Страсти по Распутину. Убийство, которое изменило ход истории - Лана Паршина

семьи заговорщики. Разве это не предательство по отношению к царю великого князя Дмитрия Павловича, который своим участием в убийстве нарушил свод законов императорской фамилии?

Репродукция «Тронная речь Николая II на приеме членов Государственной думы в Зимнем дворце по случаю открытия Первой Государственной думы».

В то время как жена и дочери Николая II помогают раненым в лазарете — не ради пиара в газетах, а просто по зову сердца, не гнушаясь делать перевязки простым солдатам, князья Феликс Феликсович с Дмитрием Павловичем позволяют себе вести праздный образ жизни и подрывать устои монархии. И что самое обидное, убийц поддерживает родная сестра императрицы Елизавета Федоровна, которая ушла в монашество. Вот, к примеру, телеграмма, которую она прислала своему приемному сыну Дмитрию Павловичу: «Москва, 18.XII, 9.30. Великому князю Дмитрию Павловичу. Петроград. Только что вернулась вчера поздно вечером, проведя неделю в Сарове и Дивееве, молясь за вас всех дорогих. Прошу дать мне письмом подробности событий. Да укрепит Бог Феликса после патриотического акта, им исполненного. Элла».

Налицо раскол в семье. А теперь представим, учитывая обстановку в стране, каким скандалом грозил бы судебный процесс Романовым. Помножьте это на подрывную деятельность западных разведок и грязные слухи, связанные с именем Распутина.

Российский император Николай II с супругой Александрой Федоровной и старшей дочерью Ольгой, 1896 год.

Великая княгиня Елизавета Федоровна (1864–1918), сестра императрицы Александры Федоровны. Сегодня она причислена к лику святых.

Старца не любили не в одной царской семье. «Живые карикатуры» на министра внутренних дел Александра Протопопова и Григория Распутина. Загримированные участники рабочей демонстрации в феврале 1917 года.

И вот уже даже в высшем суде хватаются за голову, не зная, как лучше поступить.

Был составлен «Проект всеподданнейшей записки по 3-му уголовному управлению», в котором долго и витиевато объяснялось, чем может закончиться выяснение, кто из обвиняемых «в разной степени виновен». Царь понял этот посыл и отрекать великого князя Дмитрия Павловича от императорского дома он не стал, дабы не делать из него простого смертного, который с остальными заговорщиками мог бы в таком случае подпасть под юрисдикцию низшего суда, да еще и с присяжными. Но и оставить при своем дворе Дмитрия Павловича Николай II не мог, поэтому сослал его в Персию, чтобы молодой князь понюхал наконец пороха. Забегая вперед, надо сказать, что решение спасло Дмитрию Павловичу Романову жизнь: на момент революции он находился в Персии.

Но даже такое решение не удовлетворило некоторых членов императорской семьи, и вот они уже пишут слезное прошение царю, пытаясь смягчить, по их мнению, тяжкое наказание:

'Ваше императорское величество!

Мы все, чьи подписи Вы прочтете в конце этого письма, горячо и усиленно просим Вас смягчить Ваше суровое решение относительно судьбы великого князя Дмитрия Павловича. Мы сознаем, что он болен физически и глубоко потрясен, угнетен нравственно. Вы, бывший его опекун и верховный попечитель, знаете, какой горячей любовью было всегда полно его сердце к Вам, государь, и к нашей родине. Мы умоляем ваше императорское величество, ввиду молодости и действительно слабого здоровья великого князя Дмитрия Павловича, разрешить ему пребывание в Усове или Ильинском. Вашему императорскому величеству должно быть известно, в каких тяжких условиях находятся наши войска в Персии ввиду отсутствия жилищ, эпидемий и других бичей человечества. Пребывание там для великого кн. Д. П. равносильно его полной гибели, и в сердце В. И. В. верно, проснется жалость к юноше, которого Вы любили, который с детства имел счастье быть часто и много возле Вас и для которого Вы были добры, как отец.

Да внушит Господь Бог В. И. В. переменить свое решение и сменить гнев на милость.

Вашему И. В. горячо преданные и сердечно любящие:

вдовствующая императрица Мария

великий князь Николай Михайлович

Александр Михайлович

Георгий Михайлович

Сергей Михайлович

Кирилл Владимирович

Борис Владимирович

Андрей Владимирович'.

Резолюция государя, написанная в верхнем углу данного прошения, была вполне логичной: «Никому не дано право заниматься убийством, знаю, что совесть многим не дает покоя, так как не один Дмитрий Павлович в этом замешан. Удивляюсь вашему обращению. Николай».

Кого еще имел в виду царь, когда написал, что «не один Дмитрий Павлович в этом замешан»?

Известно, что существовала целая коалиция партии войны и противников заключения сепаратного мира с Германией. И в нее входили, в том числе, и члены императорского дома, которые не задумывались о последствиях такого решения для страны. Так, Елизавета Федоровна, присоединившаяся к многоголосию тех, кто считал убийство Распутина патриотическим актом, писала Николаю II:

'29 декабря 1916 г.

…Приехав сюда, я ощутила, что моя внутренняя тревога растет, и отправилась на дивную всенощную у преподобного Сергия, молилась у его мощей за всех, всех, чтобы темные тучи развеялись и ты видел ясно. А потом поехала в Саров и Дивеево, десять дней молилась за вас, за твою армию, страну, министров, за болящих душой и телом, и имя этого несчастного (Григория Распутина) было в помяннике, чтобы Бог просветил его и… Возвращаюсь и узнаю, что Феликс убил его, мой маленький Феликс, кого я знала ребенком, кто всю жизнь боялся убить живое существо и не хотел становиться военным, чтобы не пролить крови. Я представила, через что он должен был переступить, чтобы совершить этот поступок, и как он, движимый патриотизмом, решился избавить своего государя и страну от источника бед. Я телеграфировала Дмитрию (великому князю Дмитрию Павловичу. — Прим. Л. П.), не зная, где сейчас мальчик, но ответа не получила, и с тех пор все покрыто каким-то молчанием (зачеркнуто: тайной. — Прим. Л. П.). Не хочу знать подробности, говорят, замешаны очень многие, все высланы в разные края, и слава Богу, что это было сделано, преступление остается преступлением, но это, будучи особого рода, может быть сочтено дуэлью и делом патриотизма, а за такие проступки закон, я думаю, смягчает наказание. Может, ни у кого не достало смелости сказать тебе, что на улицах города, и не только там, люди целовались, как в пасхальную ночь, в театрах пели гимн, все были захвачены единым порывом — наконец черная стена между нами и нашим государем исчезла, наконец все мы услышим, почувствуем его таким, каков он есть. И волна сострадательной любви к тебе всколыхнула все сердца. Бог даст, ты узнаешь об этой любви и почувствуешь ее,