Двойчатки: параллели литературной жизни - Марк Григорьевич Альтшуллер

мне крайне необходимо! В настоящее время это богатство отошло в область преданий. Оно исчезло, растаяло… (149).

Князь Волковский, повторим,

от родителей своих, окончательно разорившихся в Москве, не получил почти ничего <…> женился на деньгах… служил в какой-то канцелярии, вступал в жизнь как «голяк – потомок отрасли старинной». Брак на перезрелой дочери какого-то купца-откупщика спас его <…> Купеческая дочка, доставшаяся князю, едва умела писать, не могла склеить двух слов, была дурна лицом и имела только одно важное достоинство: была добра и безответна. <…> Говорят, что еще в первый год своего сожительства с женою он чуть не замучил ее своим грубым обхождением (181–182).

Оба героя, благополучно «усахарив»123 своих жен, растратив их приданое, ищут богатых жен для сыновей, чтобы пользоваться состоянием невесток. Этот мотив является сквозным и очень важным, сюжетообразующим в обеих книгах.

Я рассчитывал, – говорит Честер о сыне, – что он сделает хорошую партию и сможет прилично обеспечить меня на склоне лет. Он узнает, что целая свора наглых кредиторов предъявляет совершенно справедливые и законные требования, а уплатить им мы сможем только из приданого его жены (120).

Его сын Эдвард любит (и взаимно) молодую прелестную девушку. Она небогата, а отец ее – смертельный враг Честера. Путем сложных интриг, обмана, похищенных писем хитрый и хладнокровный отец добивается разрыва влюбленных.

В подобной же ситуации оказывается Волковский. Он хочет женить сына на очень богатой падчерице своей возлюбленной. Мать Наташи, девушки, в которую влюблен его сын, простодушно моделирует мысли князя:

…ты, графиня, не беспокойся. Именье свое прожила, и долги на тебе неоплатные. А как твоя падчерица выйдет за Алешу, так их будет пара: и твоя невинная, и Алеша мой дурачок; мы их возьмем под начало и будем сообща опекать; тогда и у тебя деньги будут (217).

Ситуация у Волковского, если смотреть на происходящее его глазами, хуже, чем у героя Диккенса. Сын его искренне влюблен и живет с любимой, которая ушла к нему от родителей. Тонкой психологической игрой умный князь отрывает сына от возлюбленной и женит его на милой и доброй девушке, обладательнице вожделенных миллионов. Эта тонкая, сложная и коварная интрига, в результате которой обездоленными и несчастными оказываются добрые, хорошие люди, и составляет главное содержание романа Достоевского.

У Диккенса всегда зло наказывается, а добрые, хорошие люди в той или иной степени торжествуют. Правда, в «Лавке древностей» умирает маленькая добрая Нелли (так же, как и маленький Поль, сын мистера Домби), оплаканная всеми любящими ее людьми, окруженная цветами и зелеными растениями, как и ее тезка у Достоевского. Но злодеи несут наказание, а добрые наслаждаются покоем и счастьем. То же происходит и в «Барнеби Радж». Убит на дуэли сэр Честер. Умирает в нищете предатель, секретарь лорда Гордона, получают по заслугам все злодеи – участники мятежа. А сын Честера, порвав уже в первой части романа отношения с интриганом-отцом, женится в конце концов на любимой девушке. Счастлив в любви и семейной жизни его друг Джо Виллет. Благополучен и по-своему счастлив главный герой книги – слабоумный, но добрый и честный Барнеби, и пр.

Рассказывая о смерти маленькой Нелли, Достоевский следует за своим образцом, углубляя и еще более драматизируя его рассказ: смерть маленькой Нелли примиряет отца с согрешившей дочерью и горестно оплакивается всеми хорошими людьми из лагеря «униженных и оскорбленных», а во всем остальном в романе Достоевского все происходит ровно наоборот. Князь Волковский благополучно женит своего слабовольного сына на миллионах и наслаждается сытой и благополучной жизнью за счет доброго сына и чистосердечной невестки. Правда, он получает от Ивана Петровича плевок в лицо и пощечину, но это никак не влияет на его нравственное самочувствие. Так же, кстати сказать, как возмущение честного слесаря Вардена равнодушием сэра Честера к судьбе собственного сына никак не задевает последнего.

Иван Петрович, некая (весьма условная) параллель друга Эдварда – Джо Уиллета (честный, простодушный, благородный альтруист), не только не женится на любимой девушке, но, кажется, что, дописывая свой рассказ, умирает от чахотки. Алеша полностью подчиняется требованиям хладнокровного, расчетливого отца и бросает любимую девушку. Хладнокровное, расчетливое, бездушное зло побеждает в этом жестоком мире.

Эгоистами, сосредоточенными на собственном «я», лелеющими свои страсти, трагедии, переживания, свой внутренний мир, были все герои романтической литературы (Алеко, Манфред, Арбенин, и несть им числа). Однако у читателей их могучие натуры вызывали не только восхищение, но и неизменное сочувствие. Диккенс, оставив своему эгоисту красивую внешность, привлекательность, даже обаяние, совлек с него романтический флер, показав ничтожную, мелкую, корыстную сущность, сделав его как бы перевертышем романтизма.

Можно думать, что Достоевского привлекла эта антиромантическая сущность диккенсовского персонажа124. Сделав своего Волковского воплощением эгоизма, углубив психологически этот характер, Достоевский положил начало своим гениальным «хищным типам», начиная со Свидригайлова, к Ставрогину, Версилову, Ивану Карамазову125.

О. Мандельштам о «спеси» Батюшкова

«Нет, не луна, а светлый циферблат…»

Нет, не луна, а светлый циферблат

Сияет мне, и чем я виноват,

Что слабых звезд я осязаю млечность?

И Батюшкова мне противна спесь:

«Который час?» – его спросили здесь,

А он ответил любопытным: «вечность».

В небольшом (количественно) поэтическом наследии Мандельштама стихотворение «Нет, не луна…» занимает заметное место. Впервые оно было напечатано в 1913 году в маленькой книжке Мандельштама под названием «Камень». Фактическая основа странного и резкого, почти грубого упоминания Батюшкова общеизвестна. В 1885–1887 годах вышло большое трехтомное собрание сочинений Батюшкова, подготовленное Л. Н. Майковым и В. И. Саитовым. Там была напечатана написанная на немецком языке записка доктора Антона Дитриха «О болезни русского императорского надворного советника и дворянина господина Константина Батюшкова».

Очевидно, что Мандельштам, давний почитатель поэзии Батюшкова, внимательно прочел обстоятельный и профессиональный рассказ о страшной психической болезни гениального поэта. Вот большой фрагмент из этой записки, несомненно, послужившей основой маленького стихотворения Мандельштама:

Он <Батюшков.– М. А.> принадлежит исключительно великой всеобъемлющей природе, поэтому ему ненавистно почти все, что напоминает обывательские правила и порядок. Поэтому он спрашивал сам себя несколько раз во время путешествия, глядя на меня с насмешливой улыбкой и делая движение, как будто бы он достает часы из кармана: «Который час?» – и сам отвечал себе: «Вечность». Поэтому он с неудовольствием смотрел, как зажигают фонари, полагая, что освещать нам дорогу должны луна и звезды. Поэтому он почитал луну