Проклятие - Евгений Федоров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А сказал он вот что, вот какой возвышенный псалом он нам пропел! Центральным образом мирового исторического процесса ему видится фигура невинного страдальца, видится отчетливо, как под хорошим увеличительным стеклом, и этот страдалец является ключом к пониманию главной и великой тайны и пружины всемирной истории.
Оригинальный, необычайный ход рассуждения, — нет, как мы поглядим, это отнюдь не робкая, зеленая, незрелая, детская мысль, а нечто, шизойднуться можно, опасный водоворот, серьезные идеологические завихрения, триумф смелой, бескомпромиссной мысли! Перед нами пытливый и беспокойный искатель истины, честный, пусть с заумью и загибончиками.
Образ невинного страдальца присущ всем великим культурам, но в наибольшей степени древним литературам Ближнего Востока, и как завершение ближневосточной традиции следует особо выделить библейскую Книгу Иова. Уже в библейскую эпоху, судя по упоминанию Иова у пророка Иезекииля, и, бесспорно, с начала раввинической эпохи вплоть до наших дней Иов воспринимается еврейской традицией как праведник и страдалец вообще.
…О, ужас, что мы слышим? он в 14 лет спокойно рассуждает о Книге Иова! Все еврейские дети вундеркинды, но этот! Что-то пугающее. Гений!
Чем дальше в лес, тем больше дров. Представить следует, зеленый сорванец, вчерашний ублюдок этак спокойно, даже весело сообщает нам об исключительном и особо пристальном внимании послепленной иудейской мысли к типу невинного страдальца; размышления об Иове и Данииле, об истолковании пророчеств, о рабе Господнем Исайе, всё это появилось в катастрофическую эпоху разрушения Второго Храма и гонения Мессии из колена Иосифа. Еще более рельефно смысл искупительной жертвы невинного страдальца виден в истории мучений рабби Ишмаэля, описанной в Аггаде. Чему учит эта пронзительная история? Оказывается, Бог вкладывает судьбу мира в руки мученика, и невинный страдалец волен уничтожить этот несправедливый, страшный, безумный, преступный, отвратительный мир, но он предпочитает благословить его своей смертью: он, и только он, оказывается спасителем и искупителем мира!
В евангельские и последующие времена христианская Церковь в полной мере разделяла с Израилем экстатический порыв сообразовать жизнь общины с образом невинного страдальца Она видела себя, говоря словами Оригена, “кровью и водой, истекающими из ребер Спасителя на Кресте и питающими весь мир”. Церковь вела богословские диспуты с иудеями, иудеи энергично отлучали христиан от синагоги, но была жива иудео-христианская община, традиции, и взаимопонимание еще было возможно, несмотря на все злые песни. Но вот христианство становится государственной религией Римской империи, отпадает от Истины, это и трагедия всего человечества; увы, с этого момента вся ситуация радикально меняется. Стоит вспомнить, что в 346 году, сорок лет спустя после преследования Максимина Дазы, еще при жизни некоторых исповедников, были запрещены языческие культы и начались отвратительные гонения на язычников. Именно с этого момента, стоит отметить, подчеркнуть, Церковь христианская изменяет самой себе, изменяет своим идеалам, которые не от мира сего, решительно расходится с общественным идеалом и историческим путем Израиля. Отныне историческая церковь не ставит себе цели быть для мира тем, чем для тела служит душа, по слову Послания к Диогнету: незримым, неистребимым, безответным смыслом его бытия. Она хочет руководить миром, воспитывать, украсить и увенчать его. При всем чрезвычайном разнообразии в истории поместных церквей и глубоком различии между историческими концепциями православной, католической и протестантской конфессий, отметим общее: добровольно, не будучи поставлена в безвыходное положение, ни одна христианская церковь не отказывалась от ориентации на силу и могущество, на собственную власть, костры или на поддержку светской власти; за веком век бежал, она эволюционировалась плотно и окончательно, всё больше с каждым столетием превращаясь в тело сатаны; всё это старо, всем известно, как известно, что изображение Невинного Страдальца находилось в каждом храме.
Но жизненный путь Невинного Страдальца был продолжен на земле в историческом пути еврейского народа, избравшего добровольное мучение как основную форму жизни. После разрушения Второго Храма выражение киддуш хашем (освящение Имени) глубоко внедряется в постоянный литургический арсенал еврейского народа, и в ярких образах Ханны и ее семерых сыновей, десяти мучеников и других подобных им, входит в благочестие и традицию. Да далеко за примерами не нужно ходить, тем паче не нужно глубокого знакомства с историей, чтобы уразуметь и надлежаще закрепить: практика мученичества входит в быт. На совете в Лоде законоучители формально придают выражению киддуш хашем смысл самопожертвования из религиозных соображений. Киддуш хашем объявлен долгом каждого еврея, принуждаемого совершить идолопоклонство: крещение, убийство, прелюбодеяние. Еврей должен предпочесть смерть нарушению Субботы и Праздников, ритуальной чистоты, употреблению нечистой пищи. Это засвидетельствовано в чеканной форме в Послании к Йеменцам (Эгерет Тейманим) Маймонида, где пересказывается древняя формула принятия прозелита: Если кто-нибудь проявляет желание стать иудеем, его спрашивают: “А знаешь ли ты, что значит быть иудеем? Это не значит стать сыном Авраама, но значит потерять родину. Это не значит быть отцом Исаака, но потерять сына, не быть Иосифом, но быть проданным в рабство, не быть Исайей, но быть замученным до смерти. Всё потерять, жить в унижении и погибнуть — вот что значит быть иудеем”. И если тот ритуально ответит: “Я знаю, и я недостоин” — его принимают без дальнейших расспросов. Так сформулирована и так воплотилась в истории ориентация Исторического Израиля на образ Невинного Страдальца, и в этом аспекте не христианская Церковь, а Израиль с его фундаментальной, принципиальной, онтологической нерастворимостью в реальном историческом плане являл и являет собою распятое тело Христово.
В общих чертах уместно напомнить печально знаменитые антиеврейские проповеди Иоанна Златоуста, произнесенные в 387 году в Антиохии и легшие в основу всей последующей антисемитской литературы, а некоторые новеллы императора Юстиниана, касающиеся евреев, поражают текстуальным предвосхищением нюрнбергских законов Третьего Рейха. Так было всегда и всюду: где Церковь влиятельна, там евреев преследовали свирепей, чем там, где инициатива исходила от светских властей, словно Церковь христианская испытывала ревность к Израилю, непонятную и необъяснимую в свете доктрины о Новом Израиле, пришедшем на смену Ветхому. Значит (опять бойко, смело и без оглядки дует, непостижимые и дерзкие мысли!), Церковь сознавала, что еврейский народ идет именно по тому историческому пути, по которому должна была идти христианская Церковь, и, не желая иметь перед глазами пример во всей его исторической актуальности, стремилась принудить Израиль отречься от самого себя. Историческая Голгофа была возложена на плечи евреев, и это самое важное, ценное, глубокое, что есть в нашей замечательной истории, Голгофа стала нашим главным и единственным таинством. Исполняя евангельский пусть, евреи сами не знали о его сверхисторическом значении, мысль иудаизма билась в тупике, из которого можно выйти лишь в таинство Воскресения, которое не что иное, как тело Христово, распинаемое гонителями. Судя по действиям нацистов, само историческое бытие Израиля представляет собой абсолютную мистическую ценность, промыслительное таинство.
Христианские Церкви, прежде всего православие, должны преодолеть гордыню и ослиное упрямство, отречься глубоко, полностью чистосердечно от порчи, от сатаны, которому по существу поклоняются и причащаются полторы тысячи лет (догадываетесь, куда клонит? звучит тихое, вкрадчивое слово), обрести свободу от мира сего, его властей, всем своим историческим бытием сделать шаг вперед и выйти навстречу евреям, войти с ними в Освенцим и там из рук евреев принять терновый венец, обрести свой подлинный исторический образ и истинное назначение — выбрать путь Невинного Страдальца, отрока Господняя, Иисуса Христа!
Кольнуло в бок, каково! Ну — сиротка (недоносок, вчерашний заморыш)! Ну — детина-дитятко! Ну — дает! Долго соображаем, мучаемся, что же такое он нам сказал, сидим, словно аршин проглотили, а голос Паши нахрапист, набрал силу, в нем появился металл (не медь звенящая, гудящая, а сталь), прогарцевал будь здоров, эдакое загнул; смекалист, речист, во всех вопросах очень сведущ, такая ума палата, быстр разумом, вундеркинд, а не жалкая, гнусная жертва печально-трагического, зазорного вывиха, недоносок, родившийся величиной с ложку на седьмом месяце! Опупели, заворожены пусть и не очень съедобным фруктом, плод незрел, кисел, неудобоварим. Тревожный симптом.