Церковь плененная. Митрополит Никодим (1929-1978) и его эпоха (в воспоминаниях современников) - Гусейнова

«сороковины» после кончины матушки, как вдовца срочно вызывают в епархиальное управление. Правящий архиерей, благословив растерянного клирика, изрекает: «Сегодня вечером – монашеский постриг, завтра на литургии – возведение во архимандрита, послезавтра – архиерейская хиротония. И срочно принимать дела в соседней епархии!».

С одним таким «карьеристом» приключилась история. Перед постригом архиерей вопрошает ставленника: «Почто пришёл еси, чадо?» По тексту чинопоследования должен следовать ответ: «Иноческого жития возжелал есмь». Но сбитый с толку маститый постриженик, ничтоже сумняшеся, изрекает: «Архиерейского жития возжелал есмь». Вполне понятно, что вдовые архиереи, с «подпорченной родословной», поставлялись на провинциальные кафедры, «далеко от Москвы». Им не суждено было вращаться ни в «кругах», ни в «сферах»…

… Постановлением Святейшего Патриарха Алексия I и Священного синода от 21 июня 1960 г. было определено: архимандриту Никодиму быть епископом Подольским и Председателем ОВЦС. Но викарным епископом владыка был всего пять месяцев. 23 ноября 1960 г. он был назначен правящим архиереем на Ярославскую кафедру и возглавлял эту епархию до 3 августа 1963 г.

У этой епархии была сложная «история болезни». 3 февраля 1919 г. было принято постановление Народного комиссариата юстиции о вскрытии мощей. А через несколько дней в Ярославле были вскрыты гробницы князя Константина (9 февраля), князей Феодора и Давида (9 апреля) [81] .

А в конце мая – начале июня 1922 г. в Ярославле имели место переговоры Е.А. Тучкова, уполномоченного ГПУ по делам религий, с митрополитом Ярославским Агафангелом (Преображенским). Владыке было предложено возглавить церковное управление при условии отречения от патриарха Тихона и осуждения его деятельности.

Но в Москве власть захватили обновленцы, о чём и говорилось в послании заместителя Святейшего Патриарха Московского и всея Руси, митрополита Ярославского Агафангела (Преображенского) к архипастырям, пастырям и всем чадам Православной русской Церкви.

«…Во имя святого послушания и по долгу моей архипастырской присяги, я предполагал немедленно вступить в отправление возложенного на меня служения Церкви и поспешить в Москву. Но вопреки моей воле, по обстоятельствам, от меня не зависящим, я лишён и доныне возможности отправиться в Москву на место служения. Между тем меня официально известили, что явились в Москве иные люди и встали у кормила правления Русской Церкви. От кого и какие на то полномочия получили они, мне совершенно неизвестно. А потому я считаю принятую ими на себя власть и деяния их незакономерными…» [82] .

В то время как под угрозой ареста патриарх Тихон 3 (16) мая 1922 г. шлёт депешу в Ярославль с распоряжением митрополиту Агафангелу «прибыть в Москву без промедления», так как «вследствие привлечения меня к гражданскому суду почитаю полезным для блага Церкви поставить Ваше Высокопреосвященство во главе Церковного Управления до созыва Собора», в Толгу прибывает протоиерей из обновленцев Красницкий с уговорами подписать воззвание против Святейшего Патриарха Тихона. После отказа владыки в его кельях проводится обыск, у дверей выставляется охрана.

«Из найденной переписки, – докладывают обыскивавшие своему начальству, – удалось определить, что действительно Тихон и Агафангел есть неразлучные друзья, ибо частных писем у Агафангела больше всего от Патриарха Тихона, с содержанием частной жизни».

На допросах владыку Агафангела принуждали признать обновленчество и его аппарат – Высшее церковное управление, но он непоколебимо ответил: «Власть Патриарха передана мне, распоряжения ВЦУ считаю незаконными».

5(18) июня 1922 г. владыка Агафангел обратился к «архипастырям и всем чадам Православной Русской Церкви» с Посланием, разоблачающим «новую» или «живую церковь», и призывом управлять своими епархиями самостоятельно, «сообразуясь с Писанием и священными канонами». Через десять дней владыку арестовали.

Нужен был компрометирующий материал. Тут-то (7 июля 1922 г.) и поступил в Ярославское ГПУ донос от тутаевского священника Андрея Немирова, лишённого сана митрополитом Агафангелом и епископом Вениамином. Он и восемь его единомышленников просили предать суду обоих иерархов, писали, что епископ Вениамин – «это не архиерей, а палач», который «в речах своих явно и косвенно давал понять всем, что советская власть безбожная власть» [83] .

…В декабре 1926 г. митрополит Сергий (Страгородский) был этапирован в Москву и содержался во внутренней тюрьме ГПУ до марта 1927 г. (Впоследствии выяснилось, что митрополит Сергий мог быть расстрелян как «японский шпион» – такой вариант рассматривался. Имелся и повод: до революции ему дважды поручали нести службу в Японии, а значит, могли сохраниться и «связи». Чем не причина?) А 16 июля того же года было обнародовано Послание («Декларация») заместителя патриаршего Местоблюстителя, митрополита Нижегородского Сергия (Страгородского), и временного при нём Патриаршего Священного синода об отношении Православной Российской церкви к существующей гражданской власти. «… Ходатайство наше о разрешении Синоду начать деятельность по управлению Православной Всероссийской Церковью увенчалось успехом, – говорилось в «Декларации». – Теперь наша Православная Церковь в Союзе имеет не только каноническое, но и по гражданским законам вполне легальное центральное управление…

Выразим всенародно нашу благодарность Советскому правительству за такое внимание к духовным нуждам православного населения, а вместе с тем заверим Правительство, что мы не употребим во злое оказанного нам доверия… Нам нужно не на словах, а на деле показать, что верными гражданами Советского Союза, лояльными к советской власти, могут быть не только равнодушные к Православию люди, не только изменники ему, но и самые ревностные приверженцы его, для которых оно дорого, как истина и жизнь, со всеми его догматами и преданиями, со всем его каноническим и богослужебным укладом…» [84] .

Но уже в июле того же 1927 г. последовало массовое возвращение «Декларации» православными приходами митрополиту Сергию, – в знак протеста. Митрополит Иоанн (Снычев) пишет, что в некоторых епархиях (на Урале) до 90% приходов отослали «Декларацию» назад [85] .

Попытка давления на Церковь были и в гитлеровской Германии, но в Третьем рейхе нашлись достойные защитники прав верующих. В их числе был Фридрих Карл Отто Дибелиус (1880–1967). В 1925 г. он возглавил Лютеранскую Церковь Пруссии, но после прихода Гитлера к власти Дибелиус был смещён со своего поста. Он дал понять, что не потерпит контроля со стороны государства над духовной и проповеднической деятельностью. В открытом письме к д-ру Хансу Керрлю, нацистскому комиссару по делам религии, опубликованному в марте 1937 г., Дибелиус писал: «Позвольте мне задать Вам один вопрос, господин рейхсминистр. Если во время утреннего религиозного наставления дети скажут, что Библия является словом Божиим, с которым Он обращается к нам в Ветхом и Новом Заветах, и когда после обеда молодые люди должны заучить наизусть «Что есть наша Библия? Наша Библия – это «Майн кампф» Гитлера»,