Вой - Анатолий Росич

Он со стыдом вспоминал, как с ней познакомился, каким глупцом себя выставил… Она, после первых мимолетных встреч в формовочном цехе, когда пора уже было знакомиться, первая спросила:

– Вы кто?

– Я кто? Я прекрасный человек! – воскликнул он, зная, что шутка эта не оригинальная, списанная у какого-то киногероя.

– Да, – улыбнулась новая знакомая. – Не такой я самокритики ожидала.

– Какая самокритика! Зачем это скрывать? Я хороший человек. И если вы смотрите, хоть как-то иногда смотрите на парней, то нечего смотреть. Никого не высмотрите. Потому что вот он я, перед вами, красивый, сильный, умный, скромный, самый лучший…

– Да, согласна. Особенно – скромный…

И, несмотря на такое бахвальство – мальчишеское, глупое, беспричинное (конечно, он был под хмельком, да и кто же знал, что эта – не такая, как все?) – не потеряла к нему интерес. Второй разговор уже был и серьезнее, и приятнее, и вначале такой многообещающий…

– Как ты попал в Невинногорск?

– А куда же мне попадать?

– Мне кажется, ты должен быть где-то в Москве, учиться в институте…

– Погоди-погоди. Ты что, против того, чтобы я был здесь?

– Нет, я не против… – она замолчала.

– Ты не против, чтобы я был именно здесь? Сейчас? Возле тебя? – Он приблизился к ней вплотную.

Она, улыбаясь, отошла на шаг.

– Ты права… и не права. Все это уже было – Москва, институт…

– А расскажи… Нет, расскажи все сначала.

– Как сначала, всю биографию? Боюсь, это будет неинтересно.

– А хоть и всю. Мне интересно.

– Нет, сначала ты о себе.

– А что мне о себе рассказывать? Я технолог, попала сюда после техникума, по направлению… И все. Живу просто.

– О как это прекрасно, жить просто! Я лишь мечтаю об этом.

– Почему?

– Да вот, не знаю. Не получается.

– Почему же ты здесь? Почему не захотел учиться?

Спросила это с чувством удивления и сожаления, будто что-то в ее собственной жизни зависело от того, учится он или нет. Это неравнодушие и решило вопрос: стоит или нет рассказывать ей все? Нет, все, конечно, не расскажет. Не нужно ей знать все, а внешние факты жизни – можно…

– Поехал я после школы поступать – куда бы ты думала? – в МИМО. Вообще, насколько я знаю, факультетов международных отношений всего три в Союзе – есть еще в Ленинграде и в Киеве. Я ведь в себе уверен, я – это я! Почти гений, почти бог… без пяти минут. Оценки в аттестате – «хорошо» и «отлично», одна тройка, правда. Но я же знаю, что не хуже круглых отличников, захочу – выучу все, а главное – полон сил и решимости. Стою в очереди сдавать документы, очередь длинная, медленная. Слово за слово перекинулись с парнем передо мной, оказалось, он после армии. И когда я ему сказал, кто я такой и на какой факультет поступаю, – надо было видеть его глаза. Я представляю: такое выражение у него было бы, если бы вдруг ему объявили, что вторично забирают на два года в армию. Удивленно смерил меня ироничным взглядом с ног до головы, видимо, посмотрел, как я одет, потом спросил: а родители твои – кто? Я ответил: никто, отец рабочий, мать библиотекарь. Он покачал головой сначала сверху вниз, потом со стороны в сторону. И сообщил: сюда поступают только сыновья больших «шишек». Каких «шишек», спрашиваю, например? Не ниже первого секретаря обкома, был ответ. Я, говорит, хотя и льготы имею после армии, решил тихонечко попробовать на «научный коммунизм», – есть, вроде бы, такой факультет, куда конкурс относительно небольшой, да и то – это лишь попытка, а надежды мало. Единственная, говорит, надежда – это родная партия, в которую вступил в армии… Я все это послушал, только улыбнулся: «Посмотрим, мол, кто на что горазд»… Ну, в общем, все это долго рассказывать и вряд ли интересно, – Сергей сделал паузу, решил проверить ее реакцию.

– Нет-нет, продолжай, пожалуйста, это очень интересно… Ну что: ты улыбнулся и подумал?.. – живо откликнулась она.

При этих словах он и здесь не сдержал улыбки – от самодовольства.

– Ну вот. Сдал я все-таки документы. А остановился у своей двоюродной тети – тети Маши, в Тушино живет, у нее сын, как я, мой троюродный брат, получается. Я все это ей рассказал и начал собирать манатки, думаю, по пути на автовокзал заберу документы. «Ты не спеши, – говорит тетя Маша, – опускать-то руки». Оказывается, у нее есть какой-то родственник-профессор, преподаватель в МГУ на философском факультете, закончил Высшую партийную школу, женился на дочке профессора, «конечно, потом ее бросил», – это так мне тетя сказала. И пообещала, сделает все, лишь бы этот профессор помог. Мне стало интересно, и я отложил отъезд.

И вот, гуляю однажды по Москве. Прошелся по Красной площади, пересек Манежную, иду себе беззаботно, дышу Москвой, оказался возле библиотеки, знаменитой «Ленинки». Стою и смотрю: из храма знаний выходит молодой человечек, именно человечек – с озабоченным видом, низенького роста, пухленький такой, бледный, в очках и, самое интересное – плешивый. Хотя молодой. Я долго на него смотрел, – вот, думаю, до чего наука доводит. И не успел я пройти километра, как увидел другую картину. В Александровском саду бежит тоже молодой парень – в майке и шортах. Это был поразительный контраст: загорелое крепкое тело, мышцы играют, переливаются, не плешивый, лицо спокойное, волевое и – счастливое! Я остановился, как вкопанный: меня осенило! Я понял (тогда мне казалось), в чем счастье, в чем смысл жизни – не в учебе, не в просиживании часами и сутками над книгами, ради того, чтобы добыть эту жалкую ученую степень, жертвуя здоровьем, лишая себя возможности дышать свежим воздухом. А именно в движении, в том, чтобы дышать полной грудью, чувствовать в себе первозданную энергию и наслаждаться ею. В тот же день я тихонечко собрался и уехал домой. Потом брат мне говорил, троюродный: «Зачем же ты уехал, мать уже начала за тебя хлопотать»…

Сергей умолк. Конечно, не упомянул в своем рассказе о той дилемме, которая стояла перед ним давно: что важнее – тело или дух? Не в философском смысле, а на практике – он всегда решал вопрос: чему отдать предпочтение – развитию тела, мышц или развитию интеллекта, духа? Много раз менялись эти приоритеты, но их было всего два. И если сейчас выбор уже не стоял так остро, то это вовсе не означало, что появилась какая-то третья ценность, а означало лишь то, что никаких ценностей уже не было. Он боялся в этом себе ясно признаться, но чувствовал, что третьего ориентира нет, а первые два потеряли актуальность…

Оксана словно что-то обдумывала, глядя на него посветлевшими от весны (разговор был в апреле), теплыми глазами. Вдруг тихо произнесла:

– Необычный человек…

– Что? Как ты сказала?

– Да нет, ничего… А что было потом?

– Это уже прогресс: одна девушка меня называла странным человеком. А «необычный» – конечно же, лучше…

И тут же пожалел, что сказал такое, даже покраснел. Не нужно было говорить, потому что «странный» – вроде как «ненормальный», то есть, как говорят, «с приветом», а «необычный» – надо понимать, редкий, уникальный, даже почти гениальный. Между двумя понятиями – пропасть, такая же, как и между девушками, из уст которых эти слова прозвучали. Странным его называла Люда во время службы в армии, к которой бегал в самоволку, на свидание. Глупенькая в общем, смазливенькая текстильщица. Теперь получилось, что он поставил их почти рядом…

– И какая же девушка тебя называла странным?

– Да… Не стоит о ней говорить… – И снова почувствовал, как кровь ударила в лицо, ведь получается, что все же говорят о ней, да и себя он выдал: зачем же связывался с той, которая «не стоит»?..

– Ладно-ладно, – с шутливым укором мягко сказала Оксана, и тем выручила его. – Так что же было дальше?

«Какая умная. И чуткая», – мелькнула благодарная мысль.

– А дальше все пошло по логике. Раз я не захотел учиться и выбрал здоровье, физическую мощь (поднял руки и сжал бицепсы, которые обозначились под рубашкой, она потрогала рукой и сказала: «Ого!»), следовательно, сам бог велел мне идти в армию…

Конечно, не рассказал, как почти месяц лежал в больнице на обследовании, – врачи решали, нужно ли с таким сердцем призывать на срочную службу. Да так и не смогли однозначно определиться, и если бы он не хотел в армию, то и не забрали бы. Получилось, сам решал. Его спрашивали: «Болит?» и он мог отвечать, что угодно. Сказал: «Ничего не болит» – назло всему миру и себе тоже. Потом, спустя несколько месяцев был момент, когда сильно пожалел о таком выборе.

Сердце действительно то ныло, то кололо, то было ощущение, что вместо него – какая-то бездонная дыра, уходящая по телу в землю и прикалывающая его намертво к земле. Он тогда просто испугался и решил во что бы то ни стало комиссоваться, даже если придется врать, юлить, симулировать. Пришел в медсанчасть, к самому начальнику, пожаловался. «А ты знаешь, – грубо перебил его, не дослушав, холеный, пахнущий не медикаментами, а парфюмерией, майор, – что даже с пороком сердца люди мастерами спорта становились? Так что иди, ничего не бойся, работай, занимайся спортом».