Бешенство подонка - Ефим Гальперин

КОММЕНТАРИЙ:

Иосиф Сталин будет руководить страной на протяжении 24 лет. За годы его правления погибнет по самым скромным подсчётам около 100 миллионов человек.

Умрет 1 марта 1953 года. Официальная дата смерти 5 марта. Официальная версия – кровоизлияние в мозг.

Петроград. Переулок Сайкина, дом 6.

Кабинет редактора газеты «Копейка».

День.

Перед редактором сидит Рутенберг.

– Понимаете… – мнется редактор.

В дверь врывается взъерошенный репортер:

– Даже Аверченко не смел трогать мои тексты! – кричит он возмущенно.

– Значит, я просто перестаю вас публиковать, Бугаев! – огрызается редактор.

Репортер, побледнев, исчезает. А редактор снова поворачивается к Рутенбергу:

– Кстати, это же я хотел сообщить и вам, Петр Моисеевич. Никакой возможности публикации. Будем считать, что вы ничего с господином Терещенко не приносили, я ничего не читал.

– Но вы же обещали?! – говорит Рутенберг.

– Я посоветовался с людьми.

– Я знаю этих людей?

– Да. То есть, нет. Вы не знаете! Это моя жена.

– Но я помню, вы были такой боевой журналист, когда освещали в девятьсот пятом мой процесс…

– Ну, знаете, с тех пор много воды утекло.

– Да. Вы женились.

– И это в том числе.

– Жаль. – Рутенберг идет к дверям.

– Петр Моисеевич! – окликает его редактор и протягивает листок бумаги, – Тут один человек хотел бы с вами встретиться. Вот телефончик.

Петроград. Министерство иностранных дел.

Кабинет министра. День.

Терещенко сидит за столом и смотрит в пустоту. Выглядит он, вообще, по-прежнему элегантно. Одет с иголочки, пострижен, гладко выбрит. Та же седая прядь спадает на лоб. Но это другой человек. Что-то неуловимо изменилось. Даже плечи как-то сникли. И задора нет в фигуре.

В дверях секретарь:

– Вот уже два дня как к вам просится на прием член Петроградского Совета депутатов гражданин Джуга…

– На пять минут. Мне уезжать.

Входит Сталин. Немного смущается, но с интересом рассматривает роскошный кабинет.

– Чем я могу быть вам полезен, гражданин Джуга…

– Джугашвили. Иосиф Джугашвили.

– Если вы с идеей о признании автономии Грузии в составе России, то позавчера у меня была делегация из Тбилиси и мы…

– Нет, я по другому поводу. У вас имеется определенный материал, и вы все силитесь его опубликовать. Я могу помочь.

– Про что это вы, гражданин Джуга…?

– Джугашвили!

– Мне кажется, вы что-то напутали. Вы утверждаете, что я… Я! Министр! Не могу опубликовать что захочу?!

Сталин смотрит на Терещенко, улыбается нагло в усы. Разводит руками:

– Утверждаю. А вы, гражданин Терещенко, украинец?

– Да. А что?

– Дело в том, что я пишу сейчас большую работу по национальному вопросу. Столкнулся с понятием «национальный архетип». И вот хочу понять, что такое архетип украинца. У нас, в Петросовете, есть много людей с Украины. Но в основном еврейского архетипа. Вообще, ведь украинцы это большой народ?

– Как я понимаю, с архетипом грузина вы знакомитесь в зеркале. Кто вас прислал? Троцкий? Или Ленин?

– Зачем прислал! Я сам.

– Любите оперетту?

– Ненавижу!

– Послушайте, господин… Швили. Позвольте вам выйти вон!

КОММЕНТАРИЙ:

Немногим больше чем через десять лет Сталин примется уменьшать этот большой украинский народ: Раскулачивание, коллективизация, депортация, Голодомор 1932–1933 годов, Террор 1937 года, Вторая мировая война.

Десятки миллионов загубленных жизней.

24 октября (6 ноября по новому стилю) 1917 года. Петроград.

Ресторан. День.

Входит Рутенберг. Отсчитывает столики от входа. Четвертый в углу.

– Позволите?

Садится. Внимательно смотрит на сидящего напротив и пьющего кофе Адольфа Иоффе.

Заказывает себе пиво. Ждет, пока принесут. Отхлебывает глоток.

– Откуда еврей? – улыбается Иоффе.

– Я думаю, что информацию обо мне вы уже собрали.

– Так же, как и вы обо мне. Просто в соответствии с традицией после «Откуда еврей?» должно идти «Что делает еврей?» Ответ будет «Эпэс». («кое-что по мелочи» – идиш). И мы легко переходим на другой, более интимный уровень общения. Не правда ли?

– Да, мне говорили, что вы человек веселый. И без шутки никуда.

– Признаюсь, есть за мной такое.

– Я тоже люблю повеселиться. Особенно пожрать. – говорит Рутенберг.

– О-па! Откуда текст? Можно взять на вооружение?

– Из тюрьмы. «Кресты».

– Ах, ну да. Вы же сидели за убийство Гапона. Уголовное дело.

– Будем считать, что уголовное. Не столь чистое, как у вас, «политических». Но мне кажется, что вы пригласили меня не для изучения тюремного фольклора. Так что давайте в этом же непринужденном тоне перейдем к основной части доклада.

– Понимаете, есть вопрос, который нас волнует… Тревожит.

– Давайте уточним. Волнует или тревожит?

– Тревожит, – цедит сквозь зубы Иоффе.

– Это отрадно.

– Ну, бросьте!

– Бросаю, – улыбается Рутенберг.

– Известный психоаналитик профессор Альфред Адлер утверждает…

– Позвольте уточнить. Вы у него учились или лечились?

– И то и другое, – поджав губы, роняет Иоффе.

– Н-да. Простите. «Аф бенемунес»… («между нами говоря», «начистоту» – идиш), – Рутенберг смотрит на Иоффе, прищурившись, – а что, во всей большой России, среди всех рабочих, крестьянских, матросских и солдатских депутатов всех этих советов не могли найти никого кроме как вас, Иоффе, чтобы сорганизовать революцию?

– Ну, знаете! Тогда… Тоже «Аф бенемунес»! Неужели среди всех истинных патриотов и спасителей старой России не оказалось никого, кроме вас и этого мальца по кличке «Мешок с золотом»? – ехидно улыбается Иоффе.

– Ладно. Я готов слушать вашу арию. Кстати, вы ведь должны любить оперетту. «Сильва» Кальмана?

– «Веселая вдова» Леграна.

– Так, во вкусах мы уже не сходимся. Пойдем дальше. Итак?

– В России, обычно, когда сватаются, сват произносит «У вас есть товар. У нас есть купец»… – говорит Иоффе.

– Ну, какой у нас товар, я понимаю. А купец у вас погань. И какую сумму он может предложить «мешку с золотом»?

– Как объяснили те, кто послал меня, большую.

– Какую?

– Жизнь. Кстати, вам тоже.

Рутенберг внимательно смотрит на Иоффе:

– То есть вы готовы признать, что у вас купец не из местечковой лавки, а…

Иоффе смотрит на Рутенберга холодно. Произносит тихо на немецком языке одно слово:

– Натюрлих. (natürlich – «конечно» – немецкий).

Молчание за столиком.

– Вы отдаете пакет с… – продолжает Иоффе. – Забываете всё и живете себе дальше. Весело!

Рутенберг смотрит на Иоффе. Вспоминает.

ФЛЕШБЭК:

25 августа (8 сентября по новому стилю) 1917 год. Петроград. Мариинский дворец.

Кабинет Керенского. Утро.

Рутенберг весело здоровается с адъютантом Керенского и, несмотря на его возражение, заглядывает в кабинет.

Керенский за столом. Перед ним кто-то в кресле. Лицо у Керенского очень серьезное. Даже испуганное. Увидев Рутенберга, он спрашивает:

– У вас что-то важное, Пинхас?!

– Да нет. На бегу… Просто хотел сказать «Привет, Саша!»

Сидящий в кресле визави Керенского с интересом оглядывается. Это Иоффе.

КОНЕЦ ФЛЕШБЭКА.

24 октября (6 ноября по новому стилю) 1917 года.

Петроград. Ресторан. День.

– Обдумываете предложение? – сочувственно спрашивает Иоффе.

– Нет. Вспоминаю. Я же видел вас у Керенского. За неделю до того как он объявил генерала Корнилова «изменником». А ведь я, было, решил тогда, что это он по глупости. А потом стал сомневаться. Только не знал я вас. А это тогда вы ему цену объявляли. И мальчик Саша Керенский выбрал… Интересно, что он у вас выторговал в качестве бонуса? Пожизненный пансион в Париже? Или в Нью-Йорке? И ведь генерал Крымов не сам застрелился? Так?

– У вас богатая фантазия!

– Срок ультиматума?

– Сутки.

– Где еврей будет праздновать Хануку?

– В семье.

– Что вы говорите?! – теперь уже ехидно улыбается Рутенберг, – Насколько я знаю, Берта Ильинична от вас ушла. К Островскому. Да-а-а?! Спросите у любого психоаналитика, Иоффе… Хотя, что это я?! Вы же сами большой психоаналитик. Этим не стоит лечить сердечные раны, юноша.

– Чем «этим»?!

– Ну, вот этим… «Натюрлих». – Тихо говорит Рутенберг.

– Это вас не касается!

– О! Я боюсь, что это уже касается не только меня, но и всей России. Итак, что у нас выпало в осадок? Извините, но как говорят у вас в вашей партии, я имею право лишь совещательного голоса. Так что я могу только передать предложение «купца». Не более.

Рутенберг допивает пиво. Долго смотрит на Иоффе. Уходит. Иоффе нервничая, пьет кофе, смотрит вслед.

Петроград. Мариинский дворец.

Буфет. День.