Елисейские Поля - Ирина Владимировна Одоевцева

— Можно.

Он вошел, и, хотя было почти темно, она заметила, что он очень бледен.

— Что это так пахнет? — растерянно спросил он.

— Я разлила нечаянно духи.

— Надо открыть окно, а то задохнемся.

— Нет, нет, оставь, — испугалась она. — Это «Fol Arôme»[3]. От них ничего не будет.

— Как хочешь. Я о тебе беспокоюсь.

В теплом, надушенном, темном купе слабо мерцала синеватая лампочка. На подушке белело Верино лицо. Владимир осторожно пробрался к своему дивану и остановился.

Она видела, как он поднял руки, снял роговые очки. Стекла тускло блеснули, очки стукнулись о столик. Теперь у Владимира было совсем новое, доброе и растерянное лицо. Но Вере почему-то стало страшно.

— Вера, — тихо позвал он.

— Что? — еще тише ответила она.

Он подошел и сел рядом с ней.

— Спокойной ночи. — Она немного отодвинулась от него.

Он нагнулся и поцеловал ее в щеку.

— Какие сильные духи. Действительно сумасшедший запах.

Вера молчала.

— Ты моя жена, — сказал он снова.

«Слышала уже», — подумала она по привычке насмешливо и в ту же минуту почувствовала, что зубы ее стучат.

— Тебе удобно?..

Он поправил подушку и, наклонившись близко, посмотрел на нее близорукими, выпуклыми глазами.

Что же это такое?.. Как томительно…

Владимир поправил плед. Рука его легла на ее голое колено.

— Какие у тебя холодные руки, — сказала она только, и они снова замолкли. — Ах нет, нет, — крикнула она вдруг. — Не надо. Не тут. Не в поезде. Завтра. В Ницце. Я прошу тебя, пожалуйста, Володя, Володя…

Колеса стучали, вагон подпрыгивал. Вера открыла глаза. Сквозь синюю штору на окне пробивался синеватый дрожащий свет. Вера вдохнула теплый, надушенный, тяжелый воздух, подняла голову, и все поплыло перед глазами. На пальце тускло блестело тонкое золотое кольцо. Вера не отрываясь смотрела на него. Потом села на диван и свесила ноги.

На соседнем диване спал Владимир, ее муж. Он лежал на спине красный, с полуоткрытым ртом. В ногах валялся пиджак, подтяжки упали на пол. Вера отвернулась, чтобы не видеть. Ее замутило. Это от духов. Надо выйти в коридор. Она сбросила плед и быстро запахнула халатик над разорванной рубашкой.

На столике рядом с очками лежал ее подвенечный букет. И даже цветы были противны.

Коридор был пуст. Уже совсем рассвело. Розоватое сияющее лучистое солнце медленно выплывало из-за прозрачных туч. Вера смотрела на низкие круглые холмы, на низкие пыльные деревья. Холодный утренний ветер влетел в окно. Вера съежилась, плотнее запахивая халатик. «Так вставало солнце Аустерлица, — подумала она, как всегда, насмешливо, — так встает солнце моей новой жизни».

Ее плечи вздрогнули, она прижалась головой к холодному стеклу.

— Я такая несчастная, — всхлипнула она вдруг, — я такая несчастная. Но отчего? — Она нетерпеливо и обиженно подняла голову. — Отчего я несчастна?..

Вагон сильно тряхнуло, и она снова беспомощно прижалась лбом к окну, слезы, как капли дождя, потекли по стеклу.

— Я несчастна оттого, что я злая. Да, да. Оттого, что я такая злая.

Третья часть

1

Вечером в доме испортилось электричество. Екатерина Львовна уже спала. У нее болела голова, и она рано легла.

От непривычного слабого света свечи все в комнате стало каким-то особенным, таинственным. И было слишком тихо. Хоть бы хлопнула дверь, услышать бы чей-нибудь голос. Но прийти некому, а мама спит.

У пустой стены, где еще недавно белела Верина кровать, теперь кресло, и на нем сидит рыжий кот Васька. Обыкновенный кот, но на стене его большая черная тень кажется тигром. Люка не любит его, но с тех пор, как Вера уехала, берет его на ночь к себе. Все-таки живой. Все-таки вдвоем, не одна.

Люка раздевается, откидывает одеяло:

— Кись, кись, кись. Господин кот Васька, пожалуйте сюда.

Но кот не слушается. Он, не двигаясь, пристально смотрит на свечу.

— Что ты там видишь, глупый? Иди спать ко мне.

Кот все так же смотрит на пламя круглыми зелеными немигающими глазами.

Люке становится не по себе. Она замахивается на кота рукой:

— Брысь!

Но кот остается сидеть неподвижно.

— А, ты вот какой. Так погоди же. Я тебе усы спалю.

Люка подносит свечу к самой морде кота. Круглые стеклянные глаза смотрят прямо в огонь, прямо ей в лицо. И вдруг словно укол в сердце, похолодевшие пальцы разжимаются, роняют подсвечник.

— Ступка…

Свеча ударяется о пол. Темно. Темно, и нельзя дышать от страха. Но сейчас же открывается дверь, и Екатерина Львовна входит с лампой:

— Что ты шумишь, Люка?

— Я уронила свечу. Не уходи. Мне страшно.

Колени еще дрожат. Люка ложится в постель. Закрывает глаза.

— Перекрести меня, мама.

Екатерина Львовна крестит ее:

— Спи, деточка.

Люка боится взглянуть туда, на кресло.

— Мама, а Ступка… нет, что я… а Васька все еще сидит?..

— Васька? Разве он у тебя?

— Он на кресле, — испуганно шепчет Люка.

— Что с тобой, Люка? Никакого Васьки здесь нет.

— Тогда он под креслом. Поищи его, мамочка.

Екатерина Львовна наклоняется, смотрит под кресло, под кровать.

— Нет его. Тебе показалось.

— Он только что сидел здесь, — волнуется Люка. — Где же он? Найди его.

— Он, верно, на кухне. — Екатерина Львовна выходит из комнаты. — Ну конечно. Спит на плите. Принести его тебе?

— Ах нет, нет. Не пускай его ко мне. И запри его в кухне. Запри.

— Что за глупости. Зачем?

— Ну пожалуйста, мама.

Замок щелкает.

— И пожалуйста, завтра же отдай его кому-нибудь.

— Хорошо, — равнодушно соглашается Екатерина Львовна. — Я и то говорила, какой с него толк. Ведь мышей нет… Спи, Люка.

Люка лежит в темноте, прижимая маленький холодный крестик к груди:

— Господи, спаси и сохрани…

За стеной в кухне вода по капле падает в раковину и тихо поскрипывает пол. Там окно не завешено, и луна свободно гуляет по кухне, перебирает блестящие кастрюли, наводит тонкий луч на ножи… И он не спит. Он ходит от окна к плите и обратно. Оттого и пол скрипит. Только кто он? Васька? Или Ступка?.. Или?..

2

Люка стоит в коридоре, прислонившись к стене. Сегодня ее непременно вызовут по географии. Надо еще раз повторить урок.

За дверью в каморке, где составлены старые парты и доски, слышен шорох. Что там? Крыса? Люка боится крыс, но все-таки любопытно. Ведь не бросится же крыса на нее. Она тихо открывает дверь.

В узкой, пыльной, полутемной каморке, прямо на грязном полу… Люка смотрит, сердце тяжело остановилось, глаза открываются широко. Что они делают? Зачем?

Ей хочется захлопнуть дверь, убежать и даже себе не признаться, что