Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Рассвет. Часть вторая - Вера Камша
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Тетка Шара что-то подозревала, но либо не могла доказать, либо не хотела. – Алва не врет, и она тоже не станет! – Так и жила в Сакаци, долго жила…
– Мне довелось охотиться в ваших краях. Тогда я так и не понял, почему вы боитесь Белой Ели.
– Так Аполка же!
– И что?
– Ничего! – отрезала Матильда. – Нашел о чем ночью говорить! Здесь и так какая-то дрянь шляется.
– Вы уверены, что именно дрянь?
– А хоть бы и нет! Хватит с меня вашего аспида!.. Как пристал в Агарисе, так никак и не отцепится.
– Простите, сударыня, вы о чем?
– О чем? – Матильда ошалело затрясла головой. – Я, кажется, бредила?
– Вы вспоминали Агарис и некоего «аспида», – напомнил Ворон. – Вряд ли про змею вы бы сказали «ваш». Это был олларианец?
– Откуда я знаю! То есть… Ну не помню я ничего! Наверное что-то было!
– Попробуйте встать и подойти ко мне.
– Нет!.. Вы отсюда не падали, а я пыталась.
– Поэтому я вас и прошу.
Она встала, сама не зная почему. Может, из-за ирисов на пепелище, а может, из-за вернувшегося Робера или казарона, которому, чтоб не закричать, требовалась женщина.
Пепелища должны зарастать цветами, пусть ты их и не увидишь.
Алва, всегда такой галантный, стоит и ждет, значит, нужно самой… Сделать шаг, взглянуть в глаза пережитому ужасу, вспомнить… Что? Несмерть тянет к себе нежизнь и возвращает сны. Кружат в диком танце пары, щербатая малявка заносит ножку, топает по блюду, разлетаются брызги, дрожит бумажный цветок в рыбьей пасти.
– Доброй ночи, фокэа, вы опять там, где вас быть не должно?
Сладковатый жуткий ветер, свихнувшийся спутник, бегство непонятно от чего, темные аллеи, белые могилы, бред… И горячие мраморные руки на плечах. Эсперадор Руций, так похожий на Робера, каким тот был один-единственный раз. Эпинэ забыл, а она помнит.
– Быстрее, фокэа, быстрее!
– Стойте, сударыня!
Вышедший из стены белый жеребец, горохом посыпавшиеся звезды, горный ветер, кольцо сильных рук.
– Спасибо, сударыня.
– Руций… Руций…
– На гальтарский манер меня еще не называли.
Всего лишь Алва… Каменный Эсперадор подарил ей ночь без стыда и без сомнений, Ворон не сможет, да и не захочет. Матильда Алати вздернула подбородок.
– Вы узнали, что нужно?
– Не до конца. Вам ничего не говорит имя Герман?
– Нет.
– А Супре?
– Супре?
– Благодарю вас, фокэа!
Здесь не было даже стены, так что он взялся из ниоткуда. Черный олларианец, который слишком много от нее хотел.
– Ну вот он! – с удовлетворением произнесла женщина. – А с меня хватит!
– Это в самом деле так, – негромко сказал аспид, и Матильда увидела, что затылка у него нет. Только лицо и туман.
– Сударыня, постарайтесь не упасть на лестнице, – герцог Алва уже волок ее к краю площадки. – Если встретите Валме, пусть идет сюда, остальных гоните назад, и Бонифация первым.
– У него же только полголов…
– Вас это больше не касается. Не оглядывайтесь. Во всех смыслах этого слова.
– Ну уж не…
– Идите!
Почему она пошла? Уж не потому ли, что с ней заговорили так, как она всю жизнь хотела. Чтобы прогнать. А чего еще делать со вздорной старухой, пусть ее и обнимали памятники?! Эпинэ был болен, а Дьегаррона вообще по голове двинули, хоть и не так, как этого аспида. Герман… Теперь она запомнит, только кому оно нужно?
На второй площадке Матильда таки обернулась, но увидела лишь уходящие во тьму ступени. На самой нижней валялся малиновый цветок. Бумажный и как будто изжеванный…
Глава 8
Талиг. Акона
400 год К. С. Ночь с 8-го на 9-й день Осенних Волн
1
Им не было и шести, когда дядюшка Рафиано принялся стращать племянников хищным деревом, в ответ Ли с Ми завопили, что такого не бывает. Утром мать открыла толстую книгу на странице с болотной комарянкой, объяснив, что не стоит путать «не бывает», «не может быть» и «я не видел». Деревьев-охотников граф Савиньяк так и не встретил, но если есть хищная трава, где-то может вырасти и дерево. Где-то, но не здесь и не сейчас…
– Девица передумала, – решил Лионель. – Иначе она бы уже явилась, даже если б шла на карачках. Не сказал бы, что эта лучшая ночь моей жизни – ни толку, ни удовольствий.
– Зато все живы, – явил нежданную мудрость Арно. – Наверное, до тебя только через родственников и доберешься! Я ей сдуру брякнул, что отвезу к маме… Ли, эта особа не сможет… ну, явиться в Старую Придду вроде бы от нас?
– Считается… – Лионель от души зевнул и понял, что хочет спать. Зверски, до желания, не снимая сапог, упасть на ковер. – Считается, что выходцы обретают власть над кровной родней, супругами, любовниками и теми, кто подлым образом привел их к смерти. Даже у девицы фок Дахе не хватит воображения обвинить в этом нашу мать, хотя, не роди она меня, я бы не оказался в Аконе, и у Райнштайнера возникли бы трудности с Кодексом Франциска.
– Значит, она пошла к Райнштайнеру!
– Зрелище было бы изумительным. – Выставить разболтавшегося братца и лечь! – Увы, барон запал девице в душу меньше, чем я, а до меня она могла добраться лишь через родную кровь. К несчастью для мстительницы, твое увлечение оказалось недостаточно роковым, иначе ты не стал бы докладывать Придду.
– Чушь! – ожидаемо возопил Арно. – Мне их просто жаль! И ее, и полковника, вот уж бедняга…
– Будь убиенная дева тебе никем, ты бы дрых, как все в доме. Предлагаю вернуться к прерванному занятию, Сэц-Алан тебя устроит.
– А Придд? Я должен…
– Придд способен самостоятельно догадаться, что пора спать. Полковники…
Ли не возопил и по лбу себя не хлопнул, просто, оборвав шуточку на полуслове, схватил многострадальный звонок. Спать было некогда – девица фок Дахе таки могла отомстить, пусть и не Савиньякам, а если подобные душонки могут, они мстят. Всем, до кого в силах дотянуться.
– Господин маршал! – Сэц-Алан рвался в бой и потому казался младше хмурого Арно.
– Уилера с эскортом к подъезду. – Лионель с тоской взглянул на кровать и потянулся за шпагой. – Теньент Савиньяк, вы поступаете в мое распоряжение. Полное.
2
Дверь была приоткрыта, и Уилер распахнул ее, не дожидаясь приказа. В черной прямоугольной дыре царила на редкость омерзительная тьма. Лионель еле слышно присвистнул и, остановив «фульгата», шагнул внутрь, Арно сглотнул и без спросу бросился за братом. Мятой в прихожей фок Дахе больше не пахло: выстывший дом встречал чужаков подвальной затхлостью.
– Теньент, возьмите у сержанта фонарь, – негромко велел Ли, то есть маршал Савиньяк. – Вы знаете дом?
– Я был здесь… и в гостиной. Я пойду первым! У меня же… Мне же Валентин надел!
– Следуйте за мной. При необходимости повторите то, что сделал полковник Придд.
Ариго спросил бы «сможешь?», Лионель обошелся без этого. Он знал, должен был знать, что делает, но Адрианова звезда болталась на шее Арно, защищая не того, кого нужно.
– Надень…
– Молчать!
Ступеньки зло скрипели, коврики успел покрыть сизый налет, а перильца, которых виконт ненароком коснулся, оказались склизкими. Луч фонаря уперся в сдвинутые портьеры, все в каких-то гадостных пятнах.
– Ли! Особа уже…
– Возможно.
Сдернул перчатку, голой рукой рванул это! Ну и кто у нас «не в себе»? Теньент прыгнул через брошенные сгнившие тряпки, будто брезгливый конь через навозную кучу. Гостиная была пуста, холодна и омерзительна. Воняло тухлятиной, на столе тускло поблескивала посуда, стенная обивка, насколько позволял видеть фонарь, пузырилась. Лионель огляделся, поднял высокий табурет и швырнул в окно. Зазвенело, в гнилую затхлость ворвался чистый холод; брат двинулся дальше, под сапогами заскрипело стекло. Будто лед.
– Я тоже думал выбить окно, – выдавил из себя теньент. – Чтобы ее впустить…
– Посвети на стол.
Две кружки, кувшин, превратившийся в пушистую серую мерзость хлеб, миска с какой-то жижей. Так вот откуда вонь!
– Вечером это было тушеной капустой.
– Ли… Ли, тут перед домом рябины. Они должны были помочь…
– Фок Дахе не догадался при виде дочери влезть на дерево.
Фок Дахе открыл своей «птиченьке» – замерзшей, притихшей, чудом спасшейся и прибежавшей домой. Он поверил своим глазам, Арно тоже поверил, а потом взявший его под руку Придд осведомился: «Сударыня, где ваша тень?»
– В доме были слуги? – Лионель накрыл бывшую капусту пустой тарелкой.
– Нам тогда открыл… Бывший денщик, похоже.
– Значит, не сбежит. Идем.
Спальня фок Дахе была всего лишь выстывшей и очень-очень опрятной. Все вещи знали свое место – от нетронутого ночного колпака до икон и простеньких грифельных портретиков. На одном держался за саблю серьезный молодой офицер, с другого улыбалась девочка с копной непокорных темных кудряшек.
– Знаешь, – почти шепнул теньент, – человек без тени, это жутко. Когда поймешь…