямых контактов, хотя в целом его участие в упомянутых действиях было неоспоримым.

Утро 12 сентября 1956 года Шаповалов с женой Адой и шестилетней дочерью Людмилой встретили на борту роскошного лайнера «Куин Элизабет», с отливом готового отплыть. В коротком интервью на борту, данном с помощью переводчика, Шаповалов заклеймил бывшего советского капитана Шатова как изменника, назвал Америку хорошей страной, а американцев хорошими людьми, и с огорчением заметил, что «есть в то же время в Америке личности вроде сенатора Истленда, которым не хочется видеть здесь русских».

В декабре 1956 года правосудие наконец простерло свою длань над Константином Павловичем Екимовым, которого свидетели называли основным вдохновителем насильственного возвращения моряков на родину.

Блестящий руководитель, занимавший пост первого секретаря советской делегации в ООН, стал третьим высокопоставленным русским, отплывшим домой по распоряжению госдепартамента, сделанному после свидетельских показаний перед сенатским подкомитетом по внутренней безопасности. Его депортация, так же как раньше Гуринова и Шаповалова, была связана с принуждением русских перебежчиков к возвращению на родную землю.

Но в случае с Екимовым насильственные действия приняли новый оборот, ибо касались не только русского эмигранта, но и его родившейся в Филадельфии маленькой дочери, полноправной американской гражданки.

Дело оказалось таким, что сенатор-республиканец от Индианы Уильям Дженнер, выступавший в роли председателя подкомитета во время отсутствия сенатора Истленда, мрачно заметил: «Впервые Советский Союз пытается насильственно распространить свою власть на гражданина Соединенных Штатов в самих Соединенных Штатах».

Дело, потрясшее всю Америку, разворачивалось в сентябре 1956 года. В начале сентября к юристу Всемирной службы церквей в Филадельфии пришел Алексей Хвастов со своей родившейся в Америке дочкой Таней двух с половиной лет и рассказал, что кое-кто из находящихся здесь русских оказывает на него давление, заставляя вернуться в Советский Союз и увезти с собой Таню.

Всемирная служба церквей беседовала с Хвастовым в Филадельфии, а потом в Ньюарке (штат Нью-Джерси), после чего, убедившись, как он запуган, уведомила обо всем иммиграционные власти США. 27 сентября Хвастова привезли в Нью-Йорк для бесед с представителями иммиграционных властей и служб по делам беженцев. Как ни странно, на сей раз он заявил, что вернется в Россию «по собственному желанию». А прежние его заявления о принуждении, по его словам, были «неправильно поняты».

Директору иммиграционного отдела Всемирной службы церквей Роланду Эллиоту, помогавшему Хвастову в 1951 году приехать в США, внезапная перемена в его настроениях показалась фальшивой. Он сказал Хвастову, что тот «волен уехать или остаться», но посоветовал «подумать до утра, прежде чем дать окончательный ответ».

Подыскивая безопасное место, куда можно было бы поместить Хвастова на ночь, Эллиот остановился на русской православной церкви, и к вечеру ее представитель взял Хвастова с Таней под свое крыло.

Хвастов и Таня жили вдвоем в Филадельфии. Таня была незаконнорожденной и появилась на свет в Филадельфии 12 июля 1954 года. Ее матерью была Елена Романова, позже вышедшая замуж за Джорджа Дичка и обосновавшаяся в Детройте.

У Хвастова были веские основания бояться русских. Двух его братьев убили коммунисты. Самого его не раз сажали в тюрьму как политического заключенного. Во время Второй мировой войны он оказался в концлагере в Австрии, откуда был освобожден американскими войсками.

Обдумав все ночью, Хвастов наутро сообщил иммиграционным властям, что хотел бы остаться в Америке, если ему и его ребенку гарантируют безопасность.

Хвастова с Таней отправили в меблированные комнаты в нью-йоркском Вестсайде, где им предстояло пробыть до понедельника 1 октября, когда за беженцем и его дочерью должен был прийти представитель церкви, который устроит его на работу в Ричфилд-Спрингсе (штат Нью-Йорк).

Однако план этот не осуществился. В выходные Хвастов с Таней исчезли из меблированных комнат, и никто их не видел до утра среды 3 октября, когда они появились в порту на причале перед отходом «Куин Мэри». Хвастов отказывался сказать что-либо, кроме невнятного подтверждения своего решения вернуться в Россию по собственной воле. Хвастов с Таней поспешно поднялись на борт огромного лайнера и скрылись в каюте, вход в которую представителям иммиграционной службы США, надеявшимся поподробнее расспросить беженца, преградили трое русских.

Один из них, мощный здоровяк, так и остался неопознанным, вторым был Федор Соломатин, приписанный к советскому посольству в Вашингтоне, а третьим – Константин Павлович Екимов.

Почти час трое русских вели с представителями иммиграционных властей бурный спор по поводу американского или русского статуса Тани. Не закончив дискуссии, они ушли в каюту к Хвастову и Тане. Некоторое время спустя оставшийся неизвестным иммиграционный агент пытался задержать их до выяснения статуса Тани. Соломатин отказался признать полномочия инспектора, и тот ушел звонить начальству. Когда он вернулся, каюта была пуста.

Он позвал на помощь троих своих коллег и вместе с ними начал обыскивать корабль, который уже отошел от пирса и направлялся к карантину. Когда лайнер вышел из карантина и из гавани, взяв курс в открытое море, работникам иммиграционной службы пришлось покинуть его, перейдя в моторку береговой охраны, которая и доставила их на берег, где они сообщили о своей неудаче.

По прибытии «Куин Мэри» в Саутгемптон Хвастова с Таней препроводили в советское посольство в Лондоне, где держали в недосягаемости для американских официальных представителей. Мать Тани, жена Джорджа Дичка, в слезах примчалась в Лондон в отчаянной попытке через английский суд не допустить отправки дочери в Москву, но вскоре поняла, что дело выходит за рамки судебной юрисдикции.