Когда меняется мир - Сергей Башкирцев

позади. У нас есть неплохая лодка, крепкая команда, провиант и даже оружие. На первые дни после эвакуации мне даже не верилось, что у нас это получится! Настигает ощущение какой-то неуверенности и отторжение того, что у нас все получается. В общем, разная чушь в голову лезет, а это нам в пути не нужно! Нужно: во-первых, заняться делом, во-вторых, не давать ходу лени. Если дела нет – упал-отжался. Такой настрой мне еще отец в подростковом возрасте в голову вбил, а сегодня этим правилом и Игнатьич не брезговал.

Глава 15. Душевный разговор

За окном смеркалось. Незаметно день прошел. Мы высчитали весь маршрут и подготовились к скорому выезду. С помощью Жени мы пришли к тревожному выводу: топлива может не хватить на весь путь, поэтому придется экономить и временами доверяться течению. Первая пятилитровая бутыль опустошалась незаметно. Чай, свечи и ароматные консервы – все, что нам было нужно.

– Сейчас спрос на него подскочит до уровня еды и лодок. Это еще, считай, мы демо-версию застали. Скоро за стволы и патроны народ и работать начнет наверняка, – рассуждал Женя.

Опытному соседу было не до споров. Вместо спиннинга в сумке оказалась охотничья двустволка. Свет от трех свечей помог нам различить два сверкнувших дула. Ружье очень благородное, и, находясь в руках у Игнатьича, она пририсовывала ему вид сурового охотника. Он отомкнул два вертикально лежащих ствола от рычага и заглянул внутрь. С таким-то оружием совсем не страшно плыть четыреста с лишним километров.

– О! Красота! А что делать будем, если менты увидят? – задал вопрос хозяин дачи, отдыхая с дороги на потрескавшейся софе.

– А к ружью у меня охотничий билет. Так что нормально, все легально.

– А какой ТОЗ?

– Тридцать четвертый.

– Можно? Я просто подержу.

– Давай. Только аккуратно.

– Юр, да ты еще ко всему и охотник? – уже влился в разговор я, оторвавшись от долгожданной трапезы.

– С армейскими друзьями ездил, да. Куда только не выбирались. Если нет одного из наших заводил, то ходили на гуся. А так, бывало, нагрузимся в уазики, и в Карелию. Стреляли мало, особенно я. Так, без особого фанатизма. Но места там живописные, да… даже просто с ружьецом погулять, – сказал Игнатьич и ухмыльнулся.

– А сейчас контакты с кем-нибудь поддерживаешь?

– Поддерживал, пока связь была. Почти у всех семьи, все давно уехали, насколько я знаю.

Пустое садовое товарищество покрылось тьмой. Ни одного обитаемого дома, света нет нигде. Просто острые крыши, которые выделяются на звездном небе. Никого нет, только мы, чудики, что-то здесь забыли.

Женя тихо прилег на первом этаже. Мы решили подняться на второй и провести чистку оружия. Если б мой приятель знал, чем мы займемся, он бы тотчас превратился из спящего сыча в гепарда и боролся со сном изо всех сил. Но мы решили его не будить, пусть выспится.

Старый виниловый проигрыватель отложили в другой угол комнаты. Ламинированная тумбочка отлично подходила для этого кропотливого занятия. Отодвинули ее от края, между кроватями и поставили. Игнатьич накрыл поверхность тумбы газетами, я примастерил фонарь к люстре для света, и наши робкие оружия уместились на двух половинах. Через десять минут в комнате ненавязчиво пахло машинным маслом. Первая сборка и чистка пистолета… да, в школе и институте такому не научат!

– Юр, а ты сегодня говорил про армейских друзей. Ты долго был в армии?

– Долго. Срочка, потом рухнул Союз. Через несколько лет на Кавказ, – Игнатьич замолчал.

– Ты давно ушел-то?

– Давно, – Юрий отвечал на такие вопросы неохотно. – Потом в ЧОП пошел, кормить-то семью надо было чем-то.

«Семья? Никогда б не подумал, что у Юры есть семья», – подумал я, округлив глаза.

– А чего из армейки ушел? Там устройство надежное.

– Да устал я терпеть мерзость всякую и солдафонщину эту убогую. С начальством там ругань произошла. Их много, а толку мало.

– Сколько видел тебя в нашем доме, еще до всего Этого, я бы и не подумал, что ты женат. Дети у тебя есть?

Игнатьич поглядывал на ТОЗ-34, промазывая механизм промасленной тряпочкой, но своим вопросом я притянул его взгляд исподлобья. Стало некомфортно. Нет, злости в его глазах не было. Они, скорее, метались в выборе: «Доверять или нет?»

– Нет, нету. Один живу. Больше ее нет, – холодный взгляд снова перешел к осмотру двустволки.

– А как же… что-то случилось? – пониженным тоном, сочувствующе поинтересовался я.

Игнатьич плавно защелкнул ружье, прокрутил его, нацелил в сторону и проверил мушку. Серьезный взгляд еще сильнее нахмурился. Он положил ружье и облокотился на тумбу.

– Давно ее нет уже.

Я растерянно молчал и не знал, что говорить.

– Мы тогда еще ребенка ждали. Она мне звонит. Я с работы бегом, отвез ее в роддом. Воды отошли, схватки начались. Долго мы его ждали. Ждал прямо там, целую пачку сигарет выкурил. Эх, она все упрашивала бросить это дело. Но работа такая нервная, знаешь, лучше уж дымить, чем срываться, – Игнатьич отошел от тумбы и присел на скрипучую кровать. – А потом меня будит медсестра и прискорбно сообщает, что моя жена при родах… – безмолвная пауза. – Умерла. И ребенок тоже. Тоже мертв.

Рассказ кончился, а я так и не проронил ни слова.

Внутри меня все всколыхнулось: негодование, сопереживание, подсказывающее чувство, помогавшее испытать все, что пережил Игнатьич. Жутко. Я присел на кровать напротив и сложил руки в замок. У меня даже нарисовалась картина: вдруг с моей Ингалиной так будет? Нет, все будет хорошо…

Юра просунул руку под фланелевую рубаху и вытянул обручальное кольцо, продетое через толстую нитку. Золотое. Блестит, как новенькое. Свое на безымянном пальце до сих пор носит.

– И давно ты его хранишь? – спросил я, обжимая оледеневшие руки и ощущая на лбу холодный пот.

– Давно. Восемь лет.

– Мне очень жаль, Юр, что так вышло.

Игнатьич вздохнул.

– С тех пор больше не курю. Кольца всегда со мной. Первые годика два еще тяжело было, а сейчас полегче. Особенно работа инструктором помогла отвлечься. Без нее вообще не было бы меня сейчас…

– А как ее звали?

– Алина.

Поражаюсь, как он о таком может говорить, даже не прослезившись. Голос даже не дрогнул. А у меня ком подступил от такой новости. Как же должна очерстветь душа, чтобы не сойти с ума! Излить столько слез, чтобы быть полностью выжатым сейчас. Да, он не всегда был таким замкнутым. Психологическая защита. Тоже хотел мирной семейной жизни. И вот, ни любимой, ни ребенка…

– Мне правда очень жаль, Юрыч, – я подошел к вставшему Игнатьичу, и все мое душевное стремление