Рождение и смерть похоронной индустрии: от средневековых погостов до цифрового бессмертия - Сергей Мохов

проблемой похоронной инфраструктуры начинает активно интересоваться государство. Как отмечает Пол Эдвардс, сама идея модернизма тесно связана с технологизацией, машинизацией и инфраструктурой (Edwards 2002). Инфраструктура конструируется исходя из модерновых представлений о времени, пространстве и социальной организации. Железные дороги, мануфактуры, городское планирование невозможны без идей нации, индивида и понимания «общего блага». В самой концепции инфраструктуры заложено представление о жизни в сообществе и о коллективной ответственности: если квартира или дом является частной территорией, то дорога, газопровод, канализация — это объекты общего пользования, в процессе доступа к которым обнажается тонкая социальная ткань объединения и сложное переплетение связей и отношений между людьми. Не зря, как отмечает О. В. Хархордин, в Древнем Риме было распространено мнение, что «если нет этой инфраструктуры <… > — тогда нет res publica[65]» (Хархордин и др. 2013).

К началу долгого XIX века складывается ситуация своеобразного кладбищенского двоевластия. С XVI века большинство европейских стран, а также США начинают открывать муниципальные и частные некрополи за пределами городов. В начале XIX века эта тенденция становится явной, особенно после наполеоновских войн. Но большинство кладбищ все еще остается под управлением церкви[66]. Государственные указы о переносе кладбищ за город зачастую игнорируются, а попытки их выполнения сопровождаются серьезными конфликтами. Например, епископ города Турне на юге Франции в 1791 году отказался подчиниться властям, распорядившимся открывать новые кладбища за чертой города, и продолжал захоронения на приходской земле. Когда в очередной раз предписание было нарушено, местные власти решили эксгумировать только что похороненное тело и перенести его на муниципальное кладбище. Однако они не смогли это сделать, поскольку были атакованы толпой верных последователей епископа, которые разгромили катафалк и траурную процессию (Tamason 1980: 15–31).

Решающий аргумент в этом противостоянии появился только в середине XIX века, когда были открыты болезнетворные свойства бактерий. Но еще до этого в крупных европейских городах появились активисты гигиены, которые стремились сделать города безопасными. На примере Лондона я покажу, как церковь постепенно лишилась своей монополии на захоронения и как кладбища были переданы в частные руки[67].

Кладбища в частных руках: случай Лондона

Первый этап приходится на 1820–1830‑е годы. В это время количество жителей английской столицы растет очень быстро — от 1 миллиона жителей в 1801 году до 2,5 миллионов в 1850 году — и городские власти сталкиваются с очевидной нехваткой мест для захоронения. В 1830‑х на 50 тысяч умирающих в год для захоронений использовалось приблизительно 300 акров на 200 погостах (Arnold 2006). И хотя главный архитектор Лондона Кристофер Рен еще несколькими десятилетиями ранее говорил о необходимости больших участков для погребений, парламент Великобритании только в 1832 году принимает необходимые меры (во многом из-за эпидемии холеры) и разрешает открыть новые кладбища[68].

Открывается 7 некрополей за пределами города. Их прозвали «Магическая семерка»: Кенсал Грин (1832); кладбище Западного Норвуда (1837); Хайгейтское кладбище (1839); кладбище парка Эбни (1840); Нанхэдское кладбище (1840); Бромптонское кладбище (1840); кладбище Тауэр Хэмлетс (1841). Эти кладбища быстро становятся настоящими парками, где отдыхают горожане. Например, Хайгейт превращается в своего рода музей готических надгробий, широко распространенных в викторианской Англии, и, что вполне в духе романтизма и эстетизации смерти, местом прогулок, т. к. людей привлекали истории о вампирах и призраках, якобы появляющихся на кладбище[69]. Лайза Пикард живописует Хайгейт: «Самым модным некрополем Лондона стало Хайгейтское кладбище, принадлежавшее Лондонской похоронной компании. Оно располагалось на склоне холма, спускавшегося к Суэйн-лейн, и проектировщики использовали эту особенность для создания многоярусного эффекта. В египетскую аллею — узкий наклонный коридор на глубине 12 футов — вели чугунные ворота массивной Фараоновой арки. По стенам коридора располагались чугунные двери в шестнадцать склепов, в каждом из которых стояло по двенадцать гробов на каменных постаментах. В 1878 году склеп стоил 130 гиней (136 фунтов 10 шиллингов). Аллея вела к подземному Ливанскому кругу; там, по обе стороны кольцеобразного туннеля, располагалось двенадцать склепов, каждый на пятнадцать гробов. В центре Ливанского круга стоял великолепный ливанский кедр, который рос здесь с 1693 года. В главной части кладбища имелось место для 30000 могил, каждая из них была рассчитана, как правило, на три гроба и стоила не меньше 2 фунтов 10 шиллингов. Для атеистов и сектантов был выделен неосвященный участок в два акра. Вдоль северной стены тянулись катакомбы, мрачная подземная галерея, в которой находилось 840 ниш. Их можно было купить за 10 фунтов стерлингов или снять на время, чтобы впоследствии подыскать для гроба другое место. К 1854 году это начинание оказалось таким успешным, что похоронная компания решила расширить кладбище в единственно возможном направлении — купив еще 19 акров на другой стороне Суэйн-лейн. Обе часовни на старой территории использовались также при похоронах на новой, однако Суэйн-лейн была людной улицей, и таскать гроб через забитую транспортом дорогу было немыслимо. Это могло не понравиться родственникам. В результате было принято типично викторианское по использованию новой технологии решение: в часовне установили постамент, на котором гроб опускался с помощью гидравлики в подвал, перевозился по туннелю, проложенному под Суэйн-лейн, и появлялся на другой стороне. Впервые оригинальное устройство было испробовано при похоронах Элизабет Джексон, погребенной на участке в 2 фута 6 дюймов шириной, 6 футов 6 дюймов длиной и 10 футов глубиной, за который ее семья заплатила три гинеи (3 фунта 3 шиллинга). Позже туда же поместили четыре гроба, причем последний неизбежно оказался ненамного ниже уровня земли» (Пикард 2013: 263–311).

Кладбище Маунт Оберн. Автор и дата неизвестны

Кладбище Кенсал Грин. Автор и дата неизвестны

Кладбище Хайгейт. Автор неизвестен

Карикатура на лондонские кладбища XIX века. Автор Августус Пиджин

Интересна история создания кладбища Кенсал Грин — первого частного некрополя в Лондоне[70]. Идея создания подобного кладбища пришла в голову молодому британскому аристократу Джорджу Кардену во время посещения парижского кладбища Пер-Лашез[71]. Он так вдохновился увиденным, что, заручившись поддержкой влиятельных сторонников (члена английского парламента Эндрю Споттисвуда и банкира Джона Дина Пола) — основал похоронную компанию The General Cemetery Company[72].

Как только был поднят вопрос о строительстве новых кладбищ, парламент одобрил предложение инициативной группы. Кенсал Грин стал первым из «Магической семерки». В январе 1833 года епископ Лондона уже освящал 20 гектаров кладбища, при этом