Поломанный мир - Анна Ланг

что не желает иметь ничего общего с крысами, не понимающими, что такое благо для общества.

За словами “благо для общества” скрывается самый настоящий кошмар, это благодатная почва для унижений и сегрегации. Так мы с Беатой остались без врачей.

Беату стало тошнить от любой твердой еды, ее когда-то серебряные волосы превратились в белый снег.

Беата похудела, у нее запали щеки, руки превратились в обтянутые кожей веточки, в последние дни она стала вообще похожа на скелет. Илзе помогла мне найти фармацевта, который выписывал Беате обезболивающие и спазмолитики.

Вот и сегодня, я вернулась домой под утро, Марика, которая теперь проводит у нас каждую ночь, сказала мне что Беата совсем плоха.

Моя тётка так ослабла, что не может даже встать с постели самостоятельно. Вместе с Марикой мы, как могли аккуратно, посадили Беату в наш старый пикап.

Я поехала в скорую. Теперь в медицинских учреждениях полно серьёзных охранников с чип-счетчиками, термометрами и дубинками наперевес. Как я и ожидала, меня не пустили.

— Ваш чип.

— У меня его нет.

— Зеленый сертификат, пожалуйста.

— У меня его нет.

— Ладно, если у вас нет электронной версии, давайте бумажную.

— У меня ее нет.

Охранник на входе в скорую начал терять терпение.

— Поймите, моя тетка умирает. Я заплачу, сколько скажете.

— Хорошо, в порядке исключения — доставайте свидетельство о вакцинации.

— У меня его нет.

— В таком случае сожалею, мы ничем не можем помочь.

Охранник скривился в привычной гримасе — видимо. он привык отказывать крысам.

Я не знала, что делать. Я стала кричать.

— Помогите, моя тетка умирает, вы же не звери! Вы же давали клятву Гиппократа!

Я знала, что Беата еле дышит, я кричала, просила о помощи. Я пыталась вызвать хоть какое-то сострадание. Наконец из больницы вышел толстый пузатый администратор и вызвал полицию.

На прощание чиновник бросил мне: “Легкой смерти!”

Меня втолкнули в маленький вагончик, который подошел бы разве что гномам. Я неслась в чернильную темноту и думала, что может, ради жизни стоило бы поступиться принципами. Я думала, что Дитрих был не так уж и не прав.

Вагончик остановился в серой затхлой пещере, пыльной, вонючей, с каменных стен капала вода. Меня там ждали такие же серые люди. Я поняла, что здесь и умру, в земных недрах. Беаты нет, а Вальхайм просто никому не нужная груда камней, где давно уже нет людей.

18.

Нам говорят, где, в каком месте мы должны работать киркой. Мы, как пыльные призраки, целый день откалываем куски каменных пород, и свозим их ко входу в шахты.

В обед нам даёт бурую жижу с какими-то белесыми кусочками, кто-то из моих товарищей утверждал, что это червяки.

С каждым днём у меня всё меньше сил, я чувствую, что угасаю, как свеча, у меня нет желания бороться. Я не увидела Дитриха, не увидела своей знакомой учительницы. И вот однажды я понимаю, что меня накрывает вечный сон.

-

Странно, но небытие ласково ко мне, оно укутывает меня во что-то тепло. Я слышу тихий срывающийся голос: майн энгел, майн херц, не оставляй меня.

Я открываю глаза и вижу потолок больничной палаты. Надо мной склоняется белокурый ангел:

— Как вы себя чувствуете?

Я заставляю себя сказать:

— У меня нет…у меня нет зе…

Девушка понимает меня с полуслова и внезапно улыбается ободряющей улыбкой:

— Что Вы, не человек что ли? Если у вас нет зелёного пропуска, никто не должен отказывать вам в праве на лечение. К моему горлу подкатывает горький ком, от такого простого, и казалось бы, естественного проявления человечности. Я вспоминаю Беату и отворачиваюсь к стенке. Ей как раз таки в праве на жизнь отказали.

Сознание собственного бессилия и невыносимой вины переполняет меня. Золотоволосая медсестра снова читает мои мысли:

— С вашей тётушкой все в порядке, вы успели вовремя. Её прооперировали, сейчас фрау Беата проходит курс химиотерапии. Вот увидите, тётушка обязательно поправится.

Голос по-прежнему меня не слушается, но мой ангел милосердия все понимает по моему взгляду. Медсестра сажает меня в каталку и везёт в отделение для онкобольных. Сердце пойманной птицей бьётся где-то за грудиной, его стук гулко отзывается в больничных коридорах.

За стеклянной перегородкой я вижу знакомые худые руки. Беата тоже чувствует мой взгляд. Опутанная капельницами, она поворачивается, и я замечаю, как её лицо освещает невероятная улыбка.

Вот видите, все хорошо. — медсестра аккуратно касается моего плеча. — Поедемте отсюда, нам нельзя здесь находиться.

Вечером ко мне пришёл Конрад. Он работал врачом здесь, в отделении.

Эльза, Эльза, Эльза моя, почему ты мне ничего не говорила? Я бы обязательно тебя вытащил!

И снова мои губы не слушаются меня, но Конраду не нужно слов, чтобы понять.

Теперь все обязательно будет хорошо, вы с Беатой поправитесь и откроете Вальдхайм. А я буду с тобой, если захочешь, и кем захочешь.

Конрад рассказал, что я пробыла в шахтах три долгих месяца, и ему стоило невероятных усилий меня найти. За это время представители оппозиции, несколько смелых судей и медиков подали в суд на правительство за нарушение прав человека и за нарушение этических принципов Нюрнбергского процесса. Пресса шумно освещала подробности готовящегося судебного процесса, началась процедура импичмента всего правительства.

Запрещены любые формы дискриминации. Для желающих избавиться от чипа разработана программа дечипизации, пострадавшие могут принимать противоядие, и их состояние здоровья вернется к прежнему.

Я — Эльза из Вальдхайма, и я с радостью буду ждать вас в любое время года.

Июль — сентябрь 21 года

p. s.

Все персонажи произведения являются вымышленными, любое совпадение с реальными людьми — случайно. Все происходящее — исключительно плод воображения автора.

7. 30 дней Линды

1.

День первый

У вас когда-нибудь тикал обратный отсчёт? У меня — да.