Обширная территория - Симон Лопес Трухильо

и посмотри в него. Звезды за твоей спиной будут с тобой, твое отражение будет новым. Бросай в воду камешки, не позволяй ей застыть. Бросай в нее пыль и грязные тряпки, пока эта зараза не сдастся. Ходи грязной какое-то время, а потом помойся. Так ты удержишь смерть на расстоянии.

Но он ничего не сказал. Молча тер сестринские щеки, пока смуглая кожа не обрела природный блеск.

— Так, наклоняй голову, — скомандовал он, погружая волосы Каталины в плошку. Подержал несколько минут, полоская пряди и отжимая из них грязь. Потом взял ладони сестры и поставил плошку с водой на них. — Посиди так.

Начинало темнеть, значит, дома скоро станет холодно. Патрисио закрыл дверь, прошел в другой угол гостиной, открыл дровяную плиту, бросил в нее несколько сухих поленьев и начал разводить огонь. Снаружи время от времени слышалось мяуканье, смешивавшееся с треском ломаемых ветром веток. Патрисио выложил на противень несколько кусков хлеба и вернулся в ванную. Помог сестре вытереться сухим полотенцем, которое она потом повязала на голову. Смотри, сказала она ему, неодетая, руки в боки, вертя головой, обернутой полотенцем. Я мама.

Брат улыбнулся и велел выходить из ванной.

— Иди надевай пижаму, малявка. Теперь я помоюсь.

Позже оба сидели рядом с плитой, греясь у огня, который медленно высушивал их волосы. Каталина рисовала, Патрисио смотрел на угли, как в телевизор.

— Гляди, Пато, — сказала Катарина, кладя тетрадь перед глазами брата. — Я нарисовала чудовище.

Он удивленно спросил, что это за чудовище: странное туловище в виде палочки, вряд ли человеческое, с кучей рук и пальцев и два лица поверх улыбающегося рыбьего рыла.

— Это чудовище подарков. Оно доброе. У него лицо сома, так как оно родилось под водой, но однажды его поймал рыбак, взял с собой жить, и они продавали анчоусы и стали миллионерами, и чудовище захотело дарить подарки людям из деревни и своим друзьям в озере, потому что было доброе, и своей подруге-рыбе оно подарило пузырь, а подруге-утке — ремешок, а потом пошло в деревню и стало стучать в двери домов, чтобы завести новых друзей, но из-за того, что оно было чудовищем, люди боялись его и не хотели с ним дружить, они захлопывали перед ним дверь или обливали кипятком из кастрюль, пока однажды чудовище не схватило рыбака, не отрезало ему голову и не прилепило к своему сомовьему лицу, и потом делало так же со всеми людьми, которые ему встречались, а однажды ночью оно снова прыгнуло в воду и осталось там жить.

Казалось, что, если пристально смотреть на рисунок, он двигается. Патрисио спросил:

— А потом что? Чудовище умерло?

— Нет, — ответила сестра, — оно живо. Спит в озере, но его озеро размером как весь мир, и чудовище может выходить из него, когда захочет. Оно может выйти из любой воды. Если ты долго будешь смотреть на лужу или на чай в чашке, оно может выйти оттуда и съесть твою голову.

* * *

Как-то вечером, откладывая работу над книгой, Джованна погуглила Арауканскую лесопромышленную компанию. Из лавины информации она выудила, в частности, что компания, основанная итальянцем, разбогатевшим во время диктатуры на скупке бывших госкомпаний и захваченных у крестьян — чилийцев и индейцев мапуче — земель, сейчас судится с семьями рабочих, умерших от криптококкоза. Новость в областной газете гласила:

На рассвете 22 августа группа женщин Куранилауэ подала в прокуратуру Консепсьона жалобу на Арауканскую лесопромышленную компанию на невыплату компенсации. По их словам, корпорация обязалась выплатить денежную компенсацию за смерть четырех работников лесного хозяйства, заразившихся в результате вспышки грибковой инфекции на территории, относящейся к компании. Одна из истиц отметила: «Компания обещала нам выплату, дом и пособие, но мы ничего из этого не получили. А вдобавок люди болтают неправду. Что мы лопатой деньги гребем, что мы „вдовы кого надо“. Иногда люди еще хуже, чем эти бизнесмены, понимаете? Лежачих добивают. Мы знаем, кто эти сплетни распускает — сами хозяева жизни. Здесь никто ничего не говорит бесплатно. Все куплены. Губернатор недавно разозлился из-за моих заявлений в газете. Какая ему разница, что я говорю и думаю? А этот сенатор, почему его так беспокоит, что будет с топ-менеджерами компании? Надо видеть, как они обращаются с теми, кто у них что-то требует. Как легко они сдают нас копам, когда мы приходим к офису, как потом по вечерам дуют в уши местным. Они не дали нам никакого ответа. Мы не знаем, когда будут деньги. А мои дети? Чем, скажите, мне их кормить?» В настоящее время ожидается рассмотрение иска в суде. Между тем Арауканская лесопромышленная компания заявила: «Мы не задерживали выплату какой-либо компенсации. Эти претензии носят искусственный и злонамеренный характер. Наши действия строго задокументированы, и весь процесс осуществлялся в строгом соответствии с установленными правилами. Остальное — клевета, люди подают иски, чтобы поживиться. Мы уже сделали достаточно: организовали поминки погибшим работникам, провели санитарную обработку территории, согласно рекомендациям специалистов, и выплатили семьям соответствующие компенсации».

Электрический разряд пробежал по спине Джованны, обхватив и сжав шею. Она почувствовала вину? за что? Ей просто прислали рапорт, она проверила его и сделала то, что сделал бы любой коллега на ее месте. Но что она знала об этих людях? Почему должна о них беспокоиться? Разве не было бы еще более лицемерно выступать в защиту чего-то, что ее не касается? Так или иначе, если не она, то кто-то другой подписал бы рапорты, а ей нужны деньги на экспедицию. Компания скоро возобновит работы как ни в чем не бывало, и новые деревья того же вида покроют эти холмы, вытесняя когда-то такие разнообразные леса. Эти рабочие, подумала Джованна, страдают от несчастных случаев каждую неделю. В конечном итоге виноват гриб.

* * *

Мяч сдулся. Подбросив его, Патрисио смог лишь проследить за грустной траекторией падения. Разочарованный, он со злостью пнул мяч, но тот еле сдвигался, поднимая пыль и словно стремясь увернуться от ударов ноги, которые разрывали его и без того разъезжавшуюся кожу. Патрисио взял его в руки и подкинул в небо. Изобразил, пока мяч летел, что стреляет в него, выставив палец как пистолет. Представил себя на далекой войне, в разгаре боя, хотя на самом деле был похож на заблудившегося ребенка, на которого собаки смотрят с состраданием.

Он вошел в дом, весь в пыли. Упал в кресло и посмотрел на свои руки: паршивое пятно. Чувствуя злость, зашел в комнату и стал тереть правую ладонь листком из тетради по родному языку.