Заклятие слов - Биргер Алексей Борисович

– Что – специально? – я периодически переставал понимать, о чем он толкует и куда он клонит.

– Да всю эту пургу гоните! – меня поразило, как легко, незаметно для себя самого, он перешел с литературной, в общем, речи на жаргон. – В прессе тиснуть, моралью задавить... Кого это сейчас поколышет? Мой базар к тому, что я готов на себя взять эту проблему. Развести нормально, по земному, по понятиям... Нет, не подумайте, я в бандитские игры не очень люблю играть, и если когда выступаю круто, то однозначно в порядке самообороны, но средства рога пообломать этим КИГлам у меня имеются! На них так наедут, что они при всей своей отмороженности побегут к мамочкам плакаться и библиотеку будут за версту обходить! Так зачем вам к вашим убойным методам прибегать, если все можно сделать без вмешательства... ну, без вмешательства такой силы, которая может во всем городе порядок порушить? Я это Татьяне предлагал, она все отказывалась, но я хочу, чтобы вы передали ей: я по собственной воле, и без ее разрешения, этих КИГлов усмирю! Считайте, мой подарок! А дальше – сами думайте!

– О чем – думать? – спросил я.

– О том, чтобы перестать передо мной комедию ломать и включить меня в свои! Мне это, если хотите знать, позарез надо... Ну, если уж откажете, то обойдусь. Тогда об одном попрошу: запомните, что Бурдюков всегда и повсюду на вашей стороне, и вас не кинет и не сольет, хоть вы его и за шестерку держите! Но вот в том, что я – тля мелкая и вам не пригожусь, вы ошибаетесь!

– Так вам надо... – я предпочел оборвать фразу и выдержать многозначительную паузу.

– Вот именно! – с жаром подхватил он. – Присоединиться к вам!

– К кому?..

– К масонам! – выдохнул он наконец.

У меня чуть челюсть не отвисла, но я усилием воли сумел сохранить спокойное выражение лица. Кажется, я начинал соображать, что происходит. А за Татьяну мне стало страшно так, как не было страшно до сих пор, даже когда Бурдюков поведал мне о “наезде”. Если библиотекарь разыграла перед ним маленький спектакль, изобразив свои успехи и познания результатом особой масонской магии, то, похоже, она сама не понимала, во что впутывается и чем подобные игры могут кончиться...

– Давайте подробнее, – сказал я. – Мне хочется увидеть вашу логику. Хочется понять, как вы пришли к тем или иным умозаключениям.

– А чего тут не понимать? – завелся он. – Дело ясное, даже последний дурак сообразит! Все ж началось с того крушения поезда, да и черный ворон – один из символов масонов, я знаю, он мне сам это рассказал!

– Ворон рассказал? – уточнил я.

– Совершенно верно, Артур этот самый, – по-моему, он заметил в моих глазах такое выражение, которое появляется, когда задумываешься, не вызвать ли собеседнику скорую психиатрическую помощь, поскольку поспешно добавил. – Не словами рассказал, но не менее ясно, чем словами! Если надо, я в подробностях...

– Да, лучше в подробностях, – сказал я. – И с самого начала.

– А начало к тому сводится, – стал излагать он, – что искала она не какие-нибудь книги, а масонские. Это раз. Так? – он стал загибать пальцы. – У масонов ритуалы посвящения бывают жуткие, особенно если хочешь силу приобрести, это два, так? Вон, сколько описано, когда смертельным испытаниям при этом подвергали. Тут можно было и руку потерять, и ногу, и что угодно. И, получается, исчезает она на целую ночь, появляется без руки, но с этим вороном, и потом все идет так, как ей пожелается.

– Слабоватые выводы... – сказал я.

– Были бы слабоватые, если б не этот ворон! Я ж говорю, он не просто так ко мне заявился, а с посланием. Я вот о чем. Про то, что, если б этот ворон меня как-то утром не удержал и не выбил из графика, то меня бы уже на свете не было, вам, небось, все уши прожужжали. Я, конечно, расчухал, что это не просто так. Ведь буквально за неделю до этого Татьяна ко мне являлась, просила книжки найти, которые, мол, еще мой батя в библиотеке взял.

– Кстати, что за книжки? – спросил я. – Не скрою, вашу историю мне изложили достаточно подробно, но никто не упоминал, какие именно книжки Татьяна разыскивала. А может, и не знали.

– Да чушь всякая! – махнул рукой Бурдюков. – То есть, я потом-то понял, что эти книжки – ценности. Раритеты, как это называется. Но сам представь мое опупение, когда Татьяна является ко мне и бухает: “Я нашла записи, что это ваш отец взял в тысяча девятьсот сорок девятом году комплекты журналов “Звезда” и “Ленинград” с рассказами Зощенко и стихами Ахматовой, а также сразу пять экземпляров брошюры с речью Жданова против Зощенко и Ахматовой. Как он записал, для выдачи на руки разъездным лекторам и пропагандистам. Было бы хорошо, если бы все эти библиотечные издания к нам вернулись.” Вернулись! Как будто я сейчас выну ей и положу все эти журналы и брошюры, спустя, считай, почти полвека! Ну, я и отделался от нее общими словами… А потом – эта история с вороном. Как же я клял эту птицу, последними словами, когда гонялся за ней по офису, и как потом был ей благодарен, когда, значит, мой “БМВ” жахнул! И подумалось мне, когда я малость очухался и разобрался с теми, кто меня “заказал”, что это неспроста. Должен, думаю, эти книжки-журналы найти, если они еще сохранились, хотя бы в знак благодарности. А может, думаю, это судьба мне первое и последнее предостережение сделала, что с Татьяной шутить нельзя!

Бурдюков мотнул головой и нахмурился.

– В общем, стал я всю жизнь отца вспоминать. Он ведь, однозначно, секретарем обкома по идеологии был, задолго до Ремзина, между ним и Ремзиным еще и Зубов поработать успел, и Стеценко на этом посту побывал, уж после того, как отца в Москву перевели. А в сороковые годы, точно, отец идеологией заправлял. Всю жизнь потом удивлялся и радовался, как это он до самой смерти усатого удержался, не снятым и не расстрелянным. Я-то и сам с подачи отца карьеру сделал, честно признаю. Это он попросил Ремзина меня взять, а не кого другого, Ремзин и уважил по старой памяти… Ну, дальше-то я сам двигался, собственной башкой и собственными локтями, и в бизнес, вот, вовремя свернул с чиновничьей дороги, и все такое, но, все равно, стартовая площадка у меня была, и я, получается, тоже из тех, кого склоняют, что, мол, из номенклатуры в новые русские прыгнул. Даже странно так думать. Ну, ладно. В общем, поехал я на старую нашу дачу. То есть, она давно не старая, а новая уже, перестроенная с самого основания, но старые вещи там сохранились, и всякие отцовские книжки, всю эту макулатуру идейную, я тоже сохранил. Память, все-таки. Стал копаться там, чихая от пыли, и точно, и журналы эти пожелтевшие нахожу с библиотечными штампами, и речь Жданова, и не в пяти экземплярах, аж в десяти… А заодно, сложил я в машину и полное собрание сочинений Ленина, и Сталина, и том речей Молотова там нашелся, и еще кой-какие книженции, и все это свез в библиотеку. Вот, говорю, все нашел и все возвращаю – с процентами, как положено. А она обрадовалась так, что я даже удивился. Да кто, говорю, всю эту чушь в наши дни читать будет? А она и ответила, что важно все это сохранить, для истории. А этот ворон сидит на ее искалеченной руке и вроде как с одобрением на меня поглядывает…

Бурдюков вздохнул.

– Да, угораздило ж ее с рукой… А ведь какая красавица, а? Хотя я, честно вам признаюсь, побоялся бы за ней ухаживать. Есть в ней что-то этакое… инфернальное,, называется, так? А может, просто жесткий характер чувствуется. Мягко стелет, да жестко спать, так говорят? А был у нее муж, был, и, без дураков, очень она его любила. Да вы ж его наверняка знаете! Олег Полубратов, а?

– Полубратов?!

Кто же не знал Полубратова? Он возник на волне “гласности и перестройки”, главным редактором одного из самых популярных журналов. Конечно, сообразил я, на журнал тогда подписывалась “вся Москва”, как и весь Союз, от Бреста до Камчатки, но считался-то журнал региональным, и выходил он как раз в Квашинске. Почему же тогда, много лет назад, нас не познакомили с местной знаменитостью? И, задумавшись об этом, сразу сообразил: журнал “Варяг” вошел в моду где-то через год-другой после того, как я побывал в этом городе. Да, знакомили нас, знакомили с тогдашним главным редактором главного местного журнала, в то время журнала захолустного и унылого, как я убедился, едва пролистав его страницы. И сам редактор был унылый и поникший, из тех людей, которые будто сразу и родятся стариками. Кажется, в то время он уже собирался на пенсию. Когда журнал загремел “по всей Руси великой”, и я стал одним из сотен тысяч жадных его читателей, у меня и в голове не связалось, что это – тот же самый “Варяг”. Полубратов печатал то, что прежде было запрещено, но при этом ориентировался и на степень массовой популярности автора. Именно он, насколько помнится, первым тиснул несколько запретных ранее произведений братьев Стругацких, он первым напечатал “Дракулу” и еще два-три знаменитых романов ужасов, и что-то из Лавкрафта в том числе… А какие мощные были статьи по экономике и политике, какие очерки о жизни “глубинки”, со смелыми и правильными идеями, как должна развиваться страна!