Пасхальные люди. Рассказы о святых женах - Инна Андреева

Стало тихо, было лишь слышно, как вдали тоскливо кричит птица, а за камнями мягко шепчет свою молитву ручеек. Кто-то из нас невольно закашлялся.

Старуха вздрогнула, словно очнулась от прожитых воспоминаний и, не глядя на нас, медленно произнесла:

– Ну что же вы стоите? Давайте копать…

Оцепенение от ее рассказа исчезло. Ведь действительно, мы пришли сюда, чтобы достать кости мучеников. Теперь, когда воцарился богобоязненный Константин, да дарует ему Господь многая лета, наша община стала искать и собирать по всей округе сведения о христианах, замученных Диоклетианом. И мы уже выкопали несколько скелетов святых, захороненных в окрестностях Тарса.

Мы подошли к указанному старухой месту. Это была насыпь из земли и камней, с краю которой лежал белый полированный дождем и коленями преданной рабыни камень. На этом камне и мы попросили помощи у Бога. Так начались наши раскопки.

– Я хорошо помню тот злосчастный год, – продолжала говорить Клавдия. Она не решалась подойти к месту раскопок и сидела на камне под старым деревом. Наверное, она боялась увидеть обезображенные кости той, кому когда-то служила. Мы же, работая, с интересом слушали ее. – Мы жили в Иконии, Ликаонской области. Мои господа были богаты и знатны. Но жили они скромно и замкнуто, чем не раз вызывали людские толки и неодобрение. Тогда я не могла понять причину злой молвы. А она была проста: порок ненавидит добродетель. Мы же – рабы – искренне любили и почитали наших господ, потому что и господин, и особенно госпожа относились к нам по-доброму, словно мы были частью их семьи.

Она тяжело вздохнула и продолжила свой рассказ:

– Но беда не стучится в двери, она заходит туда хозяйкой. Сначала пришло известие о гибели нашего господина. Он был воином и во имя своего отечества сложил голову где-то на чужбине. Госпожа, узнав о смерти мужа, вся побледнела, сжалась, но причитать и рвать на себе волосы, как это обычно делали все женщины ее круга в подобных случаях, она не стала. Погребала она его сама, с помощью Урсулы и еще одного старого верного ей раба. Кто-то заметил, что она начертила на могиле крест. Тогда-то мы и узнали, что она христианка. Я помню, это известие долго обсуждалось среди рабынь и рабов всей Иконии. И кто-то из рабов соседей произнес: «То-то Иулита не наняла плакальщиц, чтобы оплакать смерть супруга. Наверное, она продала свою душу за новое учение. Своим служением распятому она прогневает всех богов. Злой рок повиснет теперь над этим домом». Я любила госпожу и избегала подобных разговоров. Но невольно я вспоминала эти слова тогда, когда через некоторое время госпожа, подточенная внутренним горем, слегла и потеряла своего ребенка, которого она носила под сердцем.

После смерти мужа госпожа Иулита стала особенно дорожить своим сыном Кириком. Она не отходила от него ни на шаг

Наша работа шла неторопливо. Наученные горьким опытом предыдущих раскопок тел мучеников, когда из-за спешки были повреждены кости, а то и черепа святых, мы относились с крайним благоговением к возложенному на нас епископом труду. Мы аккуратно разобрали все камни, лежащие грудой на могиле, а потом принялись скребками разгребать землю. Грустная история Иулиты, раскрывавшаяся перед нами словами ее рабыни, трогала нас. Каждому из нас хотелось первому найти хотя бы одну из ее костей и приложиться к ней.

– После смерти мужа и неродившегося младенца госпожа Иулита стала особенно дорожить своим сыном Кириком. Она не отходила от него ни на шаг. Он рос не по годам серьезным и задумчивым мальчиком. Ему исполнилось два года, и Иулита стала рассказывать ему о Едином Боге. Я знаю это, потому что она не таилась меня, своей прислужницы, и говорила с сыном о Боге открыто, так что даже я порой заслушивалась красотой ее речей. Но беда не оставляла наш дом. Вскоре в городе поползли слухи о том, что император приказывает уничтожать всех христиан, потому что они якобы пьют человеческую кровь и поклоняются ослиной голове. На христиан началось гонение. Кто-то из рабов нашего города донес императору о том, что наша госпожа Иулита – сторонница новой веры. Об этом предупредил ее тот старый раб – тоже христианин. Ночью она, взяв с собой только Кирика, преданную Урсулу и меня, покинула свой дом. Мы скитались из одного селения в другое, перебиваясь простым хлебом и водой и ночуя, где придется. Я плакала, омывая ступни моей госпожи слезами, просила ее дать жертву богам и умилостивить этим императора, но она лишь качала головой. «Ах, милая Клавдия, если бы ты знала Христа, ты бы не смела предлагать мне это… Я не могу предать Того, Кто любит меня и Кто отдал за меня Свою жизнь». – «Но госпожа, – возражала я, – ты сама можешь погибнуть из-за него!» – «Ну и что, – отвечала она. – В небесных селениях я вновь встречу моего мужа, и мы будем вместе…» – «А как же твой сын, госпожа?» – не унималась я. Она вздыхала, целовала Кирика в макушку и замолкала со слезами на глазах. Мы переходили из одного города в другой, прячась от гонителей, пока не дошли до Тарса. Иулита слышала, будто здесь есть христианская община. Но гонители проникли и сюда. И однажды утром схватили нашу госпожу. Она никогда не скрывала, что христианка, и часто в речах употребляла имя своего Бога. Вот кто-то и указал на нее. Ее схватили на улице, вместе с Кириком. А мы с Урсулой от страха спрятались в толпе и долго следовали за ней, до самого дома правителя Александра.

– Боже милостивый! – неожиданный возглас прервал рассказ рабыни. Это вскричал Авксентий, который копал рядом со мной. Все бросились к нему.

Справа от места, где он копал, осыпалась земля, открывая нам то, что всех повергло в изумление и ужас. На сыром черноземе покоилась белая изящная женская стопа с жемчужным перламутром ногтей.

– Клавдия… – наконец вымолвил Авксентий, обращаясь к рабыне, – так ты говоришь, Иулита приняла смерть в период правления в Тарсе Александра?

Старая женщина встала со своего места.

– Да, я тогда была еще девушкой…

– Значит, прошло более полувека, – ахнул кто-то из нас. – Пелена истлела, а стопа мученицы – нет… Господи, дивны дела Твои!

Необыкновенное чувство благоговения охватило всех нас. И у некоторых даже брызнули слезы. Мы бросили все свои скребки и осторожно руками стали очищать нетленное тело мученицы от земли. Кто-то запел псалмы.

Старуха упала на колени и заплакала: «О госпожа, госпожа… видно, угодила ты твоему Богу своими страданиями».

– Продолжай, Клавдия, расскажи нам о страданиях твоей святой госпожи! – попросил кто-то. Нам хотелось узнать все про эту дивную святую, которую не тронуло даже тление – эта вечная ржа смерти. К тому же наше эмоциональное напряжение уже достигало предела, а тихий голос старухи заметно успокаивал.

Клавдия не отвергла эту просьбу.

– В тот же день, как схватили нашу госпожу, мы с Урсулой узнали, что расправа над христианами будет утром на следующий день на площади возле тюрьмы. И, конечно, на следующее утро мы пришли туда. Народу поглазеть на пытки нововерцев собралось множество. Были среди толпы и те, кто сочувствовал мученикам. Мы сразу узнали нашу госпожу среди группы осужденных. Она держала на руках Кирика и что-то ему говорила.

Правитель Александр сидел на построенном для него высоком помосте. Народ шептался: «Правитель жесток, но труслив, коли так высоко забрался».

Когда настала очередь нашей госпожи предстать перед Александром, он спросил ее имя и откуда она родом. Госпожа ответила, что она христианка, а град ее – небесное отечество. Правитель разгневался и приказал высечь ее жилами.

Александр вдруг взвыл и со всей силы отшвырнул от себя мальчика.

Кирик полетел вниз и оказался почти у самых ног Иулиты бездыханным. Раздосадованный Александр приказал отсечь ей голову

По мере того как открывалось тело мученицы, все сильнее ощущался необыкновенный аромат, идущий из могилы, и все сильнее было чувство неописуемой радости, охватившей наши сердца. И даже рассказ Клавдии о муках святой и ее сына добавлял какой-то торжественности нашей работе. Мы слушали:

– Когда у Иулиты вырвали Кирика, мальчик повернул голову в сторону Александра. Тот, заметив, что отрок красив, приказал принести Кирика к нему. Он посадил нашего маленького господина к себе на колени. Но тот все оборачивался, ища глазами Иулиту, и просил: «Отпусти меня! Я хочу к маме!» – «Ты же хороший мальчик… – говорил Александр, – я оставлю тебя себе, у тебя будут лучшие игрушки и сладости». – «Я хочу к маме… – твердил Кирик и вырывался. «Твоя мать плохая – она верит в ложного бога», – уже начинал злиться Александр. «Мама – хорошая! И я верю в ее Бога. Отпусти меня!»

Но правитель лишь крепче держал малыша. Тогда Кирик стал царапать и кусать его руки, крича: «Отпусти, отпусти меня!» Мы с Урсулой с трудом сдерживали рыдания, глядя на такую отважность нашего Кирика. И тут, наверное, Кирик очень больно укусил Александра, потому как тот вдруг взвыл и со всей силы отшвырнул от себя мальчика, как котенка. Кирик полетел вниз, ударяясь головой о ступени помоста. Видно, он пробил себе темечко – брызнула кровь, и мальчик оказался почти у самых ног Иулиты бездыханным. Толпа ахнула. Даже палачи опешили и перестали бить Иулиту.