Таинственное убийство Линды Валлин - Лейф Перссон

— Даже если они собираются все лето безвылазно сидеть по своим деревенским халупам и не имеют ни малейшего желания помогать нам, я все равно хочу, чтобы их всех поименно допросили, — сказал Бекстрём.

— С этим мы согласны, — сказал Кнутссон. — Но ты же не требуешь брать пробы ДНК и у них тоже?

— Не будет вреда попросить, — заметил Бекстрём и встрепенулся: — Сколько числится в регистрах, кстати?

— По-моему, я уже говорил. — Кнутссон скосился на свой список. — Семьдесят девять минус семьдесят мелкой шпаны… В группе соседей остается девять.

— И что они сделали тогда? — поинтересовался Бекстрём.

— Трое попадались за вождение в нетрезвом виде. Один из них вдобавок четырежды судим за это в течение двенадцати лет. Коллеги из Векшё описывают его как весельчака, а при мысли о том, что одному из них пятьдесят, одному пятьдесят семь, а самому весельчаку семьдесят…

Кнутссон вздохнул и пожал плечами в знак того, что все понятно без слов.

— Также у нас есть один, взятый с поличным на работе. Получил условный срок за растрату. Еще один, ударивший жену девять лет назад, его не застали при поквартирном обходе, по-видимому, отдыхает за городом, плюс неплательщик налогов и двое малолеток шестнадцати и восемнадцати лет. С ними все как всегда: украли по мелочовке, рисовали граффити, камнем разбили витрину, ссорились с другими сопляками.

Кнутссон снова вздохнул.

— Тот, который ударил жену? — спросил Бекстрём с любопытством.

— Вероятно, в деревне с той же супругой. Счастливая семья, по мнению соседей, с которыми разговаривали те, кто делал обход, — сообщил Кнутссон.

— Тогда он наверняка будет не против добровольно сдать анализ ДНК, — предположил Бекстрём. Счастливые люди обычно не возражают.

— Пожалуй, есть еще один, он меня самого немного интересует, — поведал Кнутссон. — Его зовут Мариан Гросс, и он родом из Польши. Ему сорок шесть лет, приехал сюда с родителями ребенком, они были политическими беженцами, имеет шведское гражданство с 1975 года. Прошлой зимой на него написали заявление с обвинениями в угрозах, сексуальном преследовании, да, приставании, как это называется, и всякой другой ерунде. Одинокий, детей не имеет, работает библиотекарем в университете здесь в городе.

— Подожди, Кнутссон. — Бекстрём замахал рукой. — Это же педик, неужели не понятно по описанию? Мариан. Кого еще так зовут? Библиотекарь, одинокий, без детей, — продолжил Бекстрём и оттопырил мизинец. — Достаточно поболтать с голубым, заявившим на него.

— Ты не поверишь, — сказал Кнутссон, — но заявительница — женщина, на пятнадцать лет моложе его, они работают вместе.

— Ничего себе! — удивился Бекстрём. — Другой библиотекарь. И что он сделал с ней тогда? Показал свою польскую колбасу на университетском рождественском празднике или?..

— Он отправил ей несколько анонимных писем по электронной почте, послания, которые лично я считаю достаточно непристойными. Обычная похабщина, но есть в них и что-то угрожающее.

Кнутссон покачал головой с неприязненной миной.

— Обычная похабщина? — Бекстрём с любопытством посмотрел на Кнутссона. — Ты не мог бы быть немного более… — Бекстрём многозначительно махнул правой рукой.

— Конечно. — Кнутссон глубоко вздохнул, словно собираясь с силами. — Вот несколько примеров. Во-первых, старый классический номер с резиновым членом, который прислали ей на работу. Самой большой модификации, черного цвета с приложенным анонимным письмом, в котором отправитель сообщает, что он точно повторяет его собственный.

— По-моему, ты говорил, что он поляк, — ухмыльнулся Бекстрём. — Наверное, парень просто дальтоник. Или член у него вот-вот отвалится.

Бекстрём расхохотался так, что его круглый живот запрыгал.

— Во-вторых, письма по электронке и обычной почте, где он рассказывает, что видел ее в городе и в библиотеке и выражает свое мнение по поводу ее нижнего белья. Этого хватит или продолжить? — Кнутссон вопросительно посмотрел на Бекстрёма.

— Судя по всему, самый обычный похабник, — сказал Бекстрём.

«И с чего вдруг малыш Кнолль внезапно продемонстрировал нежную сторону своей души, — подумал он. — Неужели тайком посетил нашего кризисного терапевта?»

— Но не из-за этого я, прежде всего, обратил на него внимание, — проворчал Кнутссон.

— И в чем же дело? — спросил Бекстрём. — Потому что он поляк?

— Он проживает в одном доме с жертвой, — сообщил Кнутссон. — В квартире прямо над ней, если я правильно понимаю.

— ДНК, — прорычал Бекстрём, выпрямился и нацелил пухлый указательный палец на Кнутссона. — Ты мог бы сказать об этом сразу. Отправь кого-нибудь, и возьмите у него пробу ДНК, а если не согласится добровольно, мы притащим его сюда.

«Наконец что-то начинает складываться», — подумал он.

Только в самом конце дня пришло обещанное предварительное заключение патологоанатома. Его прислали на факс технического отдела, а там оно легло на стол комиссара Энокссона из криминальной полиции Векшё, который в расследовании отвечал за работу экспертов. И, прочитав его, тот сразу же разыскал Бекстрёма, чтобы обсудить с ним содержание полученного документа.

— По мнению эскулапа, она умерла между тремя и семью утра. Задушена при помощи удавки, — сказал комиссар.

— Не надо носить белый халат, чтобы это понять, — усмехнулся Бекстрём. — Если ты спросишь меня, то скажу: она умерла между половиной пятого и самое позднее пятью, — добавил он. «Судебные медики в своем амплуа, чертовы трусы».

— Я солидарен с тобой относительно времени, — согласился Энокссон. — Что касается остального, то ее, похоже, изнасиловали два раза. Во-первых, генитально, а во-вторых, анально и, возможно, именно в таком порядке. Не исключено больше чем дважды. Во всех случаях преступник кончил, то есть получил удовлетворение.

— Патологоанатом сообщает что-нибудь такое, до чего мы не додумались сами? — спросил Бекстрём. — Следы от ударов ножом у нее… на спине снизу?..

«И не вздумай сказать „задницы“, — подумал он. — Черт, куда я попал?»

— На порезы, пожалуй, не стоит обращать особого внимания, — возразил Энокссон. — Они скорее выглядят как следы уколов, даже пусть она и потеряла немного крови. Ну, он померил их для нас. Подобное ведь не наша епархия. Пересчитать их смогли и мы, тут я тоже с тобой согласен. Тринадцать уколов частично поднимаются по дуге к талии, а частично расположены на средней линии тела, и, вероятно, порядок их появления был слева направо.

— Я слушаю, — поторопил его Бекстрём.

— Нож с односторонней заточкой, наверняка тот, что мы нашли на месте преступления, глубина уколов между двумя и пятью миллиметрами, самый глубокий едва ли один сантиметр. Судя по ним, преступник, похоже, полностью контролировал свои действия, хотя жертва сопротивлялась, дергалась всем телом. Их глубина больше на правой стороне, чем на левой. Что же касается того, чем пострадавшую связали, кляпа у нее во рту и следов на теле, мы сможем вернуться ко всему этому, когда получим заключение из Государственной криминалистической лаборатории.

— У меня нет возражений, — кивнул Бекстрём. — А то, с чем нам помог дяденька доктор, мы ведь уже и так знали.

— Да, по большому счету. Но он с удовольствием придет сюда и поговорит с нами, если ты хочешь, — предложил эксперт. — Мне кажется, наверное, лучше всего, если он сделает это, когда я и коллеги тоже подготовимся и получим результаты всех проб. Возможно, у него есть что-то, о чем он захочет сообщить в устной беседе, когда мы увидимся. Чтобы у нас была полная картина. Как ты сам считаешь?

— Вполне разумно, — сказал Бекстрём. «И хорошо, если это произойдет до конца лета».

Затем Бекстрём отвел в сторону Анну Сандберг, чтобы узнать больше подробностей об убитой девушке, но главным образом с целью дать отдых своим уставшим глазам.

— Надеюсь, ты не считаешь меня занудой, Анна? — спросил Бекстрём и улыбнулся дружелюбно. — Но ты ведь наверняка столь же хорошо, как и я, понимаешь, что все касающееся личности жертвы стоит на первом месте при поиске преступника.

«Ой-ля-ля, — подумал он, — на какие только уловки не приходится пускаться, чтобы заглянуть в декольте».

— По мне, ты вовсе не зануда, — ответила Анна. — Более того, меня очень радует, когда я слышу, что ты говоришь. Слишком многие коллеги здесь у нас не принимают жертву всерьез.

Она внимательно посмотрела на него.

«Приятно слышать, что есть нормальные коллеги даже в Векшё», — подумал Бекстрём, но именно этого он говорить не собирался.

— Точно, — кивнул Бекстрём. — Насколько я понял, ты разговаривала с ее отцом? Отцом Линды?

— Мне, пожалуй, особо и не о чем рассказывать, — призналась она. — Я общалась с ним, когда мы приехали к нему домой, чтобы сообщить о случившемся. Разговор вел главным образом мой пожилой коллега. Он был священником, прежде чем пополнил наши ряды, и работает в отделении участковых полицейских здесь в городе уже много лет. Он незаменим как раз в таких случаях. Просто в дрожь бросает, когда думаешь об этом. Его чуть удар не хватил, отца то есть. Хорошо еще, мы предварительно вызвали туда врача.