Елисейские Поля - Ирина Владимировна Одоевцева

видела. И все-таки она стоит на пороге и смотрит не отрываясь.

Красная подвязка на сером чулке и белая полоска кружев.

Что они делают? Зачем?

— Ах, — томно вздыхает Ивонна.

— Что вы делаете? — вдруг испуганно и громко вскрикивает Люка.

Жанна вскакивает первая, растрепанная, красная.

— Люка, ты видела?

Ивонна неуклюже встает, отряхивает клетчатое платье.

— Ну и видела. Подумаешь.

— Что вы делали? — повторяет Люка испуганно.

— Мы? Мы играли в Поля.

Жанна зажимает Ивонне рот:

— Не смей, не смей.

Но Ивонна отталкивает ее:

— Что тут такого?

— В Поля? — переспрашивает Люка. — Как? Я не понимаю.

— Очень просто. Ведь теперь Жанна приходит ко мне по воскресеньям. И Поль ее тоже целует. И теперь гораздо удобнее. Никто не мешает. Мы сидим в кабинете. Там диван. Только на полу твердо. Теперь я буду Полем. Перестань ломаться, Жанна. Хочешь играть с нами, Люка?

Но Люка, красная от стыда и отвращения, трясет головой:

— Это гадость. Свинство. Как вы можете?

— Ну, ты, пожалуйста, без морали. Не хочешь играть, твое дело. А другим не мешай. Убирайся!

Ивонна выталкивает Люку за дверь.

Люка бежит по коридору, сжимая кулаки. Навстречу идет круглая классная дама по прозванию Шар.

— Почему вы здесь? Уже урок начался.

Люка приседает:

— Извините. Я сейчас.

— А где Ивонна и Жанна? Их тоже нет.

— Они, должно быть, не вернулись еще с завтрака.

— Нет, я их видела. Может, там?

Шар протягивает короткую руку к каморке.

— Нет, нет. — Люка трясет головой. — Их там нет. Там никого нет. Честное слово.

Только бы она не пошла туда, не увидела бы их. Если найдет — скандал. Из лицея их выгонят.

— Я пойду поищу внизу.

— Идите в класс. Вам бы только бегать.

Классная дама поворачивает обратно. Люка вздыхает. Слава богу. Пронесло…

Жанна и Ивонна входят в середине урока. У Жанны томный и усталый вид и платье помято.

— Где вы были? — спрашивает Шар.

Ивонна краснеет и молчит.

— Мы гуляли, — говорит Жанна.

— Хорошо. Вы останетесь на час после занятий.

Ивонна садится на свое место рядом с Люкой:

— Это ты, дрянь, донесла.

Люка презрительно пожимает плечами.

— После урока, — говорит она, показывая кулак.

Звонок. Все вскакивают с мест. Парты шумно хлопают.

— Господа, — кричит Люка, стоя на скамейке, — я вызываю Ивонну на бокс.

— Принимаю, — флегматично кивает Ивонна. — Напрасно только связываешься со мной. Я тебя в котлету…

Все становятся кругом. Выбирают жюри. Борцы снимают передники, закатывают рукава. Люка первая входит в круг.

— Чемпион России, — представляет арбитр Жанна.

Люка кланяется.

— Чемпион Франции. — Ивонна тоже кланяется.

Борцы подают друг другу руки. Публика хлопает и волнуется.

— Ивонна на пять кило тяжелей.

— Но Люка ловчей.

— Ивонна сильней. Я за Ивонну. Ставлю один против пяти.

— Я за Люку.

— Проиграешь. Ивонна…

— Начинайте.

Люка зажмуривается и, размахивая кулаками как ветряная мельница, кидается на Ивонну. Ивонна ударяет ее в грудь. Люка с трудом удерживается на ногах.

— Браво, Ивонна, так ее, так.

Люка снова бросается на Ивонну. Она не чувствует ударов. Она ничего не слышит, ничего не видит. Только одно — победить.

Ивонна отступает. Она тяжело дышит и уже устала. Глаза у нее испуганные. Люка продолжает наступать.

— Держись, Ивонна. Браво, Люка, так, еще, еще. Браво, Люка.

На минуту борцы сцепляются.

— Царапается, — вскрикивает Люка.

Свист. Долой, долой Ивонну. Позор. Люка наступает, из ее расцарапанной щеки течет кровь.

— Браво, браво, Люка!

Ивонна уже только увертывается от ударов, защищает руками лицо. Она оглядывается — нельзя ли удрать. Но публика стоит сплошным кольцом, плечом к плечу.

— Врешь, не уйдешь! — уже по-русски кричит Люка.

— Довольно, — вдруг всхлипывает Ивонна. — Я больше не могу.

— Признаешь ли себя побежденной?

— Признаю, — всхлипывает Ивонна.

Жанна звонит в колокольчик.

— Чемпион России, в один раунд…

Борцы снова пожимают друг другу руку. Публика качает Люку.

— Тише, тише, уроните, убьете ее.

Люка, не совсем еще придя в себя, смотрит кругом счастливыми, ошалевшими глазами:

— Вот видите, победила.

Снова аплодисменты. Кто-то промывает ее расцарапанную щеку.

Кто-то толкает ее:

— Я на тебе десять франков сделала. Завтра пирожными угощаю.

Люка возвращается домой счастливая и гордая. Левое плечо ноет, и на щеке царапина. Но это пустяки. Будет ее помнить Ивонна. А прохожие спешат мимо, толкают ее, и никто не знает, что она победила.

Уже темно. Фонари зажжены. Воздух холодный и влажный. Люка проходит сквозь Трокадеро, на минуту останавливается, смотрит с лестницы на Париж. Эйфелева башня тает в белом тумане, внизу под высоким пролетом огни и деревья Марсова поля. Люка спускается по лестнице, медленно идет мимо чугунного носорога, мимо пустого цветника с небьющими фонтанами.

Она нагибается, поднимает с земли бурый сморщенный лист, кладет его на ладонь. Лист слабо шуршит. «Как записка, — думает Люка. — Записка. Откуда? С неба?..»

Голые деревья тревожно шумят над головой. Сквозь тонкие ветки огни фонарей кажутся звездами. От влажной черной земли сладко и обморочно пахнет тлением. И вдруг порыв ветра и между деревьями черные огромные крылья.

— Азраил…

Но уже ничего нет. Только вечер. Только фонари и шуршащие ветки.

Люка идет дальше, испуганная, смущенная. Что это было?.. Нет, ничего не было. Но разве она еще помнит? Не совсем забыла?..

Люке грустно, и как она устала. Она еле передвигает ноги. Вот наконец их улица. Под фонарем перед самым подъездом стоит кто-то. Она видит его синее пальто, его шляпу. Он стоит спиной к ней — верно, ждет. Но какое ей дело? Сердце еще трепещет от шума черных крыльев. Что это было?.. Неужели опять Азраил?

— Здравствуйте, Люка.

Люка кладет холодную руку в его ладонь. «Нет, это только кажется, — успокаивает она себя. — Только кажется…»

И все-таки она говорит:

— Здравствуйте, Арсений Николаевич…

— Как поживаете, Люка?

— Хорошо, спасибо… — Лучше прислониться к фонарю, чтобы не упасть.

Она неясно видит его лицо. И голос его доносится будто издали… Это от тумана. Это от волнения.

— Какая вы бледная. Вы были больны?..

— Нет…

— Как поживает Екатерина Львовна? Вера Алексеевна?

— Вера вышла замуж. Она в Ницце.

— Скоро приедет? — отрывисто спрашивает он.

— На будущей неделе. Она вчера прислала цветы.

Он снимает шляпу:

— Ну, всего хорошего, Люка. Кланяйтесь Вере Алексеевне. Не забудете?

— Нет.

— А вы большая стали. Много учитесь? Так не забудьте передать привет Вере Алексеевне. До свиданья.

Он быстро уходит. Люка растерянно смотрит ему вслед.

«Неужели это на самом деле был он? Улица пуста, и даже представить себе нельзя, что он только что стоял здесь под фонарем и говорил с ней…» Люка тихо входит в дом, поднимается по лестнице и в прихожей бросается на шею матери:

— Мама, мама… — И нельзя