Пес Ее Высочества - Мария Камардина

А всё Эдуард. Никаких, сказал, бантиков и бусинок, нечего позорить честь королевского рыцаря! Ой-ой, можно подумать. Всё равно никто не знает о секрете, так почему нельзя⁈ Беттина привыкла пропускать мимо ушей наставления брата, однако в этом вопросе на его сторону неожиданно встала и няня.

— Он ведь превратится, — пояснила она, — а шея-то вон какая. Порвёт твой ошейник — а нет, так удавится.

Этот аргумент пришлось принять, лишаться телохранителя из-за такой ерунды не хотелось. К тому же прочие пёсики ничуть не возражали против нарядов, и смириться с запретом было не так сложно. Однако теперь только глупые вояки вроде Эрика или того гнома могли спутать Бьорна с обычной собакой.

— Не бойся, — сказала она, садясь на край кровати. — Никто тебя не увидит.

Она потянулась погладить пёсика, но тот отскочил — вернее, попытался, зацепился лапой за одеяло и завалился на бок. Беттина негромко рассмеялась и подхватила его на руки.

— Ну куда тебе тут прыгать, глупый? — ласково спросила она, глядя ему в глаза. — Превращайся, так ведь удобнее разговаривать!

Бьорн совсем по-человечески вздохнул — а потом медленно, неловко покачал головой.

— Не хочешь? Но ты же сам пробрался на этот этаж, и разбудил остальных, чтобы привлечь мое внимание… Разве нет?

Пёсик снова заскулил и попытался вывернуться. Беттина надула губки.

— Или… Ты пришёл не ко мне?

Предположение было обидным. К кому ещё он мог тут явиться тайком? Но пёс неумело изобразил кивок, и Беттина шумно вздохнула. То есть, она обязана соблюдать приличия, а эти глупые курицы, которые так демонстративно отодвигались подальше от её книг — нет⁈ А может, он вовсе и не на неё смотрел⁈

— Признавайся! К Элли или к Долли? Я приказываю — сейчас же превращайся и объяснись! Ну⁈

В этот раз скулёж вышел погромче, и на него тут же отозвались остальные псы.

— Тише вы! — шикнула Беттина, опуская телохранителя на пол. Он тут же лёг и спрятал морду под лапами, но она была слишком сердита, чтобы умиляться. — Превращайся и рассказывай, что тут происходит, сейчас же! Я принцесса, ты должен меня слушаться, не забыл⁈

Он подполз поближе и ткнулся носом в её туфельки, мягкие, домашние, с вышивкой. Беттина уже почти собралась вскочить и рассердиться всерьёз, но тут Бьорн положил лапу — прямо на вышитую корону.

Корона… Король… Так это значит…

— Та-а-ак, — протянула Беттина. — Это Эдуард, да? Он и тебя запугал? Вот это всё про приличия, да?

Очередной неловкий кивок. Почему-то захотелось плакать, и Беттина прикусила губу. Боль помогла немного отвлечься, но печальная реальность вдруг встала перед ней в полный рост.

Во всём мире не было человека, который мог бы общаться с ней без оглядки на брата.

Служанки лепетали: «Ах, госпожа, его величество не велели». Дочери аристократов, приглашённые ко двору ей в подруги, мило улыбались и интересовались, какие цвета больше нравятся его величеству и предпочитает ли он розы или орхидеи — каждая воображала себя потенциальной королевой и считала вправе смотреть на младшую сестру будущего супруга с обидным снисхождением. Дворцовые стражники и королевские рыцари при её приближении делали каменные лица и на вопросы отвечали односложно — как будто боялись, что за каждый лишний взгляд король лично поотрубает всем головы.

Конечно, у неё была няня. Стоило только попросить, и Хелен расчесала бы её волосы зачарованным гребешком, шепча заклинания, отгоняющие злые сны, а потом просидела бы у её кровати до утра, напевая колыбельные, совсем как в детстве…

Вот только детство прошло. Нянюшка, кажется, и не заметила, но самой Беттине до ужаса надоело чувствовать себя в её присутствии маленькой глупой девочкой. Ей нужны друзья, с которыми можно было бы общаться на равных… Ну почти на равных, она ведь всё-таки принцесса!

Но друзей не было.

И взять их тоже было неоткуда.

Вдруг стало ужасно жалко себя. В горле набух комок, Беттина всхлипнула, опустила голову и обняла себя за плечи. Вот она тут сидит, одна-одинёшенька: поговорить не с кем, послать на кухню за пирожными некого, да и вряд ли в этой глуши найдётся кто-то, умеющий печь настоящие кремовые пирожные. Она-то мечтала, что вырвется из дворца и получит свободу от брата и этикета, но…

Свобода обернулась ещё более тесной клеткой.

— Ладно, как хочешь. Сиди там, под кроватью, как дурак, — бросила она, стараясь, чтоб голос не дрожал. — А я вот лягу и буду спать… — При мысли о том, что странные сны вернутся, Беттина поёжилась и снова закусила губу — вредная привычка, от которой няня тоже пыталась её отучить, ведь останутся некрасивые следы…

Да кому теперь есть дело до её красоты? Престарелому мужу? Его капитану? Служанкам?

Сдержать слёзы не удалось. Тёплые ручейки побежали по щекам, закапали на подол ночной рубашки. Она совсем одна, заботливый братец сослал её с глаз долой подальше от столицы, и никому неинтересно, что с нею станет.

— Эрик говорил, что дорога опасна, — пробормотал она сквозь слёзы. — Если меня кто-нибудь сожрёт, всем будет только лучше, да? Эдуарду я точно не нужна, и герцог найдёт себе другую дурочку… Вот умру молодая и красивая, и тогда… И тогда всем тоже будет всё равно-о-о!..

Она закрыла лицо ладонями — и разревелась в голос.

* * *

Бьорн был готов к капризам, к провокациям и даже к очередной дурацкой книжке — но не к слезам.

Его принцесса плачет. Плачет из-за него! Ну, не только из-за него, из сбивчивого бормотания сквозь слёзы он уловил что-то об обидах на брата, няню, герцога и весь свет в целом — впрочем, в том, что Беттина всерьёз решила окончить жизнь в зубах какого-нибудь лесного монстра, он крепко сомневался. Но ведь прямо сейчас ей грустно, плохо, одиноко — а он сидит тут и совсем ничем не может помочь!..

И дело было даже не в королевском приказе — в конце концов, король остался в столице, и кто узнает? Но мерзкий гном уже наверняка вернулся в свой кабинет к зеркалу. Что, если снова решит подсматривать, а потом доложит своим дружкам-вампирам об оборотне в охране?

Нужно срочно рассказать об услышанном Эрику, дорога каждая минута. Но как можно уйти, если она сидит тут, такая трогательно-несчастная, как можно её бросить⁈

Бьорн тихонько тявкнул и ткнулся носом в вышитую туфельку.

—