Паника, убийство и немного глупости - Оксана Обухова

Когда она уже возвращалась, повалил густой и крупный снег. Он падал на плитки-чешуйки и быстро таял, но кое-где, в низинах и прогалинах, уже намело крошечные сугробы. Полянки между соснами начинали напоминать шкуру жирафа на черно-белой фотографии… Белые пятна вцеплялись в подножия стволов, подчеркивали низкие оградки замерзших клумб…

Подойдя к своему корпусу, Надежда Прохоровна увидела, что в тихом уголке перед входной дверью сидит в плетеном кресле давешняя кошачья насмешница и курит длинную тонкую сигаретку. Баба Надя потопала ботиками, стряхивая снежинки и капли, поднялась на несколько ступенек…

От высокого фонаря на углу дома на лицо девушки падал свет. На зеленоглазой кошачьей мордочке закрепилось выражение мольбы о сочувствии: надутые губки, плаксиво сдвинутые брови просто вопили из полумрака: ну спросите, спросите меня, что случилось!

Надежда Прохоровна задержалась. И сказала приветливо:

– Добрый вечер. Не спится?

– Да вот! – обрадовалась вниманию девушка. – Поссорилась с мужем! Сидит теперь в баре на берегу.

– Напьется? – Сочувствия в голосе бабушки Губкиной прибавилось. Ее покойный Вася, бывало, так в пивных засиживался – еле жив до дому добирался!

– Ну что вы! – В изящной ручке колыхнулась сигарета. – Саша не пьет. Боюсь – накрутит себя.

– Чего накрутит?

– Не чего. Кого. Себя! Без меня он начинает обсасывать обиду, одни и те же слова, одну и ту же ситуацию… Когда я рядом, он отвлекается. Не сосредотачивается на пустяках.

– Так иди к нему.

– Обстоятельства неподходяще сложились, – вздохнула девушка и сменила тему: – Ваш племянник сегодня поболтал немного с нами, вас Надежда Прохоровна зовут?

– Да.

– А я Кларисса. Можно – Клара. Вы надолго приехали?

– Как понравится.

– А мы поженились два дня назад! – обрадованно доложила Клара.

– И уже поссорились?

– А! Бывает, – уже вполне беспечно махнула девушка сигареткой. – Нашли свою Ирину?

– Нет, – помотала головой Надежда Прохоровна, оглянулась на главный корпус: из больших стеклянных дверей его валом повалил народ.

– Кино закончилось, – сказала Клара. – Из-за него и поссорилась, – взгрустнула вновь. – Я терпеть не могу мордобой, Сашка смотрит все подряд, где стреляют из пистолетов…

По извилистой, основательно побелевшей спинке «ящерицы» к корпусу Б топали два крепких кривоногих мужика среднего роста. Надежда Прохоровна еще за обедом обратила на них внимание: эти парни выбивались из общего контингента отдыхающих. Неулыбчивые, даже хмурые кавказцы с переломанными носами практически молча перемалывали пищу, тот, что помладше, весь ужин нырял глазами в обольстительное Маринкино декольте.

– Добрый вечер, – промурлыкала мужикам Кларисса. – Кино понравилось?

– Нет, – отчеканил старший кавказец.

– Доброй ночи, – подсластил гортанное «нет» более молодой. Хотел вроде бы задержаться на веранде, но второй мужчина, оставляя дверь приоткрытой, дождался, пока тот не войдет в дом прежде него.

– Какие буки, – вздохнула Клара и затушила сигарету в пепельнице.

Надежда Прохоровна согласилась с аттестацией, попрощалась с девушкой, пожелала ей примириться с мужем и пошла к себе.

Уже начиная подремывать в постели под бубнящий телевизор, Надежда Прохоровна поняла, что все-таки простыла в дороге. В носу свербело и хлюпало, начинала ныть нижняя челюсть, где когда-то неудачно удалили коренной зуб, – вернейший признак приближающейся простуды.

Баба Надя протянула руку вдоль постели, сунула пальцы между боковиной кровати и матрасом… Носового платка на месте не было.

Вот уже минимум лет пятьдесят, протягивая ночью руку, Надежда Прохоровна находила на привычном месте смятый матерчатый комочек. Во времена замужества она всегда спала у стенки и, дабы не будить ночью Васю, не перелезать через него, прятала между матрасом и панцирной сеткой носовой платок. Удобно прятала. Так чтобы только руку протянуть и – вот он.

Сейчас в комнате Надежды Прохоровны уже давно деревянная кровать с удобным ортопедическим матрасом, но, как и много лет назад, платочек припрятан на одном и том же расстоянии, в щели между матрасом и боковой перекладиной.

Сегодня же платка на месте не было. Хотя еще днем, ложась вздремнуть после обеда, Надежда Прохоровна воткнула его на привычное место. Плотно-плотно утыкала в щелку.

Очень удивленная пропажей платка, баба Надя вытянула руку чуть дальше, потом повела ее назад и, чуть не вывихнув плечо, наткнулась наконец-то на пропажу.

Занывший от усилий плечевой сустав ударил болью в нижнюю челюсть, Надежда Прохоровна поморщилась, села на кровати, свесив ноги, и посмотрела вниз.

С краю постели, в углу между тумбочкой и изголовьем, свешивался до пола конец простыни. А ведь сегодня днем, раздумывая, куда бы спрятать паспорт и деньги, Надежда Прохоровна смотрела как раз на матрас. На постель. И никакого уголка нигде не свешивалось. Простынь была аккуратно заправлена.

Сейчас же белый и длинный угол мерцал в темноте.

«Что такое? – озабоченно побежали мысли. – Какой-то беспорядок… – И вдруг жутчайше осенило: – Мою комнату обыскивали?! Под матрасом кто-то шарил?!»

Догадка ошпарила голову и моментально высушила начинавший сопливеть нос. Не попадая ногами в тапочки, спотыкаясь, Надежда Прохоровна подбежала к выключателю, зажгла свет.

Огляделась. И сразу бросилась к шкафу за чемоданом.

Уже доставая его из-под вешалок, понимая, что что-то не так, не как всегда, она выдернула чемодан на центр комнаты, поставила его и… медленно попятившись, рухнула задом на кровать.

Бегунок особо вредной змейки наружного кармана застыл на вершине полукружия.

Голова немного закружилась, баба Надя протянула руку далеко вперед, подтянула пустой, легкий чемодан к себе, засунула руку в карман…

Паспорт на месте!

Сбегала к висящей на крючке у двери сумке… Кошелек на месте!

Шумно выдохнула. Прижала к груди документ и деньги, снова допятилась задом до кровати и села, завороженно глядя на верный чемодан.

Глаза не обманули. Наивреднейший бегунок цепко сидел на вершине полукруга.

В груди Надежды Прохоровны под прижатыми ценностями все помертвело. В голове стучали мысли: «Так, Надя, успокойся. Никого тут нет. Ничего не пропало. Дверь закрыта. Вокруг полно соседей, территория охраняется…»

Но ведь кто-то же в номере побывал! Кто-то шарил под матрасом, приподнимал его, смотрел, что внизу лежит, – именно тогда и вывалился носовой платок и выбился уголок простыни! Но этот кто-то сразу не заметил, что платок упал, не удосужился вернуть его обратно в точности… Или… платок выскользнул незаметно… а этот кто-то случайно отшвырнул его ногой ближе к изголовью и туда же положил обратно?

Или кажется ей это все?

Да нет! Не кажется! Вон застрявшая змейка бегунком сверкает! Вон простыня висит! Был обыск! Был!!!

«А что искали? Кошелек на месте, паспорт не тронули…

Документы! Искали документы Пети!!!

Ох, Боженька ты мой… Ох, папка…»

Как наяву, Надежда Прохоровна увидела зеркально подобный номер Виталика. Вот он скачет по комнате, кусает пальцы, потом, уже от окна, подбегает к вешалке и цепляет дубленку… Из номера он уходит без папки в руках. Рыжая папка остается лежать на углу комода.

Вот растяпа!! Павиан влюбленный!!!

Гнев словно под зад ударил бабу Надю и подбросил с кровати. Она вскочила на ноги, кое-как, одной рукой прижимая к груди родимый паспорт и кошелек, надела халат и, чуть не забыв, что вставная челюсть продолжает отдыхать в стакане на умывальнике, бросилась к двери.

Потом одумалась. Тапочки и зубы надо все-таки надеть.

Разжалованный в павианы Мусин мечтательно и чуть пьяно ходил по номеру: собирал впечатления за вечер. На стук в дверь он бросился отпирать с мгновенно забившимся в надежде сердцем…

На пороге в совершеннейшем беспорядке и с диким взором стояла не очаровательная Марина, а растрепанная Надежда Прохоровна: халат завязан наперекосяк, шевелюра всклокочена, к груди прижато нечто, наверняка исключительно ценное. Ввалившись в крохотную прихожую, она задом запечатала дверь и просипела:

– Папка, Виталик!! Где папка?!

– На месте, – оглянувшись, пораженно ответил Мусин.

– А документы?!

– Тоже… на месте.

– Откуда ты знаешь?! Проверь! Открой!

– Да зачем?! Что случилось?!

– Папку открой, – с закипающей тихой злостью приказала баба Надя.

– Не буду, – отходя от двери, произнес Мусин.

– Почему?

– Потому что они на месте.

– Виталик, мой номер обыскивали, – тихо, стараясь произвести нужное впечатление, сказала Надежда Прохоровна.

Маргадон повернулся, замер на секунду.

– Ваш?!